Смута

— У вас есть какие-то сведения по Ямпольскому? — вскинул голову Сиверс.

— Ничего себе «какие-то»! Я ведь, товарищ комфронта, служила в том же корпусе, что и он. Разве вы не смотрели его личное дело? Перед тем, как назначить на дивизию?

Сиверс смешался.

— Конечно, смотрел! Но что ж тут такого? Военспецов у нас теперь много. Громадное большинство вполне честно воюет… не без заложников, конечно, но это было необходимо. Тем более, что и расстреливать почти никого не пришлось. А верность огромного числа бывших офицеров это обеспечило.

— Угроза, как говорят шахматисты, сильнее её исполнения, — кивнула Ирина Ивановна. — Вот только в корпусе этот Ямпольский был самым что ни на есть ярым монархистом, «за веру, царя и отечество!» орал при каждом удобном случае. Не верю я таким, которые со всем пылом и вашим, и нашим. А сейчас его послушаешь — так чуть ли не старый большевик.

— А вы, товарищ Шульц? — прищурился Сиверс. — Вы не такая, выходит? Вы ж тоже в кадетском корпусе служили!

— Служила. Никогда этого не скрывала. Потому что с детства по лагерям да гарнизонам. Среди солдат выросла. Отец у меня лямку армейскую всю жизнь тянул, ни чинов, ни богатств не выслужил. А я новобранцев грамоте учила, ещё девчонкой будучи. Так что в кадетский корпус пойти — для меня как продолжение всё той же жизни. От гимназии ничем не отличалось. Такие же мальчишки, только в форму одетые. А вот господин-товарищ Ямпольский до полковника дослужился. Сами понимаете, товарищ Сиверс, этакие погоны не сами на плечи прилетают.

— Ну то есть никакого конкретного материала у вас на него нет, товарищ Шульц?

— Был бы конкретный материал, так комдив Ямпольский уже именовался бы «бывшим комдивом» и давал показания следователям ВЧК.

— Суровая вы барышня, Ирина Ивановна…

— Я не барышня. Я товарищ комполка.

— Но, раз материала нет, товарищ комполка, ничего по отношению к комдиву Ямпольскому мы предпринимать не станем. Дивизия его дерется хорошо. Позиции не сдаёт. Перебежчиков на сторону белых очень мало…

— Воля ваша, товарищ командующий. Мой долг был доложить вам.

— А теперь трава не расти, что ли? — Сиверс изобразил раздражение. — Нет уж, товарищ заместитель начальника оперативного отдела, сказавши «а», говорите и «б»! Просто поклёп возводить никому не позволено!

— Есть, не возводить просто поклёп. — Ирина Ивановна поджала губы, гордо вскинула подбородок. — Разрешите доложить о развёртывании ударных частей в районе…

Указка её уже скользила по карте.

Сиверс внимательно слушал.

Из дневника Пети Ниткина, июнь 1915.

(Записи по-прежнему ведутся с предельной, почти маниакальной аккуратностью. Обязательны даты, дни недели, место. Правда, заполняются страницы чем под руку подвернётся, то карандашом, то пером для каллиграфии. На бумаге — дорогой и качественной, светло-кофейного цвета появляются разводы и пятна…)

«…Мы не рыли ни траншей, ни окопов. Александровцев отвели с переднего края. И, после долгого перерыва, все наши роты оказались сведены вместе, в один батальон. Присоединились к нам и бывшие кадеты, сделавшиеся юнкерами — из Павловского, Александровского, Владимирского училищ. Бывшие наши недруги из возраста, старшего нас на год, теперь с почтительностью слушали наши рассказы о прорыве из столицы и спасении Государя. И неудивительно — мы-то сделались прапорщиками, а они до их пор не имели никакого чина. Забавно было смотреть, как Севка Воротников в обнимку расхаживает со Степкой Васильчиковым; правда, на вопросы, куда именно делся их ротный, полковник Ямпольский, бывшая шестая рота (а для нас они навсегда именно „бывшая шестая“, когда мы только-только пришли в корпус, будучи „младшей седьмой“) — бывшая шестая рота отвечала смутно и неохотно.

Оно и понятно. Слухи, что Ямпольский командует у красных целой дивизией, расходились среди нас, александровцев, всё шире. Поговаривали, что и капитан Шубников тоже среди „военспецов“, но этого следовало ожидать. А вот Ямпольский удивил. И удивил нехорошо.

Впрочем, что нам до этого „удивления“! Мы отошли от Икорца, нас сменили пехотные части из мобилизованных Таврической губернии. Силой духа они не отличались, и мы с Федором высказали Двум Мишеням своё удивление этим решением. Он же лишь пожал плечами и ответил фразой, которую мы доселе от него ни разу не слыхали: „начальству виднее, кого на передний край посылать“».