Я тебя вылечу

Глава 39 — Первая операция

Мы держим руки над столом, пока Горыныч колдует с анестезией. Там что-то не гладко.

— А что не так? — смотрю я на приборы.

— Да пьяный в дрова… Дыхание угнетено. ИВЛ подключаем…

— Какие погрешности мы учитываем при алкогольной интоксикации? — смотрит мне в глаза Хасанов.

— Свёртываемость крови… Взаимодействие с антибиотиками, миорелаксантами… Возможные судороги… Отек… — тараторю, чуть заикаясь.

— Диагностируй, что ты видишь?

— Вдавленный перелом костей черепа, — перевожу взгляд на снимок. — Внутричерепная гипертензия.

— Что будем делать?

— Трепанацию?

— Бери скальпель, — смещается, уступая мне место. — Делай разрез. Снимай мягкие ткани.

— Я?!

— Ну, давай санитарку попросим… — с ноткой сарказма.

Пытаюсь собраться. Я видела как это делается неоднократно. Но на видео. Один раз ассистировала Хасанову. И всё!

— Ну какой из меня ещё хирург?! — не выдерживаю я.

— Хирург или — сразу начинает самостоятельную практику. Или — не начинает никогда. И остаётся второй скрипкой.

— Да согласна я быть второй скрипкой!

— А если завтра я на этом столе лежать буду в нашу смену, кто будет первой?

— Тьфу-тьфу!!

— Давай, Зотова. Стандартная операция. Все как по учебнику.

— Скальпель… — хриплю я, раскрывая ладонь.

— Какой? — уточняет сестра.

— Эм…

Каким он это делал??

Поднимаю взгляд на Хасанова. Он молчит. А я тогда была в таком шоке, что не помню.

Ладно! Если я ошибусь, он поправит. Главное, не торопиться, чтобы успел вмешаться. Никаким другим я не пользовалась, поэтому…

— Стандарт.

Делаю несколько надрезов по периметру раны, как делал он. Капли крови наливаются, пряча разрезы… Подсознательно жду команды "тампон" или "отсос". Но это же я должна ее отдавать, да?

— Так… — дышу глубже, сердце колотится. — Тампон.

Он сушит кровь. Ее не много.

В четыре руки мы отсекаем от черепа мягкую ткань и отворачиваем ее.

— Бери пилу, — твёрдо распоряжается Хасанов.

Я?!

Нет, ну пожалуйста! Я же не умею.

— Каждому из нас это придется когда-то сделать первый раз, — видимо считывает мою панику. — Чем плох этот?

— Я бы хотела сначала попробовать в морге!

— Там череп и тут череп. Давай. По обозначенной линии.

Боже…боже…боже! Спаси пациента и меня, пожалуйста.

Пила напоминает маленькую болгарку.

Жму на кнопку, пила с тонким жужжанием вибрирует в руке. Неуверенно прижимаю к кости. От запаха палёного меня накрывает дополнительно.

Мне кажется, я сейчас отъеду…

И одна часть меня в панике отключается. Вторая ускоренно перебирает — толщина костей черепа в разных зонах… угол спила… места где проходят крупные сосуды… прокручивает "записи" трепанаций, отыскивая похожий случай.

— Так… молодец… — комментирует Хасанов. — Только быстрей работай.

Боже, я молодец?!

Моя психо-эмоциональная кома становится глубже, но действую я почему-то увереннее. После трепанации вынимаю осколки, коагулирую сосуды. Хасанов подсказывает… Мои голосовые связки свело, я нема как рыба!

Это не самая сложная операция для исполнения. Стандартная, да. Но это не значит, что для пациента хороший прогноз. Мозг повреждён… Но я практически в состоянии медитации перебираю его мозг. Мое дело сделать все, что возможно.

В какой-то момент я вдруг осознаю, что что-то не так со звуком. И что вокруг меняется атмосфера.

Отрываюсь, поднимая взгляд. Все ожидающе смотрят на меня.

— Давление падает, брадикардия… — ещё раз повторяет Борис Горыныч.

Пульс критично замедляется.

— Сейчас будет остановка сердца! — подсказывает Хасанов. — Зотова, действуй.

Испуганно опускаю руки.

— Руки над столом! — тихо рявкает он.

Дергаюсь, поднимая их вверх, словно сдаваясь.

— Хасан, пора. Некогда ждать, — нервничает Горыныч.

Аппарат издает однотонный писк.

— Зотова, ну?

Я же знаю-знаю-знаю… В голове белый шум!

Внезапно выныриваю из волны панического отупления.

— Адреналин "один"… Атропин! Тоже один. Дефибрилляция!

Мы начинаем реанимировать. Все как во сне. Я словно на себе чувствую открытый мозг пациента. Ужасное состояние! На второй инъекции его сердечный ритм оживает.

И нужно продолжать. А я чуть живая от стресса.

Сглотнув ком в горле, молча и криво шью, касаясь ловких пальцев Хасанова. Он сводит края раны. Это долго… сначала мозговую оболочку. Потом — мягкие ткани на черепе. От напряжения сводит плечи и пальцы.

Пациента увозят. Я плыву в санблок, не чувствуя под собой ног и ничего не соображая.

Он выжил. Это главное.

Никого не замечая, срываю окровавленный халат и как робот захожу в душ. Вода обрушивается сверху. Даже не чувствую горячая она или холодная.

Обернувшись полотенцем выхожу.

Сажусь в угол на кушетку. Закрываю глаза. Дверь тихо хлопает…

Я знаю, что это он. Едва уловимый запах и специфическое давление в грудной клетке… Которое случается только в его присутствии.

Он садится рядом, всовывает мне в руки стакан чая. И обнимая за плечи, прижимает меня спиной к себе.

Чувствую его губы на затылке. Чай мятный, с молоком. Не горячий…

Меня расслабляет и начинает потрясывать.

— Одевайся и поезжай домой.

— А если… ещё… кто-то…

— Я Варшавину позвонил, он выйдет на пару часов раньше. А завтра и послезавтра у тебя выходной.

— Меня же сожрут. Дежурить некому…

— Это мои проблемы. Я найду.

— А Лера?

— Влад с ней побудет на выходных. Отдохни. Ну и… родственники же там у тебя.

— Спасибо.

— Ты все сделала хорошо. Будешь ассистировать на плановой реконструкции позвонка в поясничном отделе, — многозначительно выделяет он, словно зная про мои болевые точки.

— Реконструкции?? — оживаю я.

— Скину видео пары удачных операций. Обязательно посмотри.

Интенсивно киваю, как китайский болванчик.

Поцелуй в висок.

Уходит…