Двойной зигзаг удачи

Глава 4

Русское посольство без особых приключений приближалось к Адрианополю. Турецкая стража зорко следила за тем, чтобы ничто не мешало каравану по пути к временной ставке султана османов. Встречные повозки, арбы и просто пешие крестьяне с тележками и ношами на спинах шарахались подальше, пропуская караван, растянувшийся почти на версту.

— Шкарлат, сколько ещё осталось до Адрианополя? — высунулся Пётр Толстой из окна кареты. — Вроде бы уже недалеко.

— Верно, господин, — поклонился толмач с седла коня. — Дня три самое большее, господин. Скоро может появиться отряд янычар для сопровождения.

— Скорей бы… — пробормотал Толстой и отвалился в сидении на спинку. Было душно, жарко, и он стащил с головы парик. Голове стало приятно, и он закрыл глаза.

Он постоянно раздумывал над сложным поручением царя. Вспомнил, как тот часто напоминал ему: «Костьми ляжь, но отврати турок от войны с нами. В случае успеха можешь рассчитывать на любые льготы, Петька».

И теперь посол великой державы постоянно ломал голову, выискивая возможные пути для достижения поставленной задачи.

На следующий день их встретил большой отряд разодетых в парадную форму янычар. Их кони выглядели прекрасно, украшенные красивой сбруей. И сами янычары представляли собой красочное зрелище. Их чурбачи был предупредителен, вежлив, и постоянно выражал послу знаки внимания и доброжелательности.

— Вот бестии! — усмехался Толстой, поглядывая на дьяка, сидящего напротив. — Уверен, что в Адрианополе всё это прекратится. Придворные игры, басурмане!

— Тут, Пётр Андреевич, надо постоянно держать ухо востро, — ответил дьяк.

— Вот-вот! Ты там поглядывай по сторонам. Пусть люди языки не распускают.

— Вестимо, Пётр Андреевич. Кажный день о том же напоминаю, государь мой.

Ближе к вечеру впереди послышался шум. Посол высунулся в окно кареты.

— Что за шум? — спросил он своего вершника. — Глянь, да поведаешь.

Всадник дал коню шенкелей и ускакал вперед.

— Какого-то турчонка стегали янычары, господин. Уже все прошло.

Пётр Андреевич взглянул на лежащего в пыли обочины мальчишку. Тот трудно вставал, лицо его алело двумя полосами от нагайки. Это видение нисколько не обеспокоило посла и не вызвало ничего, кроме равнодушия. Сколько подобных картинок он уже видел на долгом пути в Адрианополь.

А вечером, расположившись лагерем вблизи речки, Толстой с удовольствием и даже расслабленно после долгого сидения в душной карете, прохаживался по лагерю, бездумно наблюдая суетную жизнь своих людей. Его внимание привлекла излишняя суета у одного из возов. Подошел ближе. Возчик стянул колпак с кудлатой головы и подобострастно кланялся.

— Что прячешь, сивая твоя голова?

— Ничего, ваша милость Пётр Андреевич! Поправляю для порядка, — мужик поспешно кланялся, а Пётр Андреевич успел заметить грязную ногу с растопыренными пальцами — выглядывала из соломы. Гнев заполнил грудь вельможи. Он подошел ближе и, ударив палкой по ноге, спросил с жуткими интонациями в голосе:

— Чья нога, болван? И вопль чей?

Мужик упал на колени, поднял сивую голову и запричитал просительно:

— Не извольте гневаться, господин! То мальчонка, что янычары избили давеча на дороге. Пожалел ребенка, ваша милость! Не велите казнить!..

— Турчонка нам ещё тут не хватало, — сердито рыкнул посол и палкой стал ворошить солому. — Ну-ка вылазь, басурманское отродье!

Мальчишка вылез, и тут же стал с перепугу собирать рассыпанную солому с земли. И вдруг пролепетал тихим голосом:

— Та я не басурман, пане. Моя мамка была русской. Да померла, пане.

— А говоришь ты не совсем по-русски, малец, — Толстой с некоторым оживлением рассматривал мальчишку. Две алых полоски от нагайки потемнели, но не это привлекло внимание вельможи. — И глаза у тебя почти синие. Только потемнее будут. Стало быть, мать у тебя была русской?

