Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова

Казанские сироты

Казанский сирота, а равно и нищий из того же места, как московский жулик и петербургский мазурик – тип особенный и самостоятельный. Это – не тот сирота, который, оставшись безродным и круглым, жмется и прячется по углам, чтобы не заметили, не задели и не обидели. Он робостью и смиренством вызывает сердобольную слезу и в беспомощном положении всегда находит покровителей. В самых бедных деревушках, которые сами стоят без покрышки, эти бедняки с голоду не умирают, потому что за сиротою сам Бог с калитою – с тем мешком со сборным подаянием, который стал историческим именем еще с 1340 года, со смерти первого московского князя Ивана Калиты.

Казанский сирота – назойлив и докучлив: от него не отвяжешься. От других его всегда можно отличить по особому мундиру и ухваткам. При внешних признаках отмены он притом совсем не сирота и не нищий, а таким лишь прикидывается. Он – плут нагольный и образцовый притворщик: нищенством и попрошайством он простодушно промышляет, как подобные ему пензенские калуны, клепенские (смоленские) мужики и ведомые всему московскому люду и русскому миру воры и сквозные плуты – гуслицкие нищеброды. Разница у казанских с этими лишь только в местностях промысла: казанские Волгам шатал, базарам гулял, и все – князья, не без достаточных, однако, на то причин и оснований.

Большей частью они – потомки бывших казанских мурз, плешь-мурзы-Булатовичи, живой остаток старинных времен и ходячие исторические документы. Их породило и забаловало московское угодничанье, считавшее своей обязанностью их ласкать и приваживать не только в первые времена по завоевании всех татарских царств, но и в позднейшие, когда совсем уже отошла татарам пора и честь на Русь ходить. Еще царь Алексей Михайлович полагал обязательством и долгом для себя награждать этих плутов и попрошаек свыше всяких мер, особенно если мурзы решались переменить веру. В исторических актах много таких примеров. Вот один из довольно обычных.

В 1640 году задумал креститься Бий мурза, Корель мурзин, сын Исупов. Его сейчас же поспешили назвать князем Иваном и наградили царским жалованьем для крещенья, как бы в задаток, около двухсот пятидесяти тогдашних рублей. Потом, когда был послан под начал, то есть приготовиться к крещению в монастыре у особого старца, ему дали жалованье за подначальство: 28 рублей 32 алтына 2 деньги. Затем он «видел государевы очи и челом ударил после крещенья». А за то даны ему из серебра: кубок, стопа, братина и ковш, «шуба атлас золотной на соболях, пугвицы серебряны золочены, шапка горлатна, атлас золотной, бархат червчат; камка куфтерь желтая да лазоревая, да кармазин, 40 соболей в сорок рублей, денег 150 рублей; с конюшни жеребец аргамачей сер с конским нарядом: цена жеребцу 60 рублев, конского наряду 91 рубль 18 алтын». Стоил этот крещеный татарин всего 905 рублей и 18 алтын с деньгой. Да сверх того на всю жизнь обеспечен подённым кормом и питьями в достатке, а на последующее потомство поместным окладом 1200 четвертей да деньгами 150 рублей. Через четыре года (в 1644 году) князя Григорья Сунчалеева Черкасского наградили при крещенье еще щедрее, потому что изволил крестить сам великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всея России. «А купѣль была обита кругомъ сукномъ червчатымъ настрафилнымъ, по краемъ у тое купѣли и въ купѣль впущено того-жъ сукна 1/4 аршина, а около купѣли запонъ атласъ желть 4 рубли 2 деньги».

Этот стоил 969 рублей только при одном челобитье на царских очах. Не забудем при этом, что в те времена русский лекарь получал, например, государева жалованья в год 9 рублей да 2 алтына в день столовых, что составляет в год всего до 30 рублей.

Расплодились казанские нищие – завелся у них и суеверный, но злой обычай, выраженный коротким и непонятным изречением приткнуть кому грош. Это значит, по примеру казанских нищих, воткнуть в избу, на зло богачу, эту медную монету с ясным расчетом и прямым желанием, чтобы тот разорился и захудал.

Как исторический продукт, в житье-бытье русской земли крещеные татары предвосхитили милости и щедроты от православных греков, которые столько же до тех самых пор были навязчивы и назойливо лезли в Русь, и также из поваженного попрошайства сделали плутовскую спекуляцию. Осколки от тех и других сохранились на Руси и до наших дней в виде казанских сирот и иерусалимских сборщиков на гроб Господень, где за соленого грека стал сходить настоящий семисоборный армянин из Нахичевани, не дальше. С царя же Алексея началось пришествие немцев Амбурской земли и Цесарской и иных многих, с Петра Первого – их нашествие, при Анне – их было густо, а от них тошно. Такова историческая последовательность иностранных нашествий на Русскую землю, несомненно вызвавших поговорку Славны бубны за горами.

Впрочем, ввиду вероятного конца их, поговорка эта давно уже перелицована: «Звонки бубны за горами, а к нам придут, как лукошко». Не здесь ли конец?