Марсианские войны

Глава 16. ГОРА БУРХАН ХАЛДАН

— Я требую исполнения моего первого желания, — заявил Казар после того, как трап втянулся в глубь шатра, дверь закрылась, а сам небесный корабль вновь поднялся в лазурную высь.

— Каково твое желание? — сжав кулаки, проскрежетал Комо Дат.

— Сначала возвратите мне коня.

— Его нашли.

— Приведите его ко мне.

— Он в надежном месте.

— Единственное надежное место рядом со мной.

— Хорошо, — согласился Телиан Пиар.

Небесный шатер изменил курс и вскоре приземлился в каком-то странном месте, похожем на клетку с разноцветными металлическими брусьями.

Вспыхнул свет, его лучи выхватили из темноты фыркающего и мотающего головой Чино. Испуганные Костяные Головы мельтешили вокруг него, не зная, как справиться с животным. Один из них прижимал к груди раздробленную копытом руку. Казар бросился к жеребцу.

— Я его успокою!

Конь мгновенно затих. Монгол взял его под уздцы и повел к небесному шатру.

— Животному нельзя здесь находиться, — прошипел Комо Дат.

— Куда идет он, туда иду я.

Сказав так, Казар провел коня по трапу. Оказавшись на борту рядом с хозяином, Чино незамедлительно отметил свое присутствие несколькими лепешками.

— Хороший конь, — похвалил Байяр, похлопав Чино по крупу.

— Это конь будущего хана, — проворчал Казар.

— Так каково твое первое желание? — спросил Телиан Пиар, когда они поднялись в воздух.

Казар повернулся к Красному Глазу.

— Я ищу место погребения Чингисхана, которое согласно преданию находится на горе Бурхан Халдан.

— Укажи нам путь к этой горе, — сказал Телиан Пиар. * * *

Путешествие не заняло много времени, и, хотя Казар никогда прежде не видел священного места, он сразу узнал резкий силуэт вершины Бурхан Халдан, тень которой падала на излучину реки Онон.

— Вот она, — сказал он.

— Да, это она, — подтвердил Байяр.

— А где могила этого Чингисхана? — спросил Пиар.

— Никто не знает, — пожал плечами Казар.

— Верно, — эхом отозвался Байяр. — Его погребли тайно от всех.

Казар с интересом взглянул на своего спутника.

— Я думал, что ты ничего не знаешь о Чингисе.

— Ну, это-то я знаю.

Казар удовлетворенно кивнул и обратился к Комо Дату и Телиану Пиару:

— Известно, что Чингис похоронен где-то здесь. Соберите всех своих солдат, дайте им ломы и лопаты. Если нам хватит настойчивости, то поиски не займут много времени.

Комо Дат издал невнятный булькающий звук, в котором, после того, как он замер подобно двигателю машины, Казар признал смех.

— У нас есть более эффективные методы, — пробормотал Телиан Пиар.

Корабль завис над вершиной, и Костяные Головы занялись чем-то, сгрудившись в углу. Чино, воспользовавшись остановкой, вывалил на пол еще несколько лепешек. Костяные Головы старательно обходили их, но один несчастный, пытаясь пройти мимо жеребца, потерял бдительность и, поскользнувшись, хлопнулся в самую кучу.

— Что за знак у тебя на лбу? — шепотом спросил Байяр.

— Это Знак Следующего Хана.

— Когда ты вошел в пещеру, у тебя его не было.

— Не забудь рассказать всем монголам, которых мы повстречаем на своем пути, что халха-монгол по имени Казар проник в пещеру, где он родился, и вышел из нее Казаром Могучим, Следующим Ханом.

— Но что могло выжечь в пещере такой знак на твоем лбу?

— Этого я никому никогда не открою, — бесстрастно заявил Казар.

— Да, — согласился Байяр. — Есть вещи, о которых лучше не знать.

Сошедшись во мнении по этому вопросу, они снова принялись наблюдать за тем, как работают Костяные Головы. По всему внутреннему периметру небесного шатра располагались экраны и сейчас они показывали гору с прилегающим к ней районом с различных точек зрения. Оператор нажимал кнопку, и гора словно расступалась, обнажая свои внутренности.

