Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова
- Автор: Сергей Максимов
- Жанр: Старинная литература / История: прочее
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова"
Мир – дурак
Из шести значений этого слова мир в русском языке указанное ругательное относится не к крестьянскому обществу, не к сельской общине, а прямо к деревенским сходам, и притом исключительно к тем из них, которые ведутся неправильно, где допускаются злоупотребления и нарушение прав личных и общественных. На таких-то мирских сходках и народился этот бранный придаток, как решительное и резкое обвинение. Говорится обычно так: «Мужик умен, да мир дурак».
Так, например, при выборе должностных лиц, и в особенности старшин, всякий особняком и каждый про себя решил тем, что такой-то совсем достойный и подходящий человек, – и не ошибались:
– Ума не занимать ему в людях. Пожил и поколотился по белу свету; везде побывал и многое спознал в полную меру. На добрые советы не скуп.
– Живет в достатках (своим разумом нажил), не потеснит свою волю, если захочет мир, чтобы послужил на него разумом и досужеством.
– Семью во сколько сыновей и во столько снох так урядил, что ни споров, ни ссор не слыхали и драк не видывали. Хоть под окнами у него подслушивай: мир там в избе и тишина небесная.
– И начальство его уважает: к нему прямо на постой заезжает, руку берет, картуз снимает: самый настоящий и подходящий человек для нашего мира.
С такими мнениями и на сельский сход пошли, и на волостной собирались степенно, со смирением. Кое-кто принарядился. Богу помолились, чтобы дал Господь крепкого совета и просветления разума. Все шло по-хорошему, как по маслу ползло. Кому довелось пешком идти, тот шел ходко, веселыми шагами поторапливался. У ездовых и лошади бежали бойко.
Вот уже видно, как и сход собрался и стоит тихо и смирно. Он совсем примолк, когда начали обсказывать, для чего собирали и какого решения желают. Опытные люди, бывалые не один десяток лет на мирских сборищах, готовы такому началу радоваться, признавая в мирской тишине добрую примету.
Вдруг заговорили все разом. Поднялся страшный шум, в котором ничего нельзя разобрать, словно вода прорвала мельничную плотину и пошла журчать и рвать. Все, старые и молодые, забыли про то, что каждому следует говорить в очередь. Опытным и бывалым людям не приходилось уже догадываться, что этот шум, поднятый, что называется, прямо с места, не обещает уже ничего хорошего и за добрую примету признать его никак нельзя. Взыграла на миру чья-то проклятая смута: редкий старик такие дела умеет остановить на пути и наладить на прямую дорогу.
Стали было унимать старики: их не только не слушают по-старому, с почтением, а еще и поругивают. Посмотрели старики, послушали, да и отошли в сторонку. Их переднее на сходе место заняла та молодежь, что не привыкла других слушать, а любит мешать чужим речам. В самом переду орут и руками машут те из молодых, у кого горло что ткацкое бердо. А по пословице: «Коли мир орет, так Бог молчит». Вышло на то, что сельский сход стал хуже волостного (на том, по крайней мере, народу собирается не в пример больше, а горланов там, пожалуй, и не сосчитать). Иная такая крикливая сходка кончается тем, что у стариков разбаливаются головы, а сами ораторы совсем теряют голос и надолго остаются потом осиплыми. Противники их из молодежи уходят с помятыми боками, из стариков – оскорбленными и обруганными.
Отовсюду теперь слышатся бесконечные жалобы и на внешнее безобразие сходок, и на неправильность решений, и на полное отсутствие правды ввиду тех причин, что объявились в народных обычаях новые порядки и пущены в ход до сих пор незнакомые приемы, взятые напрокат в самом Питере и немного переиначенные. Таково, например, изгнание со схода нелюбых: позволили им говорить и стали было кое-как слушать, да узнали, что обсказывают не то, чтобы хотелось им, – может быть, и правду (там еще разбирай ее). К тому же слышат, что говорит супротивник складно, того и гляди повернет в другую сторону, а когда доскажет до конца – с ним все согласятся. Нет! – так не рука, эдак допустить не можно. Такому крикнет один: «Долой со схода!» – и ударит этим словом, как обухом стукнет по лбу, на речах, как на ногах, пошатнет: остановил дерзкий и грубый человек и дело, и слово. Надо собираться с новым духом, а там смотришь, стоило хоть одному из толпы повторить такое же требование, и ближний сосед тотчас схватит оратора за руку и насильно потащит вон из круга. Тогда не речь следует оканчивать, а доводится сердиться, предъявлять свои права и, насколько хватит сил, отругиваться и отмахиваться.
Сход теперь решит все дело неправильно, совсем криво; скажет об нем гнилое слово. Крестьянский мир сегодня одурачен и останется в дураках по простому поводу: пущена в него дерзко и ходит нахально волчком злая сила, невидимая, но понятная. Это – сила подкупа мироедами всяких мастей и званий. Являются они сюда в разных видах, всем достаточно приглядевшихся и коротко известных: либо с лоснящимся от жиру лицом кабатчика, либо с чужеядным, отвислым из-под кушака пузом богателя, желающих воспользоваться незаконными правами сверх прошлогодней меры, чтобы поплотнее насесть на весь мир-народ и сосать его кровь и соки. Горланов мироеды уже давно заласкивали, приглашали в гости, потчевали; самых бойких и надежных из них подкупали деньгами. Нанимали и рассылали подручных по разным местам; расставляли их у дверей кабаков. Всякого мимо идущего они зазывали. С поклонами в пояс приглашали выпить за здоровье такого-то. Угощения не жалели: всякий мог требовать что хочет. Кабаки стонут от пенья и плясок. Имеющие право голоса на сходах совершенно согласны теперь идти на помощь тароватого просителя.
Тем временем другой такой же завидует – просит и ему пособить. И он находит помощников, бывалых и умелых, которые просят самых сущих пустяков – денег вперед на расходы. Идут молодцы по кабакам, подговаривают слабеньких и отсталых из согласных; потчуют их и собирают таким образом новую воинственную и враждебную стенку. Была бы дана на первый раз хотя бы только красненькая, да придана записочка к целовальнику: неровно подойдет случай – отпустил бы еще лишних ведерка два. Да не мешало бы написать и трактирщику: иной, может, закуски запросит, заломается чертова голова. По новой пословице теперь ведро вина перед миром правит.
Настоящий правдивый крестьянский мир совсем не таков, как поставленный в заголовке этого объяснения. Несудимый русский мир не просит и не принимает подаяний в доказательство очень давней пословицы, и, несмотря на то что и прежде покушались ее перевернуть на обратную сторону, сказано и запечатано: «Миру в окно не подашь». Прежде и начальство дорожило крестьянским миром и уважало его решение, а потому и говорилось в народе откровенно и с полной верой, что на мир никого не сменяют. Он умел стоять за себя: его не переспоривали и не перетягивали ни с простоты, ни со злого умысла, ни хитростью, он столбом стоял, и не было на нем виноватого; с ним и беда была не в убыток. Бывало, мир заревет, так леса клонятся и стонут, по пословице: «Мир зинет – камень треснет», потому что где у него была рука, там у каждого (входившего в состав члена) была голова. По старому опыту прежние люди твердо веровали, видя перед глазами многочисленные примеры, подведенные под краткий пословичный вывод, сильный внутренним смыслом и подкрепленный бесчисленными внешними доказательствами, что никем не судимый, только одним Богом судимый мир, когда, бывало, вздóхнет – и временщик издóхнет.