Дикий барин

Прием гостей

Вчера был занят приемом гостей.

У живущего в поселке есть несколько неприятных обязательств перед обществом: стараться не ходить в магазин за продуктами голым, резать черных козлов не на крыльце, а в глубине двора, подновлять колючую проволоку над забором, не забывая ее на это время обесточить, сдавать деньги на все подряд. И принимать гостей. Без этого никак.

Гостей я обычно принимаю в человеческом обличье. Домочадцы обметают с меня пыль, паутину, отскребают прочие следы жизни на мне. Я расчесываюсь двумя руками и аккуратно протираю глаза мокрой тряпкой. Так что все в полном порядке – гости входят и видят меня сидящего, облокотившегося о рояль и со скрипкой в руке. Тем самым символизируется творческое начало вечера.

Потом вечер может по моему прихотливому хотению несколько сменить русло, бывало так, что жены через забор перелетают в пылающих одеждах, а мы у подкидной доски валяемся среди давленной в битве посуды и, мыча, пытаемся оценить красоту только начинающегося веселья. Бывало так, что как в китайской опере побывал: все воют, летают на веревках и с красными лицами бодаются стульями, хрипя и бугря жилы на шеях.

На этот раз все было очень благородно и как-то даже душеполезно.

В любой интеллигентской компании найдется дура, которая знает несколько стихов наизусть. Заучивала их, закладывала пальцем страницу, спотыкалась в изложении, вновь раскрывала томик, и так по нескольку раз на дню.

Я спрашиваю всех: зачем?! Для кого такие страдания?! Кому предназначены декламации?! Для этого ли бесполезного Федюнина, меня, Б-ча и прочих собравшихся маялся поэт? Он вообще хотел, чтобы его бессмертные строки зачитывались перед такими рожами? Он бы, может, увидев такое, упал бы в обморок, вытянутым лицом вниз, на Гиппиус?!

Но вчера я был благодушен и упустил момент.

Секрет удачного застолья простой. Женщины-жены отсаживаются отдельно, и там им очень хорошо. Мужчины ведут разговоры, стуча кулаками по столешнице и расплевывая изо рта мясные ошметки в словесной полемике. Потом пары воссоединяются, я хлопаю в ладоши, несут чай, сахар, пряники. Пары с удивлением рассматривают друг друга – я не обещал стопроцентного совпадения, там, не знаю, гармонии мгновенной. Бывают танцы, веселые игры, домочадцы только успевают уворачиваться.

А тут прорвалась стихолюбица.

На втором стихотворении Анны Андреевны Ахматовой я, конечно, сломался. Такого наговорил, что утром, при пересказе очевидцев основных тезисов, как куснул рафинаду, так и просидел до обеда.

Пойду про террор лучше писать. Про Серебряный, стало быть, век.