Двойной зигзаг удачи

Глава 5

В ноябре стало известно, что новый султан, уже вошедший в курс своего правления, оповестил, что посол России и царя Петра Толстой должен подготовиться к аудиенции.

Все подворье зашевелилось, словно муравейник. Пётр Андреевич раздавал указания своим работникам и челяди. Готовились подарки султану, женам, матери-валиде, сановникам, и в первую очередь рейс-эфенди и его помощникам. Сам посол отбирал драгоценности, пушнину, одежду, соколов и оружие. Двор несколько дней находился в движении и беспокойстве.

Неожиданно во дворе появилась карета. Важный турок, помощник рейс-эфенди, вышел, грузно неся свое тело, обвешанное дорогими одеждами и яркими тканями. На голове его красовалась богатая чалма, украшенная зеленым камнем с лучами золота.

Первый помощник Пётра Андреевича, думный дьяк Посольского приказа, выскочил приветствовать важного гостя. Обменялись учтивыми приветствиями, и наконец турок движением руки пригласил кого-то выйти во двор.

Молчаливая толпа любопытных и встречающих с удивлением увидела, что из кареты вышла закутанная в шелка женщина, блестевшая черными глазами. Остальная часть лица скрывалась покрывалом.

Обоих провели в покои Толстого, а всякий люд тут же стал судачить и рядить, что это могло значить. Дьяк Потап выразил мнение, что это подарок послу.

— Эти басурманы имеют обычай дарить большим гостям такие подарки, — заявил он со знанием дела.

— И что, наш посол примет эту, как её, ханум? — спросил кто-то из чинов повыше.

— Если это от султана, то придется, — с уверенностью ответил Потап.

— Как же так? У Пётра Андреевича жена в Москве. Непотребное это дело.

— Отвергнуть подарок султана приравняют к преступлению против него, а это чревато большими неприятностями, если не войной, — заметил Потап.

— Ну и дела! — возмущались люди, но их уже никто из чинов не слушал.

А вскоре слух подтвердился, что эта женщина — подарок от султана, и Пётр Андреевич не смог от него отказаться. Сам он жаловался своему помощнику:

— Угораздило мне на старости лет испытать такое, Господи, прости и помилуй! Что мне с нею делать?

— Признаться, Пётр Андреевич, дело весьма щекотливое. Как-то надо выходить из этого положения. А как?

— Вот именно! — разозлился посол. — Что прикажешь делать?

— Я понимаю, но, может быть, стоит поразмыслить и найти выход?

— Какой, милостивый государь? — вскричал Толстой. — Придумай!

Дьяк думал недолго. И изрек:

— Например, можно вас подменить. В темноте трудно распознать. Да и ханум никого здесь не знает, и узнать подлог не сможет.

— Ну-ка поясни, милый! Что-то не доходит.

— Вы можете с нею находиться в одной комнате, разговаривать, хотя она ничего не понимает по-русски. Потом вы выходите, а вместо вас, в вашем халате, заходит другой. Тушит свет и занимается, чем положено в таких случаях. Утром, подпоив её слегка сонным порошком, вы ложитесь к ней в постель — и никто не докопается до сути. А ещё подложить под неё можно кого-то из особо одаренных в делах любовных, и она сама не станет копаться в подноготной…

— Ну, братец, ты и загнул, прости Господи!

— А вы не торопитесь, мой господин, Пётр Андреевич. Подумайте…

— Пошел к черту! — выругался вельможа и махнул рукой. — Я подумаю.

Думать надо было быстро. Тем более, что с ханум прибыла служанка. Это было дополнительным препятствием, трудность оказалась очевидной. Служанку тоже следовало устранить как свидетельницу, или подложить и к ней хорошего любовника. И все эти мысли вертелись в голове Толстого, пока устраивали ханум на новом месте. А его как раз и не хватало.

