Марсианские войны

Глава 14. ВСЕМИРНАЯ СТЕНА, ОККУПИРОВАННАЯ МОНГОЛИЯ

Отключившись от реальности, Казар, родившийся в девятый час девятого дня девятого месяца Года Змеи, погрузился в воображаемый мир. И в этом мире он несся по бескрайним степям на своем верном скакуне.

Над ним расстилалось небо того невероятно ясного тона, который монголы называют Менке Коко Тенгри и которому поклоняются как Вечному Голубому Своду. Человек пьянел от одного вида этого пульсирующего чрева вечности, нависшего над степью.

Вечная скачка была образом жизни для Казара, как и для всех монголов. Со времен Чингисхана все самое главное для монголов делается на скаку. Даже после падения последнего хана мужчина-монгол не сошел с седла, куда его сажали, отняв от материнской груди, и где он оставался — если это был удачливый монгол — до последнего часа, когда кости его ложились в священную землю предков.

Казар мчался во весь опор, не задумываясь о происходящем. Он лишь знал, что на кон поставлена его жизнь и потому гнал скакуна под вечным голубым небом, которое взывало к нему звуками протяжных монгольских песен, столь прекрасных и дивных, что они, казалось, родились не на Земле, а в неких райских сферах.

Казар знал — там, в горах, его спасение. К этому могучему массиву он и стремился. Там, вблизи пика Бурхан Халдан, как утверждали предания, во времена своей бурной молодости нашел прибежище Чингис. И там же окончивший свои дни великий хан был тайно погребен. Никто из монголов не знал точного места. Оно было священно. Казар верил, что если достигнет этой горы, то дух Посланного Небесами Бога Чингиса защитит его от невидимого зла.

Постепенно голубое великолепие небесного шатра стало меняться. Сначала небо потемнело, став синим, потом приобрело фиолетовый оттенок и наконец превратилось в черный, как смоль, ковер, расшитый бисером тысячи созвездий, ни одно из которых не имело знакомых очертаний.

Затем изменились и звезды. Они стали желтовато-зелеными. Все до единой. Не было рубинов, топазов, золота. Не было бриллиантов, какими, несомненно, являются все звезды. Их неослабный блеск, казалось, исходил из тысяч злобных глаз древних идолов, парящих над Матерью Монголией.

Окутанный их недобрым светом, Казар все сильнее нахлестывал своего Чино. Но как ни мускулист был Чино, как ни велико было его могучее сердце, он оставался всего лишь конем, пусть даже и самым быстроходным.

Потом небо взволновалось и желто-зеленые звезды стали падать. Казар знал, что они охотятся за ним. Он понимал это инстинктивно. Понимал не умом, не чувствами, а чуткой монгольской душой. Он не ведал, почему падающие звезды ищут его. Понятия не имел об этом. Но из всех людей на Земле им был нужен только он, Казар, ставший их главным призом.

Поначалу они лишь слепо прорезали небо огненными стрелами. Но вот одна из них замерла, изменила курс и пустилась в погоню за всадником.

И тут же, словно слух о том, что где-то внизу мчится монгол по имени Казар, облетел всех его преследователей, волнообразная желто-зеленая дорожка потянулась вслед одинокому всаднику.

Они росли прямо на глазах, заслоняя небо, и вскоре воздух над головой Казара зазвенел от напряжения. Словно связанные невидимыми канатами, громадные небесные шатры начали опускаться.

Он натянул поводья. Жеребец попятился, вскидывая голову, и замер, превратившись на миг в точеный силуэт на фоне падающих звезд. Только звездами они были такими же, как сам Казар — Великим ханом Хубилаем.

За окнами небесных шатров двигались тени, а горящие красные глаза наблюдали за ним. Повернув испуганного коня, Казар увидел, что рубиновые глаза сверлят его со всех сторон, прячась в ночных тенях.

