Я тебя вылечу

Глава 9 — Незамутненно

За мгновение до того, как прозвонит будильник, распахиваю глаза.

— Мда… — поднимаясь с мучительным стоном, взъерошиваю волосы.

Как это вчера вышло вообще?..

Ничему тебя жизнь не учит, Хасанов. И все также прёт тебя по женским эмоциям, да?

Протираю лицо руками

Да!

Только лишь с той разницей, что ты научился дифференцировать их по качеству. И у Зотовой они люксовые. Без всяких суррогатных примесей. И глаза красивые… А спина какая!…

Сколько ей? Вспоминаю ее резюме. Двадцать пять? А мозги уже есть. Которые хочется отключить…

Так!

Прочь! — отмахиваюсь от навязчивого образа. Никаких мне диверсий в личную жизнь!

Личную жизнь? Ну или как там это можно назвать?

Умывшись, смотрю тайминг на сегодня. "Ульяна". Ух, тоска зелёная! Но что делать… Ульяна — это такой карт-бланш, который поднимет мое отделение на европейский уровень.

Все равно другой личной жизни тебе не светит, Хасанов. Когда тебе? Не персонал же по углам трахать. Потом обид и интриг не оберешься.

Зотова так-то — тоже персонал.

Да не собираюсь я…

Накрыло просто что-то. Хорошо, она — умница, тормознула.

Ну и на Ульяну я что-то пока всё-таки окончательно не решился.

Надеваю спортивный костюм, наушники.

Вытягиваю руку вперёд. Пальцы чуть подрагивают. Надо как-то расслабляться. От напряжения уже подкипает.

Сбегаю по лестнице вниз.

— Граф, гулять.

Бегаю я всегда по одному и тому же маршруту, чтобы иметь возможность переключить мозг на музыку.

"Классика повышает IQ, концентрацию, невербальную память, снижает стресс…" Это тоже тренажёр. Лучшие хирурги получаются из пианистов. И у меня за спиной восемь лет фортепиано. У младшего тоже. Наша мать все решила за нас с самого начала.

Но эмоционально мы в отца. Ей удалось это немного облагородить и нарастить на нас панцири, но полностью выжечь — нет.

Когда я возвращаюсь, она уже здесь. Это единственный человек, который может заставить заниматься науками Леру. Мама — страшный человек!

— Доброе утро, Руслан.

— Доброе…

В своей неизменной белой шелковой блузе. И длинной юбке. Никогда босиком — всегда в туфлях. Всегда в идеальном весе. Всегда с идеальной укладкой, маникюром… Она никогда не была другой.

— Я сварила тебе кофе.

— Благодарю. Не буди Леру раньше семи, будь любезна. У нее вечером сильные психоэмоциональные перегрузки.

Идёт за мной на кухню.

— Овсянка или красная икра?

— Глазунья, — достаю пару яиц.

— Руслан… — осуждающе. — Я надеюсь, это разовое мероприятие. И ты не уничтожаешь систематически свой мозг? А это что такое?

Нюхает стакан из под виски.

— Руслан…

— Мам. Я уже большой мальчик. И живой человек. Иногда я грешу…

— Это невозможно принять, когда такой умный и взрослый мужчина делает глупости.

— Сейчас тяжёлый момент. Жить с людьми — это не моё. Особенно с подростками. Особенно с депрессивными и покалеченными.

— А я говорила тебе тогда — не связывайся с этой женщиной.

— Извини, но я не монах. Иногда со мной случаются увлечения.

— Какие глупости! Ты должен жениться.

— Оу, увольте, Нелли Марковна. Я не создан для семейной жизни.

— Да-да… Тебе нужна зрелая и интеллигентная женщина, которая посвятит свою жизнь служению твоему гению.

Уныло закатываю глаза, представляя рядом с собой мамину копию. Да я удавлюсь! Уж лучше шлюхи.

— За что Вы меня так не любите, мама?

