Двойной зигзаг удачи

Глава 11

Древняя бригантина зашла в порт. Семейство де Гаруэнов уже было готово, и они за час погрузились на борт. Судно тотчас отошло от причала, и, обогнув полуостров, вышло в море. Ленора и Режина сильно переживали, боясь путешествия. Николя это видел и подбадривал девушку. Та посматривала на него откровенно заинтересованно, а он наклонился к ней и прошептал на ухо:

— Я тебе ещё не говорил, что люблю тебя? — Она вскинула на него глаза. Его лицо покраснело от смущения, и это её позабавило. И она ответила:

— Ты так покраснел, Николя! И это опытный ловелас! Что с тобой, мой рыцарь?

— Смеешься?! Я так и знал, что так получится и потому всё не решался сказать. Дай хоть руку чмокнуть, пока никто не видит.

Она с готовностью протянула руку, и он легко коснулся её губами. Краска с лица сбежала, теперь он выглядел немного сердитым. А её глаза лучились удовольствием и радостью.

— А ты знаешь, что через пару недель меня начнут сватать? Папа так обещал, и я согласилась, боясь выдать нас. Что скажешь?

— Ты меня убиваешь, Ленор! И ничего нельзя сделать?

— Теперь особенно это будет трудно, мой Николя, — грустно ответила девушка.

— Разве раньше было легче? — удивился Николя.

— Конечно! Папа мог и согласиться, а сейчас… мы обеднели и значительно. А потому меня надо срочно выдать замуж за богатого господина.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — возмутился юноша.

— А что я могу сделать? Я не могу подвести всю семью, её благополучие. Но у меня имеется некий план, мой Николя! Я тебе его не скажу, но он может стать для нас с тобой счастливым случаем. Так что ты особо не переживай.

— Как ты можешь так говорить! — вспылил он, и глаза его потемнели, утратив синий цвет почти полностью.

— Могу, и не надо меня уговаривать. Я хочу всем нам сделать хорошо, но для этого тебе стоит подождать всего не больше года. Я обещаю, если ты сам не передумаешь, что будет для меня катастрофой, Николя!

— Ты все говоришь загадками, а мне уже сейчас мерещатся всякие глупости.

— Вот глупости прибереги на потом! — несколько жестко заметила Ленора. — Я всё тебе расскажу, но для этого мне самой нужно поискать жениха. И я этим буду заниматься самым серьезным образом. Лишь бы ты это понял и не выступал против…

Он с удивлением взирал на неё. Лицо раскраснелось и стало очень милым и приятным. А глаза лучились радостным довольством, чего понять юноша не мог.

Потом он две ночи с трудом засыпал, слушая шум за стенкой борта, беготню матросов и крики капитана и боцмана.

Судно на полдня зашло в Марсель. Капитан был в городе часа три, вернулся весьма довольный собой. Заявил мадам Режине:

— Перед вечером уйдем в ваш Перпиньян, мадам. Здесь мои дела улажены, и ничто нас не задерживает. Если ничего непредвиденного не случится, то послезавтра утром вы будете в своем родном городе. По реке я подниматься не стану, мадам.

Небольшой порт Перпиньяна выглядел примитивно в сравнении с Марселем и там более с Константинополем, где массы судов не всегда находили для себя место у причалов. И низменный берег с устьем реки с баром вряд ли позволяет даже такому малому судну, как их бригантина, войти и подняться до города. А он отстоял от моря миль на шесть-семь.

Матросы осторожно снесли месье Ригара на пристань, капитан получил остальные деньги и тут же отдал команду уходить дальше.

— Надо нанять хотя бы кабриолет, — заметила Режина и посмотрела на Николя.

Тот понял и ушел выполнять распоряжение мадам. Это заняло у него почти полчаса. Припортовый поселок был крохотным и найти подходящее устройство для больного было трудно.

— Утро только началось, — обратилась она к кучеру. — Ты вернешься к вечеру. Лошади у тебя вполне приличные. Только постарайся не очень трясти. Муж сильно болен и везти его следует осторожно.

— Постараемся, мадам. Но дорога весьма скверная.

— Меньше болтовни, а больше дела. Поехали!

