Двойной зигзаг удачи

— Всё же вы не такие подруги, как можно было заметить. Кстати, и Ченита тоже прелесть. И ты это знаешь.

— А она знает, что я прелесть?

— Естественно. Я не хочу всю жизнь скрывать от вас своих чувств. Если кого-то это не устраивает, то это ваши заботы.

— Ладно, прости, мой Николя! Ты прав, но чувства у меня не всегда положительные. Человек — собственник, разве не так?

— Согласен. Мы пришли? — кивнул он на дверь, перед которой Ленора остановилась в некоторой нерешительности.

— Заходи, — и распахнула дверь. — Это наше гнездышко. Приготовлено специально для наших встреч, любимый. Нравится?

Жан оглядел небольшую комнатку, обставленную красиво, даже изысканно. Всё небольшое, приятное, и лишь кровать оказалась широкой и вся сияла белизной, манила в свое ложе любви.

— Когда ты успела всё это приготовить? — воскликнул Жан и лицо его расплылось в улыбке. — Мы ведь так редко бываем вместе!

— Мне приятно слышать такие слова, Николя. Выпьешь для бодрости? Вино только здесь такого качества. Не поскупилась и закупила сотню бутылок. Прямо из Шампани. Помнится, тебе понравилось оно в прошлый раз.

— Это шипучее и приятное, но шибающее в голову? Отменное вино. Но оно такое редкое, Ленор! И стоит, наверное, дорого.

— Конечно! Но разве я могу скупиться для тебя?.. Для нас, милый мой Николя!

— Ты постоянно называешь меня этим именем, Ленор? Зачем? А когда ты успела поставить вазу со свежими фруктами?

— Это просто. Сюда каждый день приносят свежие, меняя старые. А имя?.. Мне кажется, что это приближает ко мне те далекие времена в Константинополе. Или тебе неприятно такое слышать? Ты скажи…

— Ничуть не бывало, Ленор! — ответил он, целуя её в губы и лаская тело.

Жан снова испытывал блаженство, забыв про всё на свете. Его Ленора не уставала его ласкать, шептала что-то, что запомнить он был не в состоянии. А время для них остановилось.

Лишь полностью иссякнув, Ленора заметила с некоторым недовольством:

— Любимый, мы постоянно забывали о нашем ребёнке. Как бы плохое не случилось. Или я не права?

— Боже мой! Я тоже всё забыл в твоих объятиях! Какие мы безрассудные!

— Я рада, что и ты это понимаешь. Через полгода у тебя будет дочь, Николя! И я каждый день начинаю с молитвы, прося Господа ниспослать нам счастья с дочерью. Я понимаю, что ты хотел бы сына. Но у тебя он уже имеется, а мне бывает так страшно, мой любимый!

— Что ты говоришь, любовь моя? С чего бы тебе бояться? Это нам с Ченитой выпало бояться. Я говорю о мадам. Трудно поверить и надеяться, что она не попытается снова отомстить нам. Особенно Чените. Я-то ей ничего плохого не сделал. Так что успокойся и не береди душу.

— Я боюсь, что твоя любовь скоро иссякнет и ты бросишь меня, Николя! Вот в чем мой страх.

— Глупости! Даже в этом случае я надеюсь, что мы останемся друзьями и даже больше… А как у вас с Ченитой?

— Считаемся подругами, — неуверенно ответила Ленора.

— А как на самом деле?

— Каждая из нас с недоверием и ревностью относится друг к другу. Думаю, что иначе не может и быть. Но мы не ссоримся, готовы помочь и вообще… Мне нравится ухаживать за вашим сыном. Это доставляем мне радость. В такие минуты ты всегда перед моими глазами. А ты расскажешь жене про сегодняшний день?

— Это всегда меня беспокоило. Но я бы не хотел жить с тайнами. Она знает про нашу любовь и я, полагаю, не стану скрывать от неё нашу связь сегодня.

— Как странно всё у нас складывается, Николя! Кто бы мог подумать? А Ченита такая вспыльчивая и резкая — и вдруг смирилась с таким положением. С чего бы так?

— Она любит меня. К тому же у нее острое чувство благодарности. Она же не полная дура, чтобы воевать с облаками нашей любви. Жизнь и так прекрасно для нас сложилась, так чего ещё желать? Чтобы разрушить всё это, — и Жан окинул глазами комнатку.

— Значит, у нас с Ченитой схожие взгляды на жизнь… с тобой, любимый.

— Признаться, мне чертовски повезло с вами, моя Ленор! Но не пора ли прерваться? Время летит ласточкой! Перекусим?

— Обязательно. Я дала поручение приготовить баранину. Ты ведь на ней воспитан. К свинине относишься с недоверием. Я распоряжусь.

— Ты же говорила, что никто не должен знать о нас…

— Ты ошибаешься. Все и так знают, что у нас роман. Но боятся потерять место и помалкивают. Все довольны. Я ведь свободная вдова! — усмехнулась она.

Жан проводил Ленору глазами, отметил, что она нисколько не изменилась после Константинополя, если не считать приятной и легкой округлости, сменившей девичью угловатость, И стал неторопливо одеваться, чувствуя истому и лень. Опечалило лишь то, что ему ещё предстояло объясняться с Ченитой.