Самым странным, что заметил Казар перед тем, как неведомая тьма поглотила его сознание, было то, что некоторые из этих глаз двигались не парно, а поодиночке. Но это же невозможно! Даже у демонов должно быть два глаза. Когда поворачивается один, то же делает и другой. Видеть, как мигает один глаз, как он перемещается во тьме пылающей красной точкой независимо от других, было странно и противоестественно.

Рокот грома пробудил его.

Казар открыл глаза и, не дожидаясь, пока зрачки привыкнут к темноте, попытался сдвинуться с места. Попытка окончилась неудачей. Руки оказались скованными, ноги тоже, хотя напряжения пут не ощущалось. Даже дышалось с трудом, но грудь подымалась и опускалась, как кузнечный горн. Он слышал потрескивание грудных хрящей, но легким все же не хватало кислорода.

Лоб горел, словно к нему прижали раскаленный уголь. Из тьмы потянулись ростки воспоминаний. Он вспомнил, как упал под тяжестью сетей, вспомнил злобный взгляд Костяной Головы и приставленное ко лбу тупое дуло. И больше ничего. Казар сделал глубокий вдох: «Я не умер. Может быть, от меня осталась лишь куча вареного мяса и костей, но я жив. Это хорошо.»

Казар начал осматриваться.

Сверху лился свет. Плохой свет — в нем не было ни яркости и тепла солнца, ни мягкости и загадочности луны, ни даже оплывшей вонючести свечи из жира яка. Этот свет покачивался и обжигал, высушивая пот, сочившийся через все поры тела.

Потом свет закрыла черная фигура. Человек. Нет, не человек. Слишком большая голова. По мере того, как его глаза привыкали к освещению, и Казар начинал различать формы и детали, холодок страха все сильнее сжимал сердце монгола.

Нет, это не Костяная Голова. Это другой. Цвет тот же, но рот, полный острых зубов, меньше и окружен корчащимися и дергающимися червяками. На месте глаз — два плоских пустых овала, размерами превышающие любые глаза. Над ними красный зрачок, раскаленный и отвратительный, чем-то напоминающий звезду Красный Глаз.

Этот зрачок с любопытством рассматривал монгола. Казар попытался отвести взгляд, но не смог.

— Изыди, демон, — в замешательстве пробормотал он.

Тяжелый, словно притягивающий к себе глаз даже не мигнул.

— Вернись туда, откуда пришел. Ты не нужен мне, Красный Глаз.

Голова слегка качнулась, пылающее око уставилось на обнаженную грудь Казара, и тот почувствовал, как невидимые холодные пальцы коснулись его напрягшихся мускулов.

«Меня съедят», — подумал он.

Рука вдруг отдернулась, фигура отступила. Свет снова ударил в лицо, заставив Казара на мгновение зажмуриться. Страх не проходил, сердце колотилось так, словно хотело вырваться из груди.

Казар закрыл глаза и постарался взять себя в руки. Сейчас он сотрет этот страх в порошок, а потом вышвырнет его из себя. Но что уготовила ему судьба? Этого Казар не знал. * * *

— Плотность мышечной массы в пять раз превосходит значения, которые мы регистрировали у других землян, — сообщил лаборант.

— В прошлом монголы проводили в седле большую часть своей жизни. Этот похож на них, — заметил Телиан Пиар.

— Он очень силен, — признал Комо Дат. — И хитер.

— Убийца, — согласился Пиар.

— Да, убийца, которого мы можем заставить подчиниться нашей воле и использовать так, как нам нужно.

— Нет, он не только дикое животное, но и разумное создание. Он живет, руководствуясь не только инстинктом, но и мозгом. Контролировать его с помощью имплантации невозможно. Нам следует отыскать другой вариант решения проблемы.

— Мне бы хотелось измерить его физическую силу.

Взглянув на контрольную панель, лаборант сказал:

— Постоянное напряжение в инерционном поле дает удивительный эффект — увеличение силы на три процента.

Телиан Пиар и Комо Дат переглянулись.