Ставлю чашку с глазуньей туда, где вчера приземлила свою аккуратную попку Зотова. И представляя, что чашка стоит между ее бедер, с энтузиазмом завтракаю. Пожалуй, джинсы в этой картинке лишние! Мысленно сношу их прочь.

Во-о-от… Теперь совсем хорошо. Такую женщину вполне можно терпеть на своей кухне. Интересно, какое она предпочитает белье? Кружева, атлас или хлопок?

Вполуха слушаю мамины мысли по поводу устройства моей личной жизни.

— Ульяна — очень приятная женщина. Не спесива, но горда. Тридцать четыре года. Ещё молода. Докторскую защитила. Замужем не была. Изящные черты лица… Тонкая талия. А уж какие возможности для тебя откроет ее отец! Ты будешь лучшим нейрохирургом страны.

А можно мне такую, чтобы также незамутненно как Зотова смотрела мне в глаза и трахалась со мной как голодная дикая кошка? Но только со мной! А утром, когда я ухожу на работу, чтобы она исчезала из этого мира как феномен. До тех пор, пока у меня не появится снова свободное время, чтобы уделить его ей? Чтобы не было претензий и обид… И других мужиков. И вертел бы я тогда — ее докторскую, неотягощенный браком анамнез и интеллигентные черты лица. И даже возможности ее папеньки.

— С Ульяной не стыдно появиться в обществе.

— В обществе моих пациентов? Или ты думаешь, я успеваю бывать ещё в каком-то?

— Я хочу пригласить их всей семьёй на ужин в субботу, — игнорируя сарказм продолжает мама.

— Я о-о-очень за них рад! — тоже игнорирую посыл. — Извини, спешу. Хорошего дня.

Ставлю чашку в посудомоечную машину.

Мама провожает.

— Так что на счёт субботы? Проиграешь с Карлом Ильичом в шахматы.

— У меня плановая операция, и суббота — это день, когда я лично занимаюсь Лерой.

— Ясно, — недовольно поджимает губы мама.

В трусах и маечке из комнаты выкатывается Лера.

— Оо… — с ужасом смотрит на бабушку. — Ты обещал, она будет только три раза в неделю!

Пожимаю плечами.

— Ты не усваиваешь программу.

— Немедленно оденься, Валерия. И не смей выходить из комнаты раздетой.

— Это не твой дом! — задирается Лера. — Здесь не твои правила!

— Ещё одно слово и твои плакаты со стены полетят в мусорное ведро вместе с твоими наушниками, которые разрушают твой мозг.

— Вы меня не любите! — начинает скандалить и реветь Лера. — Лучше бы я умерла в той аварии.

Так…

Обгоняю мать и разворачиваю кресло Леры в комнату. Завожу.

Закрываю дверь. Присаживаюсь перед ней.

— Ты капризная… ленивая… никчемная и жалкая бестолочь.

— Отдай меня тогда маме! — рыдает она.

— Если я отдам тебя маме, ты такой же и останешься. А мне не все равно, понимаешь?

— Ты меня не лю-ю-юби-и-ишь…

— Я отдаю тебе самое дорогое, что у меня есть — силы и время. Что по-твоему тогда любовь, если не это?

— Обнимать… — хлюпает носом. — Баловать!

— Обнимать? Хм… Может быть, но если я начну тебя обнимать, мне станет тебя жалко, и я позволю остаться тебе здесь, — хлопаю по ручке кресла. — Поэтому, пока не пойдешь, никаких объятий. Ты — пациент. А я — твой безжалостный врач-сволочь. Ты и без меня прекрасно справляешься с жалостью к себе.

— Но мне больно.

— Мне тоже, Лер. Быть может, гораздо больнее, чем тебе. Терпим. Всё! И не беси Нелли Марковну. Жалости в ней ещё гораздо меньше, чем во мне.

— Ненавижу её!

Лера ненавидит всех по нашей стороне.

— Я хочу пирожное. Пожалуйста!

— Я куплю в спортпите.

— Они невкусные…

— Тогда — нет.