Слой за слоем они проникали все глубже и глубже, и перед ними представали кости людей и животных, истлевшие клочки одежды и оружие, предметы утвари, как изготовленные руками монголов, так и чужеземные. Работа продолжалась уже несколько часов, но все еще не принесла видимых плодов.

Наконец один из Костяных Голов, оторвавшись от экрана, сообщил что-то Телиану Пиару. Тот кивнул Казару.

— Подойди сюда, монгол.

На экране ясно виднелась темная полость в гранитном массиве.

— Да, — сказал Казар. — Могила Чингиса. Сегодня великий день.

— Ты прав, это великий день, — согласился Байяр и тут же добавил: — А для чего тебе все это?

— Увидишь. * * *

Все дальнейшее напоминало колдовство. Место было расчищено, и на землю направлен голубовато-белый луч. От его прикосновения почва плавилась и превращалась в газ. Едва сдерживая охватившее их волнение, Байяр и Казар молча наблюдали за происходящим.

— Никогда не видел таких чудес.

— Это что, а вот будет чудо, когда мы встанем рядом с могилой Хана Чингиса, вдыхая воздух, в котором растворился его дух.

— Я дрожу при одной этой мысли.

— Прежде чем прервется моя жизнь, еще вздрогнет все человечество… и Костяные Головы тоже, — едва слышно добавил Казар.

Байяр кивнул, не сводя глаз с углубляющейся на его глазах ямы.

Наконец последний слой земли был убран, и перед глазами монголов предстала черная зияющая дыра. Ни песка, ни камней, только мрачная пустота. Казар первым шагнул к отверстию.

— Сначала я.

— А я буду вторым, — сказал Байяр.

Дорогу им преградил Телиан Пиар. В его красном глазу светилось любопытство.

— Что вы там ищете?

— Символ моей грядущей власти, — ответил Казар. — То, с помощью чего я добьюсь повиновения от всех, кто живет под Вечным Голубым Небом, — глаза его затуманились.

— Тогда иди, — кивнул Пиар.

Став на край подвала, Казар заглянул вниз. Солнце стояло высоко над головой, но он видел лишь тени и осыпавшуюся землю. Опустившись на колени, монгол еще раз посмотрел в яму, а затем, ухватившись за край обрыва, стал медленно опускаться. Какое-то мгновение он висел на руках, а потом разжал пальцы.

Высота оказалась меньше, чем рассчитывал Казар, но все же он едва устоял на ногах. Потом выпрямился и глубоко вздохнул. В воздухе пахло плесенью, землей, смертью и гнилью. Казар огляделся.

Кругом было темно, косые лучи солнца освещали лишь дальний край ямы. Там лежал скелет лошади, затянутые паутиной кости частично покрывала кожаная сбруя, сквозь густой слой древней нетронутой пыли поблескивало золото.

— Мне нужен свет, — подняв голову, крикнул Казар.

— Это одно из твоих желаний? — спросил Комо Дат.

— Не имеет значения, — ответил Казар, который вовсе не был дураком.

— Я иду! — донесся до него спустя некоторое время голос Байяра.

В следующий миг он тяжело шлепнулся рядом с Казаром, как мешок костей, перекатился на бок и неуклюже поднялся.

— Принес свет, — сообщил Байяр.

— И чего потребовали Костяные Головы в обмен на это? — усмехнулся Казар.

— Я пообещал им убрать за твоим Чино.

— Хорошая сделка, — расхохотался Казар. — Дай мне фонарь.

— Это мой фонарь.

— А я твой хан.

— Ты еще не хан.

— Дай мне фонарь, иначе, когда я стану ханом, ты будешь жестоко наказан за непослушание.

— Ты говоришь как хан, а потому я подчиняюсь твоему требованию. Но мне это не нравится.

— Главное, чтобы ты повиновался своему хану, — прорычал Казар.

Сверкнул свет, и все ожило.

Кости. Людей и лошадей. Они лежали повсюду, наполовину погрузившись в земляной пол.