— Со Слобожанщины, из хохлов, господин. Одначе у меня тут был друг, дед Агап. Вот и помешались у меня наречия, пане. А мамка померла после родов.

— И откуда же ты будешь, малый?

— Убежал с побережья моря, господин. Из города Игнеада, пане. То на берегу Черного моря, господин.

Пётр Андреевич секунды три молчал, потом посмотрел на все ещё стоящего на коленях мужика и бросил грубо:

— Выгнать! Нечего хватать всякого, кто валяется на дороге! — И пошел прочь. Слушать причитания мужика не стал, хотя тот прополз на коленях шага два и остановился в нерешительности.

Мальчишка оказался тем самым Алтыном. Два месяца он бродил по холмам, пока не оказался на дороге в Адрианополь. Он пытался попроситься в обоз посла, поняв, что то посол России.

— Николка, ничего не могу поделать, — гундосил мужик. — Ты должен покинуть обоз. Иначе мне голову снимут. Наш посол дюже строг и спуску не даст.

— Дядьку, я так хотел встретить хоть кого из своих, русских. Встретил… И куда же мне теперь от вас?.. Я тихонько буду у вас, а там и Адрианополь близко. Я спрашивал ще вчора. Оставьте, дядьку!..

— Нет, Николка, не могу. Забьют до смерти, коль ослушаюсь посла.

— Что за малец у тебя, Фирс? — услышали они голос. Перед ними стоял один из дьяков Посольского приказа, Платон Кузькин. Мужчина пожилой, невысокого роста, с редкой бородкой. Он очень напоминал козла.

— Да вот, подобрал, господин. Янычары его избили. А он оказался нашим, русским. Думал помочь парню. К нам пробирался, да Пётр Андреевич выгнал, запретил.

— Ну правильно сделал. Чего у нас ему делать? Пусть себе идет дальше, и не гневи начальство. Самому хуже будет.

— Я тож так ему говорю. Просит…

Алтын просительно смотрел на дьяка, тот на него и раздумывал.

— Тебя как кличут?

— Алтыном назвали, а мамка дала имя Николай. Говорила, что в честь святого.

— А кто отец у тебя?

— Мурза Байтазар, господин. Мамка у него была наложницей. В Суроже, что у Черного моря. То ещё было в Крыму, господин. Мамка в плен попала и вот…

— Как же ты тут оказался, в Турской земле?

— Батько мой в набеге на Русь получил сильную рану. Его привезли домой, а он и помер через два дня. Брат его продал нас с мамкой купцу из того города Игнеада, пане. Оставьте меня у вас…

— Чего ж ты пустился в такую даль один?

— Так убить хотели, пане. Я и убёг подальше. Думал, что в большом городе легче укрыться.

— Чудно ты говоришь, парень. Но ничего сделать не могу. Ослушаться посла Русской державы никто не может.

— Дядьку, я сам себя пропитаю, а пользу обязательно принесу вам. Мамка, как помирала, так говорила, чтобы я вертался на её родину. А шо то за Слобожанщина — я даже не знаю. Зато она постаралась сохранить у меня её говор, пане. Оставите?

— Ничего не могу, парень. Ладно, поговорю с послом. Может, уговорю, а пока не высовывайся. Сиди тихо. — Дьяк строго глянул на мужика, тот низко склонился, а Потап поспешил удалиться, оставив мужика и Алтына в растерянности и страхе. Они даже не стали разговаривать. Фирс был напуган, а Алтын судорожно раздумывал, какую версию придумать своего побега.

Всё же Фирс дал поесть Алтыну. Другие кучера тоже с интересом приходили посмотреть на приблудного, уже зная, как тот извивался под нагайкой янычара. И теперь, узнав, что мальчишка почти русский, все изъявляли сочувствие к нему.

— Тебе, Фирс, ещё повезло, что Пётр Андреевич не приказал тебя растянуть на колоде, — говорил моложавый мужик. — Вот бы тогда ты повизжал под батогами.

