Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова

Каша сама себя хвалит

Какая ни уварись: изо ржи – оржаная, из ячменя – яшная, из гречи – грешневая, всякая каша хороша и каждая сама за себя ответит. Нечего ее хвалить и попусту слова терять, когда налицо само дело в незатейливом и скромном виде, с наглядными и ощутительными достоинствами. Никто не мудрил, не ломал головы: налил в горшок воды, насыпал крупы, присолил, поставил на огонь – она и уварилась. Не зевай только, чтобы каша не перекипела, когда вода забьет ключом, и не ушла бы из горшка – это очень худо и всегда не к добру. А вскипит в меру и уварится густо – нет для русского человека вкуснее и слаще этого кушанья, и потому еще, что оно непременно требует масла: «Овсяная каша тем и хвалилась, что с коровьим маслом родилась». Замечают даже так, что русского мужика без каши и не накормишь. Да она, в самом деле, везде с ним, выручая его даже и там, где нет ничего: и в лесу, где лишь одни пенья да коренья, и на реках, где песок да каменья. Мало крупы для нее, можно ее повернуть на кашицу и все-таки остаться довольным: спорое кушанье – из малого выходит большое. Оржаная каша даже благодарнее пшенной, а с грешневой всегда такое дело, что и есть не хочется, а отстать не сможется.

В самом деле, это заветное, можно сказать, даже ежедневное народное кушанье: точно какое святое, добрый друг и охранитель, обрядовое приношение, как бы осколок старой языческой веры наших предков. Вероятно, вся эта честь за то доброе свойство каши, что она встречает и умеет с честью поддержать человека на первом и на последнем пороге его жизни. Ей главное, красное место и на крестинах, и на свадьбах, как заветному праздничному блюду, вроде блинов на масленице, яиц на пасху и т. д. Крестильную кашу даже покупать надо, то есть платить повитухе деньги с приговором: «Кашу на ложки, а молодец (новорожденный) на ножки». Для каши уряжен издревле особый праздник (на Рождество Христово бабьи каши). На нее и гадают: летом румянится она в печи к дождю, зимой к снегу, вылезла в печь – к добру, из печи ушла – к худу. На ней расчет у рабочих и достоинство самой работы: «Ела коса кашу – ниже бери, не ела ее – ходи выше». У плотников при постройках новых крестьянских изб издавна велся такой обряд. Когда строение было готово вчерне, ладились подымать и обсевать матицу, то есть тот поперечный брус, на который настилается потолок. Когда она поднята и укреплена в последнем венце – варят кашу, кутают горшок в полушубок и подвешивают на веревке к матице. Плотник лезет на потолок, обходит настланный накат этот, рассыпая рожь и хмель на счастливое житье в новом доме. Проходя по матице, он рубит топором веревку, на которой висит горшок с кашей, и садится с товарищами есть это сладкое и масленое кушанье. Едят они с приличным угощением водкой и пивом от хозяина – сверх ря´ды за сруб избы. Затем опять следуют в живом языке выражения и уподобления, заимствованные от этого всенародного кушанья, – значит, сыт пострел, коли каши не ел, потому что всякому брюху должно быть любо, если глаза видят кашу во всей ее простоте и скромности. Зачем выхваляться хорошему человеку теми доблестями, которые и без того всем видны? Что хорошо, того нечего хвалить – иначе выходит самохвальство, то есть докучливый и оскорбительный порок, выродившийся из тщеславия. За это он и осмеивается с легкого сердца, а погрешивший и уличенный хвастун приравнивается к каше: то к оржаной, то к грешневой.