Марсианские войны

Глава 21. МОБАЛИГ, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

Когда через шесть дней Золотая Орда Казархана свернула к Ущелью Мертвого Монгола, она насчитывала уже более двух тысяч человек.

— Плохое место, — оглядываясь, пробормотал Байяр.

— Знаю, — буркнул Казар. — Здесь я умер.

По обе стороны ущелья вздымались угрюмые черные стены, украшенные золотистыми и оранжевыми пятнами лишайников. Узкая полоска неба над головой казалась пронзительно голубой.

Байяр поежился и взглянул на Ариунболда, чья рука, больше похожая на бронзовую лапу статуи, сжимала древко штандарта. За шесть дней пути пальцы его превратились в тиски, способные раздробить в песок любые кости, что он уже и демонстрировал. Все подозревали, что сила была в нем и раньше, только за последнее время бывший пастух научился новому способу превращения живых костей в мертвые обломки.

Вооружение Новой Золотой Орды не отличалось единообразием: автоматы Калашникова, мушкеты, револьверы, старые охотничьи ружья, луки и кое у кого сабли предков. Некоторые аулы встречали их тишиной заброшенности. А в других местах вдоль дороги выстраивались все жители, чтобы полюбоваться удивительной колонной всадников, и почти повсюду к ним присоединялись все новые рекруты.

Теперь Золотая Орда делилась на десятки и сотни, во главе которых стояли арбаны и тагуны, подчинявшиеся только хану.

— Скоро мы станем непобедимыми, — гордо заметил Байяр.

Казархан медленно покачал головой.

— Нам не нужно быть непобедимыми. Ведь мы уже неукротимы.

— Я буду чувствовать себя увереннее, когда мы станем непобедимыми.

— Ни один монгол не может быть непобедимым, только орда.

— Я не боюсь смерти.

— Ты едешь по Ущелью Мертвого Монгола и говоришь такие слова?

— Я дал клятву, — пожал плечами Байяр. — И теперь следую за ней.

Казар довольно усмехнулся.

— С каждым ли ты становишься все менее похожим на городского монгола.

— Я и сам это чувствую, — ответил Байяр, поднимаясь на стременах, но внезапно колени его дрогнули, и он шлепнулся задом на седло.

Вереница конников поднималась все выше, протискиваясь между двумя отвесными утесами, которые в снежную зиму становились непроходимыми как для человека, так и для зверя. Казар все больше мрачнел.

— Ты молчалив, — заметил Байяр. — И сейчас более, чем обычно.

— Сейчас и момент необычный.

— Как это?

— Я мертвец и возвращаюсь из мертвых к моему роду.

— Я чую беду, — встревожился вдруг Байяр.

— Ты так прочихался, что твой нос приобрел невероятную чувствительность.

— Старый верблюд чует опасность носом. Она висит в воздухе, как запах навоза.

— Здесь нам предстоит первая битва. А может быть, мы увеличим свои силы без боя.

— Я бы не рассчитывал ни на то, ни на другое, — благоразумно заметил Байяр.

Они проехали еще немного вперед и оказались на самой вершине перевала. Внизу, в долине, уютно расположились с десяток белых юрт. С высоты они казались семейством крепких, один к одному подобранных грибов. Ветер доносил аромат домашнего тепла и запах овечьего навоза.

— Здесь много лошадей, — сказал Ариунболд.

— Все наши, — добавил Казар.

— И юрты, и кибитки.

— Тоже наши.

— А сколько женщин!

Казар обернулся через плечо.

— Байяр, можешь выбрать себе жену из этого рода.

— А если не найду?

— Возьми ту, которая захочет тебя, потому что потом наши жизни ничего не будут стоить.

— А в этой долине они еще чего-нибудь стоят?

— Да. Я знаю тех, кто здесь живет. Мой род. Это слабый враг.

— Как может быть врагом твой род? — удивился Ариунболд.

— Они изгнали меня, как шелудивого пса.

Остановив Чино, Казар посмотрел налево, потом направо. Ариунболд повел своих людей к западному спуску, Очинбал — к восточному.