— Говорят, вместе с Чингисом были погребены его любимые рабы и кони, а также самые прекрасные дочери его приближенных.

Байяр удивленно огляделся.

— Без гробов?

— А зачем рабам и коням гробы?

Повсюду стояли пики, сабли и боевые доспехи. У стен покоились массивные, обвитые цепями сундуки из прочного дерева. Казар подбежал к длинному копью, опустился на колени. Широко раскрытые глаза его восторженно сияли.

— Его держал в руке сам Чингисхан.

— Прекрасное оружие, — согласился Байяр, отводя фонарь в сторону.

— В нем его сила, — Казар бережно поднял короткую кривую саблю с согнутым хвостовиком.

— Видишь, она повреждена.

— Дурак. Неужели ты ничего не знаешь о монгольских обычаях? Согнутый хвостовик означает, что эта чудесная сабля была оставлена в могиле хозяина, послужив ему при жизни. Наверное, она принадлежала самому Чингису.

Казар поднялся и взмахнул саблей. Чудесное лезвие со свистом рассекло воздух. Байяр провел лучом по всему склепу и наткнулся на что-то длинное и сияющее даже под слоем пыли.

— Серебро, — выдохнул он.

Казар повернулся. Дыхание его вдруг участилось.

— Поздравляю тебя, ты нашел серебряный гроб самого хана Чингиса.

Вдвоем они медленно подошли к гробу. Приблизившись к длинному ящику из кованого серебра, украшенному фантастическими узорами, Казар замер в благоговейном молчании и опустился на колени.

— О хан Чингис, прав был ты, когда сказал: «После нас люди нашего племени будут носить расшитые золотом одежды, есть сладкую жирную пищу, ездить на богато украшенных конях, держать прекрасных женщин и позабудут все, чем обязаны нам», — Казар вздохнул, голос его задрожал. — Все, что ты построил, превратилось в пыль. Вся пролитая тобою кровь оказалась пролитой напрасно. У твоих сынов и дочерей нет земли, нет городов, они томятся под ярмом чужеземцев. И хотя они не утратили монгольский дух, никто из них не принял вызов, брошенный жизнью. Они остались монголами по имени и по крови, но презирают кровопролитие и ненавидят войну. Не удержав традиций Золотой Орды, они опустились настолько, что подпали под власть людей, которые даже и не люди и у которых лица мертвецов и глаза демонов.

Казар немного помолчал.

— Но если верно то, что я родился со сгустком черной крови в правой руке, то тогда я сочту это знаком того, что старые обычаи не умерли, а только уснули. Если в том моя судьба, я разбужу древний дух, соберу всех кочевых монголов и поведу их в поход. Мы вернем наши прежние земли и завоюем новые. Если ты благословляешь мои начинания, Темучин, дай знак Казару Могучему.

Легендарный гроб лежал перед ними, сияя под лучами фонаря. Рука Байяра дрогнула.

— Он не говорит с тобой, — прошептал Байяр.

— Он и не может говорить, ведь Чингис давным-давно умер.

— Тогда какой же знак может дать мертвец живым?

— Это решит он сам.

Байяр повел лучом по сторонам.

— Я вижу, тут есть и золото, и серебро.

— Золото тяжело, а серебро слишком легковесно. Мы — монголы. Нам нужны только мы сами, пища, женщины, достойные враги, чтобы их убивать, и города, чтобы их грабить и разрушать.

— Если бы у меня была пухлая жена, добрый конь и достаточно баранины и айрага, мне было бы ни к чему разрушать и грабить, — сказал Байяр.

— Ты монгол. Ты будешь грабить и разрушать.

— Но я не умею.

— Я тебя научу. Когда меня не станет, твоя кровь будет жаждать разрушений.

— Я буду разрушать, если ты этого желаешь. Хотя и не думаю, что это придется мне по вкусу.

— Мне и не нужно, чтобы тебе все нравилось. Главное, чтобы ты повиновался.

— Тогда договорились, — кивнул Байяр.

— Я все еще жду знак, — сказал Казар, принимаясь расхаживать вокруг молчаливого серебряного гроба с загадочными причудливыми узорами.