— И не говори, Силантий! Но пока пронесло, а что завтра меня ждет? Потап Лексеич обещал поговорить с боярином, да не верится мне в успех. А мальца уж дюже жаль. Сколько полос от нагайки получил ни за что.

Все же никто не стал гнать Алтына прочь, и он устроился под телегой на рядне, плотно поев и все ещё вспоминая страшное избиение и угрозу посла. Утром Фирс молвил, не глядя на мальчишку:

— Лежи тихо, будто тебя и нет. На вот, сжуй хлеба с луком. Вода у тебя ещё есть. Перебьешься пока.

Обоз тронулся дальше, а Алтын лежал в тесноте телеги, втиснувшись на соломе среди бочек, что стояли, укрепленные веревками. Было очень неудобно, но Алтын подумал, что идти пешком куда труднее.

Дьяк Потап не появлялся, мужики благосклонно отнеслись к Алтыну, и уже не гнали его. Надеялись на смену немилости и ждали.

Два дня спустя караван российского посла в сопровождении эскорта всадников въехал в Адрианополь. Путешествие закончилось. Все с надеждой на отдых, стали размещаться в обширном доме вдали от центра и дворца султана.

— Дьяволы! — возмущался Пётр Андреевич, осмотрев ветхий дом и запущенное подворье. — Тут никак не поместиться всем нам! Это такое неуважение державы! Буду жаловаться прямо султану! Меня оскорбили таким размещёнием!

Его люди слушали, понимали гнев вельможи, но что сделаешь в чужой, враждебной стране, с которой столько столетий были в состоянии войны или близко к этому. И это не считая Крыма с его татарами. Эти почти каждый год нападали на окрестные земли и уводили людей в плен тысячами.

— Ну, Николка, — говорил в растерянности Фирс, — сам видишь, как мы тут будем жить. Подумай, как исчезнуть от греха подальше, малый. Неровен час — посол тебя застукает. Тогда многим несдобровать!

— Ты, Фирс, обо мне поменьше думай. Я и сам могу о себе позаботиться. Чтобы я не нашел здесь пристанища на ночь?! А днями буду пропадать в городе. Я постараюсь хорошенько его разузнать. Всегда может пригодиться. Турецкий язык я знаю отлично, а глаза и у турок бывают светлыми. Рабов-то много пригоняют с разных стран. Ты сам о том говорил.

Однако, скоро выяснилось, что турецкая стража плотно прикрыла все выходы из посольского подворья, и никто без особого дозволения не мог покинуть его.

— Ничего, дядька Фирс! — уверенно говорил Алтын. — Я найду способ обдурить стражу. Вот увидишь.

— Как бы не схватили тебя, дурня, — беззлобно ответил Фирс. — Прежние побои ещё не сошли, а ты уже добиваешься новых.

— Не страшно, — уверенно ответил мальчишка. — А в город мне надо попасть. И я попаду, вот посмотришь. Уже кое-что нашел для себя.

Так и получилось. Алтын сумел проскочить, не вызвав подозрения у стражи.

— Ну и проныра ты, Николка! — восхитился Фирс, увидев вернувшегося мальчишку, который ещё и показал ему монетку в два левка. — Стибрил? Смотри, малец, допрыгаешься ты…

— Если есть желание, то могу принести тебе немного раки.

— А что это такое? — спросил кучер.

— Местная водка. Говорят — крепкая. Я, правда, не пробовал. Мамка постоянно просила этого не делать.

— Так басурманы не употребляют, — удивился Фирс.

— Некоторые тайком попивают. Ну что?

— Не отказался бы. Да и мои товарищи не против. Пётр Андреевич, конечно, накажет, коль дознается… Да ладно, неси, коль сам предложил.

И Николка стал постоянно выходить в город, пользуясь одному ему известным путем. Об этом узнал Потап и не преминул отругать мальчишку, но потом заметил немного таинственно, заговорщицки:

— Я бы хотел попросить тебя, Николай, сделать мне услугу в городе. Смог бы?

— Да я для вас, дядя Потап, что хошь сделаю! Только скажите.

— Разведай, где находятся посольства Австрии и Франции для начала. Это у тебя должно получиться. Запомнил?