Марсианские войны

Глава 36. ШЭНЬМУ, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Осада Шэньму продолжалась менее трех часов.

Пешие воины Монгкхана вскарабкались по Великой Стене, как пауки. На самой стене их никто не встретил. Потом они спустились по другой стороне, потеряв всего лишь трех человек, повредивших ноги. Еще один, не удержавшись на рассыпавшемся под ним зубце, упал головой вниз на камни и раскроил себе череп.

На безопасном расстоянии от них кружил военный вертолет, но никаких действий не предпринимал, ограничиваясь наблюдением.

Орда Монгкхана продвигалась вперед врассыпную, соблюдая интервал, зная, что ракеты вертолетов не смогут причинить им значительного вреда единичными залпами. Монголы шли по траве, минуя деревья и холмы, и поначалу не встречали никакого сопротивления. Город Шэньму лежал перед ними, как сияющий сказочный мираж, оазис богатства и неслыханных удовольствий, хотя издалека казался серым и унылым.

Монгкхан, шедший впереди, поднялся на невысокий холмик, откуда ясно виднелись окраинные постройки.

— Мы сожжем город, — сказал он своему сотнику, спешно назначенному на этот пост прямо на марше.

— Он очень велик, — засомневался Самбу.

— Ничего, пожар будет жарче.

— Но если все сгорит, то где мы будем жить?

— Все не сгорит. Мы выгоним дармоедов из тех домов, которые нам понравятся, и будем жить в этой части города. В конце концов, нас не так уж и много.

— Да, не так уж и много для орды. Некоторые из этих зданий сделаны из металла и бетона, — добавил Самбу. — Поджечь их будет нелегко.

— Подожжем деревянные. Огонь напугает всех, ведь малодушные китайцы не выносят никакого насилия.

— Это верно, — согласно закивал Самбу.

— Передай назад, что мы будем ждать до заката, а потом по двое-трое проникнем в город, поджигая все по пути.

— Тогда у нас хватит времени собрать сухой травы.

— Да, это мой первый приказ как хана. Выполняй.

— Твое слово приказ.

Оба монгола спустились со своего наблюдательного пункта, не подозревая о том, что им не суждено увидеть заката, не говоря уже о горящем Шэньму. * * *

Полковник Чан, командир подразделения сил быстрого развертывания НОА, выглянул в иллюминатор транспортного самолета. Так и есть. Шэньму остался позади, они летели на север. Приказ был ясен: высадить десант против наступающего авангарда монгольских дикарей и устроить им примерную мясорубку. Проверив страховочные ремни, полковник прошел в хвостовую часть самолета.

— Приближаемся к зоне десантирования. Три минуты, — донеслось из пилотской кабины.

— Приготовиться! — рявкнул полковник Чан.

Взвод под грозным названием «Кулак» поднялся, сжимая автоматы и поправляя запасной и основной парашюты, делавшие солдат похожими на беременных женщин, одетых почему-то в пятнистые зеленые маскхалаты. На лицах бойцов застыло напряженное выражение.

Задний люк открылся, и поток холодного воздуха ворвался в самолет. Замигала красная лампочка — сигнал того, что они вышли в район десантирования.

— Пошел! Пошел! Пошел! — кричал полковник Чан, хлопая каждого из бойцов по спине.

Они прыгали, кувыркались в воздухе и уносились назад. Вскоре зеленые парашюты, цвет которых точно имитировал окраску проплывающего внизу пейзажа, расцвели под крылом, как унылые цветы.

Когда последний, получив ощутимый толчок Чана, покинул борт, полковник прыгнул сам. Как и положено, последний по очереди — старший по команде.

Операция началась плохо. Их встретил беглый огонь. Два парашюта не раскрылись, а еще один отнесло далеко в сторону. Один из солдат попытался открыть ответный огонь, но вдруг ощутил резкую боль в ноге. Следующие две стрелы поразили жизненно важные органы.

Однако десантникам все же удалось достичь земли с небольшими потерями и залечь. Полковник Чан спускался с автоматом на изготовку. Монголы, к его удивлению, оказались хорошими бойцами. Укрываясь в высокой траве и за деревьями, они вели огонь с поразительной меткостью. Монголы не ведали страха и превосходили десантников численно. Но все же в этот день судьба боя зависела не от числа, а от умения.