Все с трудом разместились в тарантасе без верха, и солнце вскоре так припекло, что женщины забеспокоились. Пришлось к полудню остановиться на отдых. Николя с кучером устроили на тонких шестах подобие тента. Стало легче. Ленора даже сжала ему руку незаметно от мачехи.

На подъемах Николя соскакивал на землю и даже помогал лошадям, коль уклон оказывался значительным. А холмы постепенно повышались ближе к городу.

— Дальше на запад начнутся горы, — просвещала Ленор Николя. — А точно на юге — граница с Испанией. Всего миль двадцать. Самое большее, правда, мадам?

Мадам не ответила. Была серьезна, молчалива и лишь изредка отирала пот со лба мужа. Тот был неподвижен, и его за время путешествия Николя два раза переворачивал, менял его положение.

Дорога была почти пустынна, если не считать трех или четырех телег и с десяток крестьянских групп по три-четыре человека. По обе стороны дороги виднелись деревни, два раза на холмах увидели замки. Один из них был сильно разрушен, было заметно, что местные крестьяне частенько брали камень оттуда для своих нужд.

Часа в четыре тарантас наконец въехал в город, и мадам указала дорогу к дому.

Хоть приезд и был ожидаемый, но болезнь хозяина вызвала страшный переполох. В доме жили лишь три человека прислуги, и все они бросились тотчас готовить комнаты и постели. Режина стала отдавать резкие приказы, а Ленора побежала в деревню рядом навестить старых подруг, с которыми дружила в юности и детстве. Ведь она провела в Константинополе почти два года. Отец навещал дом, но тоже редко.

А Николя был сильно занят уходом за хозяином и устройством для него и себя условий для жизни. Ему отвели маленькую комнатку, заваленную хламом, и он со служанкой спешно приводили её в порядок. Но больше всего работ было в комнате Режины. Она наотрез отказалась жить вместе с мужем, поэтому месье де Гаруэну отвели комнатку рядом с Николя. Тот должен был ночами наведываться к нему и ухаживать за ним.

Режина вникала во все щели, указывала прислуге на непорядок. Люди носились в поте лица, боясь увольнения или битья, на что хозяйка была весьма способна. Уже довольно поздно вечером, с фонарем в руке, Режина зашла даже в комнатку Николя, и, поморщив нос, заметила служанке:

— Это что за конура собачья? Завтра же всё тут должно быть побелено и вычищено основательно! К вечеру проверю.

Николя попытался вмешаться, но хозяйка так посмотрела на него, что он прикусил язык и замолк. Посмотрел на несчастную служанку лет сорока с лишним и оба скривили рты. А Режина отправилась к мужу и отдала распоряжение поварихе:

— Утром хозяину куриный бульон, салат с оливковым маслом и кофе. Больше ничего. Я сама буду его кормить. Николя то же самое, но кусок курятины и побольше. Он заслужил. Да будет вам известно, что он всех нас спас, рискуя своей жизнью. Потому с ним обращаться, как с нами.

— Слушаюсь, мадам! — служанка поклонилась и тут же принялась исправлять мелочь, указанную Режиной.

Когда хозяйка ушла, Николя спросил женщину:

— Она всегда была такой?.. Злой… — пояснил юноша.

Женщина не ответила, и Николя понял, что та сильно перепугана. Он же подмигнул ей и ушел, осмотрев постель Ригара. Вышел во двор и увидел Ленору. Она умывалась над бадейкой у колодца, и, заметив юношу, поманила его к себе. Он подошел и получил в лицо пригоршню воды. Звонкий смех прозвучал призывно и Николя, оглянувшись на окна, схватил, прижал и поцеловал в губы легким поцелуем.

Она вдруг посерьезнела, ничего не ответила, лишь смотрела на него удивленными глазами. В сумерках их плохо было видно, но Николя понял, что она ошеломлена, но не испугана. И торопливо схватил руку и поцеловал несколько раз.

— Что это с тобой, мой Николя? — наконец спросила она взволнованным голосом.