— Проводите ваши испытания, — сказал Пиар. — Я не беспокоюсь насчет его безопасности.

— Как пожелаете, — прошипел Комо Дат. * * *

Казар перевел дыхание, его попытка приподнять хотя бы верхнюю часть туловища оказалась безуспешной. При этом он не чувствовал ни холода металла, ни шероховатости сыромятных ремней или пеньки. Двигаться он не мог, впечатление было такое, словно стекающий по спине пот превратился в клей, намертво приковавший его к месту.

Стол вдруг наклонился и принял вертикальное положение, но стоять Казар тоже не мог — ноги не доставали до пола. Прямо перед ним оказалась гладкая стальная стена, отполированная до зеркального блеска. Казар увидел себя. Он был обнажен. Но не нагота заставила его вздрогнуть.

В самом центре лба появилась отметина.

Казар не так уж часто смотрелся в зеркало, а потому сейчас он даже затаил дыхание. Душа его сжалась в комочек. Как ни всматривался Казар в свое отражение, значение запечатленного на лбу знака оставалось ему непонятным. Форма тоже ни о чем не говорила. Чем-то она напоминала китайскую пиктографию, но он знал лишь старое уйгурское письмо и немного русскую кириллицу, но не иероглифы.

Спустя несколько секунд гул в комнате прекратился, и его подошвы опустились на холодный пол. Казар пошатнулся, но удержал равновесие и шагнул вперед, вглядываясь в загадочный знак, украшавший или наоборот, обезображивавший его лоб.

И замер. Это был белый череп, очерченный красным, на фоне луны цвета слоновой кости. Череп напоминал Костяную Голову, только вместо глаз — пустые впадины.

Двери в комнату, расположенные друг против друга, распахнулись. В помещение вошли четверо. Теперь их головы не были скрыты под стеклянными колпаками. Оружия Казар тоже не обнаружил. Они вошли осторожно, расставив руки, и остановились в позе, которую невозможно было расценить иначе, как угрожающую. Хрупкие тонкие руки, напоминающие кривые ветки засохшего деревца, оставляли впечатление слабости.

Казар позволил им войти, не двигаясь с места. Широко расставив ноги, он приготовился к схватке.

— Ну что, Костяные Головы, вы знаете монгольскую борьбу? — с вызовом бросил он. — В свое время я свернул немало шей.

Противники тоже приготовились. На мертвых лицах лишь глаза выражали какое-то чувство — ненависть, и Казар ответил им тем же.

В следующее мгновение злобные красные глаза смотрели на него со всех четырех сторон.

Он отступил на шаг, вытягивая на себя двоих, но стоило тем поднять ноги, как Казар словно взорвался. Неведомая сила подбросила его вверх, и оказавшийся за спиной гнард, не успев сообразить, что именно произошло, отлетел в сторону с пронзительным воплем. Опустившись на пол, Казар качнулся вперед и его пальцы сомкнулись на горле двух слишком близко подошедших противников. Еще одно усилие, и головы врагов ударились друг о друга. Раздался треск, черепа раскололись, как спелые арбузы, и из них вывалилась сероватая мякоть.

Резко повернувшись на одной пятке, Казар бросил взгляд на поднимающегося врага.

Четвертый отступил, не решаясь сблизиться с землянином, и тревожно взглянул на двух своих товарищей, не подающих ни малейшего признака жизни. Казар поманил его пальцем.

— Ну давай, Костяная Голова. Иди сюда и сражайся, как монгол.

Однако противник продолжал кружить, явно дожидаясь поддержки со стороны оставшегося в живых приятеля, которому удалось в конце концов принять вертикальное положение.

Сохраняя безопасную дистанцию, они вдвоем пошли по кругу. Казар поворачивался на месте, стараясь не упустить из виду обоих. Разгадав его стратегию, гнарды предприняли другой маневр: один остановился, а другой попытался зайти монголу за спину.