Дикий барин

Наличность

Я плохо себя чувствую без узелка с наличностью. В идеале с золотыми дублонами.

Во-первых, я не уверен в себе так, чтобы рассчитывать только на силу своего обаяния. Во-вторых, я не доверяю карточкам. Я им не верю. Против карточек возражают все мои рачительные предки-староверы.

У меня сохранился бумажник моего прадеда. В этом бумажнике можно жить: настолько он уютен, объемист и надежен. Достаешь такой бумажник, и вокруг начинается Макарьевская ярмарка: буйство кружев, визги, лаковые сапоги, мадера и граммофоны с певицей Вяльцевой. Захлопнешь бумажник, и начинается постылое семейство у тонко сипящего самовара. Сидит такое семейство надежно в Лукояновском уезде, сидит в полном чине за столом, а кто и вдоль стены, волосы в духовитом маслице, руки на плисовых штанах, муха в окно бьется, жарко протоплено, пост Великий.

А с карточками – один морок. Достал, протянул, ни тебе шелеста, ни уверенности, ни осознания, ничего. Все свои самые бездарные траты я совершил под воздействием карточного обмана.

Поэтому пошел утром в банк за наличностью. И порадовался всему. Мне даже спели. Тут, когда отсчитывают мои фунты, поют: твенти файф, твенти сикс… Очень мелодично – никакой филармонии не нужно.

Я даже подпевал, энергично кивая.

Я бы и сплясал, если бы мог.