— Мы ведь любим друг друга, Ленор! Так почему не поцеловать. Я ведь не по-настоящему поцеловал, а просто… как подругу… — Его голос становился все тише, и она поняла, что он испугался. Засмеялась тихонько, прикрыв ладошкой рот.

— А как это по-настоящему?

Он опешил на секунду и смело приник к её губам страстным долгим поцелуем.

— Ух ты! — воскликнула она, и в голосе Николя услышал восторженные тона. — Так целуются по-настоящему? Здорово, но я мало что поняла.

— А увидят? — предупредил он и оглянулся на окна. Сумерки сгущались и они, не сговариваясь, отошли в тень развесистого каштана, росшего рядом.

Она стояла в ожидании. Николя с чувством опять впился в её губы и долго не отрывался, пока оба не стали задыхаться.

— Так ты меня любишь? — наконец спросила она и её глаза блеснули, отражая тусклый свет в одном из окон.

— Конечно! Стал бы я столько времени возиться с тобой!

— Почему возиться? — в голосе слышалось удивление.

— Потому, что люблю, берегу, уважаю. Ты ведь не девка для развлечений и услады. Я даже вначале не думал о тебе, как о женщине… с которой можно переспать.

Ему показалось, что она не полностью поняла значения его признания. Но потом спросила тихо:

— Так это и есть любовь, Николя?!

— У меня да, Ленор. А как у тебя, надеюсь тоже. Что ты чувствуешь ко мне?

— Не знаю. Когда ты рядом, я весела, довольна и радостно смотрю на жизнь. Если тебя нет, то мне грустно, я раздражаюсь, и мне нестерпимо хочется быть с тобой. Вот что я чувствую. Это тоже любовь?

— А как же, Ленор! Мы просто не говорили об этом. Но теперь мы все выяснили и должны часто и много говорить о любви. Особенно тебе я должен так говорить. И я повторяю, что люблю тебя, моя милая Ленор! — И опять стал целовать её в щеки, шею и спускался все ниже, пока она не задрожала и не вскрикнула от возбуждения и страха, что не выдержит такого страстного напора.

— Боже! Как хорошо, — шептали её губы, и она все подалась вперед, предлагая себя ласкать, целовать и делать что угодно. — Продолжай, любимый!

Они ещё некоторое время ласкались, и Николя обнаглел до того, что стал мять её небольшую грудь. Она задрожала, он опустил вырез платья и присосался к соску, целуя и шаря по её телу руками.

Уже стемнело, во дворе послышались шаги и шум. То служанка вышла набрать воды в колодце. Влюбленные отпрянули в стороны и затаились у ствола каштана. Оба дышали тяжело. Оба вспотели и не замечали этого. А когда служанка ушла, Ленора сказала прерывающимся голосом!

— Что это было, что ты со мной делал? Я вся дрожу! Почему я такая потная?

— Успокойся, любовь моя Ленор. Это нас захватила страсть, но нас вовремя остановили. Хотя я бы не позволил вам дойти до… до… — он замолчал в растерянности, а она спросила с любопытством:

— До чего, мой Николя, любимый?

— Ты что, ничего не понимаешь, Ленор? До того, что потом выльется нам боком.

Она долго молчала и вдруг проговорила тихо, испуганно:

— И ты бы это допустил?

— Трудный вопрос, Ленор. Не хотел бы, но… сама должна знать, что не всегда можно остановиться в таких случаях. Нам надо быть осторожными, Ленор, любовь… любовь моя долгожданная!

— Но как было восхитительно, Николя! Это может повториться?

— Конечно, милая глупышка!

Голос Режины прозвучал, как выстрел: — Ленора! Где ты, паршивая овца?

— Мадам, я здесь. Умывалась и сушилась. Иду!

Она провела ладонью по его лицу и ушла, обдав его запахом юности, пота и блаженства. Он чувствовал себя на седьмом небе и мечтами устремлялся ещё выше. Но вспомнил о её стремлении выйти замуж за другого, и как она странно говорила об этом, поник и настроение тут же упало. Он не мог понять, вразумить, что означает её заявление о том, что им обоим будет лучше от этого. Такое в его голове не укладывалось. И с чувством покинутого и несчастного он ушел к месье Ригару.