Осень патриарха. Советская держава в 1945–1953 годах

1. В преддверии скорой развязки

Как считают целый ряд современных историков (А.В. Пыжиков, О.В. Хлевнюк, Й. Горлицкий[500]), события, предшествовавшие смерти И.В. Сталина и обострению борьбы за власть у одра умирающего вождя, начались задолго до февраля-марта 1953 г. Как ни странно, но старт им дало дело опального главы МГБ СССР генерал-полковника Виктора Семёновича Абакумова, арестованного в июле 1951 г.

Поводом для этого ареста послужил донос на имя И.В. Сталина от начальника Следственной части по особо важным делам МГБ СССР подполковника Михаила Дмитриевича Рюмина, который, попав почти в безвыходное положение своим нерадением по делу профессора Я.Г. Этингера, решил перейти в наступление и спасти себя от неминуемой опалы, а может быть, и от худшего исхода. Дело в том, что ещё в начале ноября 1950 г. бывший многолетний консультант Лечебно-санитарного управления Кремля известный профессор-кардиолог Яков Гиляриевич Этингер был арестован по первому «делу врачей», «ставивших своей целью путём вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям СССР», в том числе первому секретарю Московского обкома и секретарю ЦК ВКП(б) тов. А.С. Щербакову, который, как известно, скончался от острого инфаркта в мае 1945 г.

В начале марта 1951 г., так и не дав никаких признательных показаний, профессор Я.Г. Этингер также скончался от острого сердечного приступа, что безнадёжно застопорило весь ход самого этого дела. Получив за это нагоняй от В.С. Абакумова, М.Д. Рюмин решил действовать на опережение и подал в ЦК ВКП(б) заявление на собственного шефа, позднее так поведав о мотивах своего поступка уже во время следствия против него самого: «Обдумывая создавшееся положение, я пришёл к выводу, что дело Этингера может послужить для меня удобным и убедительным поводом для того, чтобы, с одной стороны, выступить в роли разоблачителя Абакумова и уйти, таким образом, от ответственности за совершённые мной преступления, а с другой — застраховать себя на будущее от каких-либо более серьёзных неприятностей, чем объявление мне выговора за то, что я не зафиксировал показаний Этингера о его преступных высказываниях и связях».

Как считают многие историки и публицисты (Р.Г. Пихоя, О.В. Хлевнюк, Й. Горлицкий, Н.В. Петров, Г.В. Костырченко, М. Пэрриш[501]), это заявление М.Д. Рюмина, датированное 2 июня 1951 г., совпало с горячим желанием самого И.В. Сталина устроить серьёзную кадровую чистку в МГБ СССР, поскольку в нём содержался целый ряд серьёзных обвинений против В.С. Абакумова, в частности, что именно он «погасил» очень «перспективное» дело арестованного Я.Г. Этингера, который мог дать ценные показания о «врачах-вредителях», не дал ход делу о «молодёжной еврейской организации», готовившей покушения на советских вождей, скрыл от ЦК важную информацию о серьёзных недостатках в работе советской контрразведки на территории Германии и, наконец, «грубо нарушал установленные партией и правительства правила ведения следствия». При этом одни записные антисталинисты (Р.Г. Пихоя, Г.В. Костырченко) утверждают, что столь скорый арест В.С. Абакумова и его «подельников» зримо говорил о том, «что страна стояла накануне новой волны массового террора», а другие не менее известные антисталинисты (О.В. Хлевнюк) ставят под сомнение этот тезис своих единомышленников и коллег. При этом оппоненты и тех и других хулителей вождя (Ю.Н. Жуков[502]), утверждают, что версия о том, что за делом В.С. Абакумова лично стоял сам И.В. Сталин, не соответствует действительности, поскольку первым «охоту» на главу МГБ СССР начал Г.М. Маленков, который уже 3 июля 1950 г. имел на руках закрытое письмо ЦК ВКП(б) «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности», где содержалось прямое указание руководителям рескомов, крайкомов, обкомов и горкомов партии «навести большевистский порядок» в органах МГБ и «повысить партийность в работе чекистов».

Думается, что последняя версия больше соответствует действительности, тем более что сами Н.В. Петров и О.В. Хлевнюк[503] обратили особое внимание на то обстоятельство, что генерал-полковник В.С. Абакумов в своё время имел самые тесные контакты со своим прямым куратором — начальником Управления кадров ЦК ВКП(б) секретарём ЦК А. А. Кузнецовым, и ещё в марте 1948 г. они оба получили нагоняй за организацию «суда чести над двумя чекистами» без согласования с Политбюро ЦК. Более того, те же К.А. Столяров, О.В. Хлевнюк, Й. Горлицкий и Г.В. Костырченко[504] сами утверждают, что ход этому доносу дали Г.М. Маленков и его помощник Н.Д. Суханов. Но при этом как заговорённые все дружно продолжают твердить о том, что во всём виноват исключительно И.В. Сталин.