И все же план дьяка пришлось принять. Пётр Андреевич сильно нервничал, а ханум развлекала его танцами, улыбками и игривыми предложениями на ночь.

В это время помощник-дьяк готовил замену, сонный порошок, одинаковые халаты и человека, подходящего на замену. Такой нашелся, и без возражений стал готовиться к спектаклю. Некоторые завидовали, посмеивались и тем самым способствовали видимости непринужденной атмосферы в покоях посла.

Утром народ посольского двора обсуждал событие, а Потап с угрожающими намеками предупреждал:

— Сами должны понимать, что за разглашение этой тайны будут снимать головы! Так что помалкивайте даже в узком кругу приятелей. Тут везде глаза и уши!

Это все понимали и замолчали. Даже избегали что-то говорить жестами. Вечером Потап поманил Алтына к себе. Тот в недоумений молча ждал у двери. Потап внимательно оглядел мальчишку, улыбнулся и молвил странные слова:

— Есть ответственное задание государственной важности, Николай, — начал дьяк. — Ты должен основательно помыться, мы тебя приоденем, и ты будешь в услужении у ханум. Она не должна знать, что ты понимаешь турецкий язык. Уразумел, Николай?

Мальчишка даже голову вобрал в плечи от неожиданности и страха. Не смог ничего ответить, лишь кивал согласно головой.

— Иди и готовься. Ты уже большой, платье на тебя мы найдем. Немного подошьем, коль потребуется, и будешь работать. Все, что услышишь, передашь мне. И не вздумай показать, что ты знаешь турецкий!

Алтын продолжал молча кивать, пока дьяк не прогнал его, видя, как тот перепуган. И вышел мальчишка, словно лунатик. Но скоро все понял и взбодрился. Но оказалось, что его одели в женское платье, причесали, надели на голову красочную косынку. Волосы были длинными, и из них сделали косу, приплетя добавок. А лицо и так было красивым, и в таком обрамлении нисколько не походило на парня. Тем более, что его подрумянили, подкрасили и стал Алтын Аннушкой.

— Осталось с час времени, так ты тут привыкай к новому, девичьему облику и повадкам, — говорил Потап, поучая и угрожая. — И смотри не подведи! Прибью самолично! Всегда думай об этом, Аннушка.

Делать было нечего. Алтын принялся осваивать приемы чисто женские, вспоминая и Таиру, и Лейлу, и других, кто был на его памяти.

Его привели к ханум. Та всплеснула руками, выражая радость и восхищение от столь красивой девочки. Что-то говорила, Алтын внимательно слушал, но говорил только по-русски. И ханум и её служанку это сильно забавляло, а ханум тут же заметила служанке:

— Ты обратила внимание, что это вовсе не девчонка? Присмотрись и ты поймешь сама. Для чего они это устроили?

— Я бы не стала так рисковать, ханум, — ответила служанка в то время, как Аннушка вытирала пыль с мебели и делала вид, что ничего не понимает. — Вдруг она всё понимает, — продолжала служанка, а Алтын понял, что они выполняют работу на равных. Ему стало страшно, но приходилось делать вид, что турецкого он не понимает.

А женщины продолжали разговаривать, словно не обращая внимания на третьего человека их общества. Всё же из отдельных фраз и намеков, Алтын понял, что и у них имеется задание, и он поспешил удалиться, дав понять женщинам, что скоро вернется.

Он вышел и тут же стал за дверью, притаившись, слушая.

Скоро служанка сказала тихо:

— Так как твое мнение, ханум? Русский посол. Это был он?

— Трудно сказать. Но мне показалось, что то был моложе и сильнее… Но с уверенностью сказать не берусь.

— А как он… как любовник?

— Это меня и смутило, — ответила ханум. — Уж слишком хорош для старика.

— Ему ещё шестидесяти нет, ханум. Вполне мог обладать достаточной силой.

— Кто его знает. Но я слишком рано захотела спать, подруга. Это тоже довольно странно.