Они шли рысью, не переходя на галоп, чтобы не встревожить пастухов. Тиски должны были сомкнуться прямо напротив того места, где стоял на возвышении Казархан, но когда засуетившиеся обитатели аула поняли это, было уже поздно.

Несколько человек успели вскочить в седла и, погоняя своих меринов, устремились к спасительному проходу в дальнем конце долины. Однако кольцо уже сомкнулось, и они вынуждены были вернуться назад, как побитые собаки.

К этому времени все юрты опустели. Никто не знал, что готовит судьба, но холодок тревоги застыл в глазах и юношей, и стариков.

— Что мы делаем? — спросил Байяр.

— Ждем, — ответил Казархан.

— Чего?

— Когда в людях поселится страх и ослабит желание сопротивляться.

— Нам придется долго ждать. Они же монголы.

— Но перед ними Новая Золотая Орда.

Через час, когда тени удлинились, к ним подъехала горстка монголов, двое молодых и один старик. На луках седел лежали ружья, но глубоко в глазах людей таился страх.

— Далеко же вы забрались! — загремел Казархан.

Всадники резко остановились.

— Кто ты, призрак? — крикнул старик.

— Меня зовут Казархан.

— Никогда о тебе не слыхал.

— Но я слышал о тебе, Дампильдорж.

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Твой голос когда-то объявил мне смертный приговор.

— Мой? Я не знаю человека по имени Пес.

Казар понизил голос и со значением проговорил:

— Меня не всегда звали Казаром.

Старик долго всматривался в суровое бронзовое лицо Казархана. Он поворачивал голову, хмурил брови, морщил лоб, но, похоже, не нашел знакомых черт в облике незнакомца.

Один из его молодых спутников, взглянув на Казара, уставился на белого жеребца. Затем, ткнув старика кулаком в ребра, обратил его внимание на коня. Тот посмотрел на морду Чино, затем на его ноги.

— Да, я где-то видел этого коня, — признал он.

— Его зовут Чино, — подсказал Казар.

— Того жеребца звали Пес.

— Кто же дает коню такое имя? — едко спросил Казар.

— Может быть, человек по имени Волк, — парировал Дампильдорж.

На это Казархан ничего не ответил.

— Ты же говорил мне, что твое настоящее имя Пес, — прошептал Байяр.

— Меня зовут Пес. Теперь, — негромко ответил Казар.

— А жеребец был Волк, — добавил Байяр.

— Он и есть Волк.

— Ты изменил свое имя?

— Мы поменялись именами с моим конем. Хороший обмен.

— Интересный обмен, — заметил Байяр. — Но мне кажется, что в этой сделке выиграл конь.

Старик Дампильдорж откашлялся.

— Кто бы ты ни был, Чино или Казар, я спрашиваю тебя, чего ты хочешь? — голос его дрожал.

— Я хочу, чтобы все мужчины вашего рода присоединились к моему войску. Затем они принесут клятву верности Казархану и станут подчиняться правилам Новой Золотой Орды. После этого все юрты будут преданы огню, а женщины останутся оплакивать свою незавидную долю. Кроме одной.

— Может быть, ты примешь женщину и не тронешь юрты? — спросил молодой монгол.

— Я оставлю женщин и сожгу юрты.

— Мы будем сражаться за наши юрты, — пообещал другой юноша.

— Вы проиграете, а я в конце концов все равно получу то, что мне нужно. Только ваши мертвецы уже не разделят моей славы.

— Я не могу принять такое решение, — сказал Дампильдорж.

— В твоей несчастной жизни не осталось другого выбора, — бесстрастно заявил Казар.

Старик стегнул коня и поскакал прочь. Молодые монголы последовали за ним, бросая на Казара испуганные взгляды.

— Они струсили, — заметил Ариунболд.

— Испуганные более послушны, — отозвался Казархан.

— Остается только посмотреть, подчинятся они или нет.

— У них нет выбора.

Через некоторое время Казар и его окружение увидели одинокого всадника, скачущего к ним.

— Кажется, это женщина! — удивленно воскликнул Ариунболд.