Как только его сапоги коснулись земли, полковник Чан упал, перекатился, освободился от строп и метнулся к ближайшему дереву, не заботясь о парашюте. Ветер подхватил полотнище и понес в сторону монголов. «Вот и хорошо, — подумал полковник, — пусть летит, может и захлестнет какого-нибудь зазевавшегося противника».

Добежав до холма, Чан окинул взглядом картину боя. Монголы держались стойко, но их оружие не шло ни в какое сравнение с автоматами Калашникова. Вот только патронов могло не хватить.

И тем не менее, стрелы оказались страшнее. Они прилетали неизвестно откуда, бесшумно пронзая плоть и дробя кости. Не один солдат героической НОА оказался выведен из строя, когда дрожащее тростниковое древко с металлическим наконечником и красным оперением вонзалось в руку или ногу. Достаточно скоро полковник Чан выяснил, что в полевых условиях их практически невозможно вытащить. Полковник спускался по склону холма, ведя огонь по кучке монголов, методично расстреливавших его солдат. Внезапно Чан почувствовал, как напряглись мышцы левого бедра, будто их сжала судорога.

Он еще ухитрился сделать два шага, но дальше тело отказалось повиноваться разуму. Чан споткнулся и ощутил новую, более пронзительную боль. Опустив голову, он увидел торчащую из бедра стрелу.

Однажды Чана ранило и он выжил. То было пулевое ранение. Кость не задело. Кусок свинца прошил предплечье, оставив отверстие в мышцах, которое быстро затянулось. Теперь об этом напоминали только мертвенно-бледные складки кожи.

Сейчас все обстояло иначе. Пуля прошла навылет, а стрелу нужно было извлекать. Опустившись на землю, полковник попытался достать ее, но это оказалось нелегко. Когда же он наконец ухватился за стрелу, то столкнулся с другой проблемой.

В какую сторону тащить? Тянуть за оперение, значит еще больше порвать мышцы. Ухватившись за острие, придется протащить через рану все древко, а это рискованно — можно оставить в теле занозы. Он попробовал отрезать наконечник кинжалом. План был хорош, да вот только проводить эту хирургическую операцию приходилось на поле боя.

Чан уже начал пилить древко, поглядывая одним глазом на своих солдат, когда вдруг почувствовал, как что-то горячее коснулось его затылка. Дуло АК-47. Голова его дернулась. Губы сложились, чтобы произнести слово «нет». Но воздух так и не вышел из легких.

Полковник Чан увидел дым боя, ощутил его вкус, но это было последнее, что ему удалось почувствовать. В следующий миг автоматная очередь разнесла его череп, разбросав мозги, глаза и клочья кожи.

История осады Шэньму зафиксировала, что подразделение «Кулак» отлично показало себя, учитывая обстоятельства. На каждого погибшего монгола пришлось всего три китайских солдата. Почти равные потери. В конце концов, силам быстрого развертывания ничего не оставалось, как отступить к окраинам Шэньму и окопаться. Монголы, столкнувшись с плотным огнем обороняющихся, просто отступили к холмам и растворились среди них.

К началу третьего часа сражения дым и вонь рассеял поднявшийся ветер, и высшее военное руководство, оценив ситуацию с точки зрения тактической реальности, отдало приказ обработать холмы напалмом.

Работу успешно выполнили военные вертолеты, поднявшиеся с воздушной базы Донг Шенг Фенг. Они бомбили холмы до тех пор, пока те не превратились в черные кочерыжки, а тела мертвых — в обугленные кости и мясо.

Точных сведений о потерях так и не появилось. При бомбежке разбился один вертолет НОА, у которого внезапно отказал мотор. Экипаж, оставшийся в живых после довольно жесткой посадки, был расстрелян на месте.

К полудню данные воздушной разведки легли на стол местного военного комиссара. Тот просмотрел еще не просохшие фотографии и возбужденно воскликнул:

— Мы их отбили. Они отступили на восток. Вот оно, доказательство того, что монгольская угроза, так напугавшая Гонконг, высосана из пальца. Они бежали с поля боя!

— Монголы нередко используют отступление как уловку, — предположил начальник разведки.

— Если это уловка, то мы на нее не поддадимся. Пусть себе отступают. Если они продолжат отход, то мы будем знать, что так оно и есть. Если вернутся, мы встретим их, как подобает. Дикари… всего лишь дикари, а мы современная нация, обладающая громадной военной мощью.

Никто не усомнился в словах комиссара. Все ожидали дальнейшего развития событий.