— Ничего не поделаешь, ханум. Надо терпеть. Ты хоть получила удовольствие?

— Может, и тебе подложат кого покрепче.

Потом женщины отошли подальше, слышно стало плохо, и Алтын поспешил сообщить об услышанном.

— Этого можно было ожидать, — ругался Потап. — Они опытные шпионки. Это и так ясно. Но что делать с тобой? Пока иди и работай, как и прежде. Может, что ценное услышишь. Старайся, Аннушка! — мрачно усмехнулся Потап.

Он не обратил внимания на скорбное лицо мальчишки и мотнул головой, приказывая уйти.

Не прошло и трёх дней, как все закончилось весьма комично. Толстой не выдержал, узнав, что подарок вовсе не от султана, а от рейс-эфенди.

— Выгнать этих шлюх за ворота! — кричал он в ярости, не удосужившись сдерживаться. — Завтра аудиенция, и я намерен пожаловаться султану!

— Не лучше ли всё перевести в комедию, Пётр Андреевич, — предложил примирительно дьяк. — Султану может понравиться такой ваш ход, господин. Подумайте!

Посол подумал и согласился не нагнетать напряженность.

Пышный приём султаном российского посла не был поводом для успокоения. И вскоре это подтвердилось слухами. В Адрианополе говорили, что послу следует вернуться домой. Лишь торговые отношения могли бы задержать его при дворе султана, но такие были незначительными и повода для оставления посольства не оказалось.

— Что-то надо делать, — горячился посол, обсуждая с дьяком положение их посольства. — Царская грамота обязывает нас оставаться тут до его распоряжения. Такового нет, и мы никуда не поедем, братец.

— Господин Толстой, — официально заметил дьяк, — татары шевелятся. Грозятся самостоятельно начать войну с нами. Надеются на помощь турок. Это опасно.

— Надо использовать влияние матери султана, мой друг, — говорил Толстой. — Я намерен задарить её обильными подарками, и пусть она повлияет на сына. Уверен, что это может сработать. Сейчас главное — оградить наши южные рубежи от татар.

— Это было бы большой победой вашей, государь мой, — поддержал Дьяк.

Скоро пришлось переехать в другое подворье. Оно оказалось в центре города, чуть получше, просторнее, но летом там наверняка будет невыносимо душно. И все строения оказались столь ветхими, что Пётр Андреевич высказался очень пессимистично, заметив недовольно:

— Летом мы тут околеем от жары и пыли. Да и сами строения не внушают мне доверия. Как нам пережить такие испытания?!

Алтын все же научился читать. С письмом было труднее. Одной бумаги достать было так трудно, что он изредка царапал буквы и слова на песке, доске гвоздем или ножом, но что-то получалось.

Однажды он пристал к толмачу:

— Дядька Василий, покажи, как складывать буквами слова на французский манер? Я уже десятка два таких слов запомнил, а с буквами нет никакого движения вперед. Поможешь?

— Как же ты сможешь писать или читать на французском, если ты не умеешь говорить? Так не получится. Ты будешь знать все буквы, а прочитать их, а вернее, понять ничего не сможешь. Зачем то тебе?

— Я ведь часто хожу к французскому посольству следить и наблюдать. А понимаю всего ничего. С буквами будет легче, дядька Василий.

— Сначала научись, запомни хоть сотню слов, Алтын-Колька. Уж потом можно и буквы выучить. Хотя буквы можно и сейчас подучить. Это совсем просто. — И Василий стал учить, называя буквы. Алтын жадно хватал их памятью и быстро запоминал. Ему было интересно.

Он подолгу торчал у посольства, то французского, то австрийского. Иногда то были деловые встречи с агентами российского посольства, но чаще по собственному желанию. Там он впитывал чужие слова и легко их запоминал. А когда выходили два человека из тех посольств, он сопровождал их и вслушивался в их речь. Ничего не понимал, но иногда, к радости своей, что-то уяснял.