Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова

Хлебай уху

Пословица «Хлебай уху, а рыба вверху» – не нелепица: опять-таки по той же коренной причине, что у народа неспуста слово молвится. Оно идет из тех же мест, о которых я уже имел повод и случай упомянуть, рассказывая о таких же призрачных бессмыслицах пословичных выражений. На Низовой Волге, куда сходится рабочий народ со всех сторон (с преобладанием, однако, пензенских и других черноземных), хозяева рыбных ватаг кормят его черной, или частиковой, рыбой, которая ловится круглый год, кроме трех летних месяцев. В такую уху, следовательно, идут в свежем и живом виде: стерлядь, мелкий шип, судак, белорыбица, сазан, лосось. К черной же рыбе, хотя и с белым мясом, относятся: лещ, окунь, чехонь, вобла, тарань, жерех, подлещик, шемая, усач, щука, линь, сопа, берш и сом (и этот сорт рыбы весь я переименовал). Вся эта рыба – рабочая снедь. Ее не жалко: вари и жарь, и в пирог загибай, и в ухе хлебай, а настоящая рыба вверху, то есть идет в верховые купеческие города и в обе столицы. Настоящей рыбой считается дорогая в цене и выгодная в продаже – красная, то есть хрящевая и бескостная: благородный осетр, любимая нашим купечеством белуга и самая вкусная из всех севрюга. К этому сорту рыб относится еще шип осетровый и белужий, то есть ублюдок, только никак не стерляжий, которым привычно обманывают малоопытных в обеих столицах, продавая его заместо настоящей кровной и породистой стерляди.

Могу предупредить сомнения и вопрос. К числу таковых же бытовых поговорок в зависимости от промыслов относится следующая: «Пришла честь на свиную шерсть». Это бывает осенью и зимой, когда кулаки – скупщики крестьянского изделья – являются менять на горшки и горянщину всякое бабье рукоделье и все принадлежащее им одним, по вековечному праву: лен, пеньку, нитки, а на этот раз и свиную шерсть, то есть щетину. Образчиков в этом роде в обращении всенародном, конечно, очень много и писать об этом очень долго.

В созвучии имен при их выборе исключительно ищут, главным образом, склада и лада, доведенных в старинных нецензурных лубочных картинах до крайности и излишеств. Людские имена наичаще служили соблазном и облегчали поползновение на красное слово и усилия на остроты: «Постоянная дама Варвара с поволокою глаза; Василиса – кислый квас; Фитинья – белые белила, Афимья – алые румяна и т. п. Плохо Алеха (а пожалуй, и Тереха), хило Вавила. Взяло Фоку сзади и сбоку. Потягота на Федота, с Федота на Якова, с Якова на всякого».

Бывает, однако, и так, что, по-видимому, случайно выбранное имя на самом деле заключает в себе глубокий смысл. Горюет Фома, что пуста сума, обыкновенно в то время, когда наступают первые зимние праздники, обязывающие угощениями, заставляющие варить пиво и созывать родных в предсвяточное время. Случается это обычно зимой, перед Святками (декабря 10 празднуют Св. Фому).

На тех же основаниях лубочные присказки и остроты пошли в народный обиход, и по тому же поводу и на бедного Макара повалились шишки в виде всяких бед и напастей. Стал он на Руси козам рога править и телят гонять в таких отдаленных местах, куда ссылают виновных и где никому не хочется жить по своей охоте и доброй воле. Однако к Варваре на расправу осталось как исторический след тех времен, когда водили обвиненных в Москве к Варварским воротам, в башне которых существовал один из застенков (об этом уж раньше сказано в своем месте). Опять же кутить во всю Ивановскую и орать песни в пьяном состоянии и в задоре на всю Ивановскую значит так открыто и громко, чтоб прознала о том вся длинная и большая улица. Укажите такой на Руси город, где не жили бы сотни Иванов, не было бы храмов во имя Предтечи и даже Златоуста, а потому и славных в поговорках и песнях Ивановских улиц.

Совсем другое дело – указания на фамилии. Ими прямо бьют по больному месту и оставляют на память потомкам и в грядущие времена народных мучителей и недоброхотов. «Бог не Мануков и без посулу милует» – намек на вице-губернатора петербургского при Петре I, бравшего беспощадные взятки. Кривосуд называется шемякиным судом в память Василия Шемяки, князя галицкого, который ослепил двоюродного брата Василия Темного, чтобы завладеть Москвой. Отпетого вора, проклятого человека стали звать Гришкой Отрепьевым; мучителей и злодеев Малютами и Скуратовыми (Малюты Скуратого-Бельского), окаянных грабителей – Ваньками Каинами; изменников и предателей – Мазепами и т. д.