Выхожу.

Отменяю утреннюю летучку. Сегодня у нас новый пациент. Сложный…

В пустой операционной я потрошу свежий мозг, раздобытый в морге. Готовлюсь к одной из операций.

Сидя на приоткрытом окне курит Горыныч.

— Оборудование у нас — дерьмо! — бросаю испачканные в крови щипцы.

— Чего Бог послал…

— Дай сигарету…

Он зажимает ее в чистых щипцах с петлями на конце и протягивает мне. Щелкает зажигалкой, давая прикурить.

— Ну что, когда свадьба?

— Тьфу-тьфу… — стучу по дереву.

— Я бы на твоём месте не тормозил. Женщина — она и есть женщина. Ульяна вполне симпатичная.

— Рассказывай… Чего ж ты не женишься до сих пор? А все по Юльке своей вздыхаешь.

— Ничо я не вздыхаю… — басит он.

Ухмыляюсь, качая головой.

— Ну ладно, я вздыхаю, — сдается он. — Ты то ни по кому не вздыхаешь. Какая тебе разница?

Выкидываю сигарету, стягиваю перчатки.

Есть мне разница!

Сполоснув руки, иду к себе в кабинет.

— Руслан Таирович… — догоняет Ольга Павловна. — Я на счёт Ксюши… Ну в самом деле… Она очень переживает…

— Нет. Отстранена от операционной. И это не обсуждается! При всем моем уважении к Вам.

Захлопываю дверь перед ее носом. И развернувшись натыкаюсь на… Зотову.

Нет, это создание мне точно устроит гормональный шторм!

Сглатываю стучащее в горле сердце.

— А что ты здесь делаешь?

— Я торт в холодильник к Вам поставила, — оправдывается она, нервно крутя медальончик на цепочке.

— Зачем?

— Эм… Там кусочек. Для Леры. Творожный, без сахара, минимум жира. Вместо теста протеиновая смесь. Я все посчитала по БЖУ… Вы передайте, я ей обещала.

Открываю холодильник.

Красивый маленький кусочек с пышным безе сверху, в пластиковом прозрачном контейнере.

— С клубникой под безе?

— С клубникой… — сипнет ее голос.

Очень люблю такое!

— А где мой кусочек? — разворачиваюсь я.

Открыв рот, не находит что ответить и молча захлопывает.

Ещё раз вопросительно дёргаю бровью.

— Я почему-то положила только один, — пожимает плечами.

— Очень плохо, Зотова

Разглядываю ее глаза. Удивительно красивые белки. Блестящие, влажные и словно подсвеченные голубым изнутри.

— Внизу продается обычный чизкейк. Я могу… — делает шаг назад.

— Нет. Я хочу такой. Этот. Остальная часть торта же где-то существует?

— Дома.

— Дома… Мхм.

— Чем мне сегодня заниматься? — явно стараясь перевести тему.

— Готовиться к ассистированию операции. Раздобудь в морге свежий мозг и иди, поработай с коагуляцией сосудов, попрактикуй швы на оболочке.

— Я?!

— А кто? Ольга Пална с Васильевой будут сегодня работать в ночную смену. Ксения — отстранена… Хирургия пашет в три смены и забрали всех остальных. Только ты!

Только ты…

Выходим с ней вместе из кабинета.

Ирина, воспользовавшись отсутствием суеты, ест поставив тарелку прямо на стойку. И листает журнал. Тарелку с чизкейком! И сверху — клубника и безе.

С возмущением разворачиваюсь к Зотовой.

— Таисия Валерьевна… — с разочарованием закатываю глаза. — Ваш рейтинг неумолимо падает вниз.

— Простите, — поджимает губы. — Кто ж знал, что это Вас так… ранит.

Достаю из стакана, стоящего на стойке деревянный шпатель для осмотра горла.

Снимаю с него обёртку. И отжимаю у Ирины Васильевны кусок торта. Очень вкусно…

— Ммм… Дома, говоришь?