— Это не просто женщина, — проворчал Казар.

Всадница неслась, как ветер, пригнувшись к шее скакуна, ее кошачьи глаза, горящие неистовым огнем, казалось, готовы были пронзить Казархана, словно две черные стрелы.

— Судя по тому, с какой радостью она приветствует тебя, видно, что ты ей знаком, — сухо заметил Ариунболд.

— Ее зовут Чульпаи Гоа.

— Не очень-то она похожа на Утреннюю Лань.

— Ее схожесть с ланью лучше всего заметна при лунном свете, — ответил Казархан, не сводя глаз с женщины.

Длинные незаплетенные в косы волосы хлестали ее по лицу, словно кнут, заставляя мчаться быстрее. Байяр было рассмеялся, но грозное лицо наездницы мало способствовало веселью. Казар спешился и, передав поводья Очинболу, сделал несколько шагов навстречу всаднице.

И чуть было не оказался под копытами. В последний момент она осадила кобылу, и та дико заржала. Казар отпрыгнул в сторону, а женщина, развернув лошадь, снова направила ее на Казара. Он успел нырнуть под взметнувшиеся передние копыта и, прокатившись по земле, оказался за крупом кобылы.

Сотрясаясь от хохота, он все же крикнул:

— Неужели от злости ты стала косить, а, Утренняя Лань?

— Прежде чем сдаться, я убью тебя! — с ненавистью выкрикнула женщина, безуспешно пытаясь осуществить еще одну атаку.

Казархан решил, видимо, облегчить ей задачу, став прямо на пути разъяренной наездницы.

— Убей меня, если сможешь. Я уже умер и не боюсь смерти.

На этот раз Утренняя Лань заставила лошадь попятиться, а затем пустила в галоп. Казар качнулся влево, потом вправо и, когда животное промчалось мимо, вдруг оказался в седле, столкнув женщину.

Она рухнула на спину, подняв тучу пыли. Не переставая смеяться, Казар подъехал ближе и поднял кобылу на дыбы. Принудив ее расставить передние ноги, он дернул поводья. Копыта опустились, прижав роскошные волосы не успевшей подняться женщины. Все ее попытки освободиться ни к чему не привели. Наконец это занятие надоело Казару, и он отъехал в сторону.

Утренняя Лань вскочила. Глаза ее метали молнии. Усмехаясь, Казар подошел к ней и нарвался на оплеуху. Он принял затрещину спокойно, тряхнул головой и получил второй удар по щеке.

— В твоих шлепках, как всегда, больше огня, чем злости, — спокойно заметил Казар.

Утренняя Лань плюнула на его доспехи.

— Я скорее умру, чем отдамся тебе, — прошипела она.

— Я умер из-за того, что ты отдалась мне. Так что очередь за тобой.

Третья пощечина оказалась самой крепкой. С гордого лица Казара исчезла усмешка, а шлем Чингисхана свалился с его головы в пыль.

Нахмурившись, он без замаха ударил ее по щеке. Утренняя Лань упала навзничь и ошеломленно замигала.

— Я бы не ударил тебя в ответ на твои шлепки, но на мне доспехи Чингисхана. Их нужно уважать.

Женщина лежала на земле и, судя по всему, никак не могла опомниться. Какой-то человек с автоматом Калашникова осадил коня в трех шагах от Утренней Лани. «Китайский автомат», — отметил Казар. В русском варианте отсутствовал складывающийся штык.

— Что-то не узнаю я этого дурака, — обратился Казар к женщине.

— Это мой новый муж.

— Вижу, ты меня не ждала, — презрительно фыркнул Казар.

— Ты умер.

— Это не причина, чтобы забыть мужчину, которого любишь.

— Кто сказал, что я тебя любила?

— В ту ночь, когда я положил тебя на мой канг и убил мужчину, которого ты выдавала за брата и который оказался тебе мужем, твое тело говорило о страсти.

— Я не могла жить без мужа и взяла себе другого.

— Тебе следовало подождать. Теперь мне придется убить и его. Это всегда очень утомительно.