5 июля 1951 г. Политбюро ЦК, рассмотрев рюминское заявление, приняло следующее решение: «поручить комиссии в составе т.т. Маленкова (председатель), Берия, Шкирятова и Игнатьева проверить факты, изложенные в заявлении Рюмина, и доложить о результатах Политбюро ЦК ВКП(б). Срок работы комиссии 3–4 дня». При этом, судя по известному «Журналу посещений кремлёвского кабинета И.В. Сталина», не дожидаясь выводов этой комиссии, в ночь на 6 июля в присутствии В.М. Молотова, Л.П. Берии, Г.М. Маленкова и Н.А. Булганина вождь устроил очную ставку В.С. Абакумову и М.Д. Рюмину. По итогам этой ставки в третьем часу ночи в сталинский кабинет был приглашён заместитель министра госбезопасности генерал-лейтенант Сергей Иванович Огольцов, который с ходу был назначен и. о. главы МГБ СССР, пробыв в этой должности чуть больше месяца, до начала августа 1951 г. Причём в тот же день в МГБ СССР был назначен и его прямой куратор — представитель ЦК ВКП(б) Семён Денисович Игнатьев, занявший всего восемь месяцев назад важный в центральном партийном аппарате пост заведующего Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б).

Тем временем опальный В.С. Абакумов написал на имя вождя объяснительную записку, в которой разъяснил все обстоятельства по делу Я.Г. Этингера, отмёл все рюминские обвинения и заверил И.В. Сталина в личной преданности ему. Тем не менее через несколько дней Политбюро ЦК приняло специальное Постановление «О неблагополучном положении в МГБ», в котором в адрес В.С. Абакумова добавилась ещё пара новых обвинений, в частности в «обмане партии» и в «затягивании следственных дел». 8 июля 1951 г. опальный министр побывал на допросе у исполняющего обязанности Генпрокурора СССР К.А. Мокичева, а уже 12 июля он был арестован и помещён в Лефортовскую (особую) тюрьму МГБ СССР. На следующий день была арестована и вся верхушка Следственной части по особо важным делам МГБ СССР, в частности её начальник генерал-майор А.Г. Леонов и два его заместителя — полковники М.Т. Лихачёв и Л.Л. Шварцман. Позднее были арестованы начальник 2-го Управления МГБ полковник Ф.Г. Шубняков, его заместитель генерал-лейтенант Л.Ф. Райхман, управделами МГБ генерал-майор М.К. Кочегаров, начальник Секретариата МГБ полковник И.А. Чернов, его заместитель полковник Я.М. Броверман и ещё один заместитель начальника Следственной части по ОВД МГБ полковник В.И. Комаров.

Судя по «Журналу посещений кремлёвского кабинета И.В. Сталина», вскоре после этих событий, в конце июля 1951 г., в присутствии Л.П. Берии и Г.М. Маленкова вождь провёл важную встречу с новым руководством МГБ СССР, на которой дал прямые указания С.Д. Игнатьеву, С.И. Огольцову, С.А. Гоглидзе, Н.Н. Селивановскому, Е.П. Питовранову и министру МГБ УССР Н.К. Ковальчуку о серьёзной перестройке всей агентурно-оперативной работы министерства и предложил сократить его агентурную сеть почти на 70 % и полностью ликвидировать институт осведомителей.

Между тем, как утверждает Н.В. Петров,[505] первоначально И.В. Сталин предполагал назначить новым министром союзного МГБ генерал-лейтенанта С.И. Огольцова, но в начале августа 1951 г. тот направил вождю личное письмо, в котором сообщил, что он тяжело болен и по заключению врачей ему прописан постельный режим. Более того, он предложил назначить врио главы МГБ СССР другого заместителя министра — генерал-майора Евгения Петровича Питовранова, — и на него же «возложить участие в допросах по делу Абакумова». Однако накануне своего отъезда в отпуск на Кавказ 9 августа 1951 г. И.В. Сталин по подсказке Г.М. Маленкова назначил новым министром МГБ СССР Семёна Денисовича Игнатьева, оставив за ним и ключевой пост заведующего Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б). При этом новым заместителем министра по кадрам был назначен бывший главный кадровик ЦК Компартии Украины, первый секретарь Одесского обкома КП (б) У генерал-майор Алексей Алексеевич Епишев. При этом следствие по делу В.С. Абакумова было передано Генпрокуратуре СССР, где его куратором стал зам. генпрокурора К.А. Мокичев.

Тем временем сам М.Д. Рюмин, получивший за рвение и бдительность на службе должность и. о. начальника Следственной части по особо важным делам МГБ СССР и звание полковника, решил не останавливаться на достигнутом и направил И.В. Сталину и Г.М. Маленкову новую порцию разоблачений руководящего состава МГБ СССР. В результате вопреки робкому протесту самого С.Д. Игнатьева Постановлением Совета Министров СССР полковник М.Д. Рюмин был утверждён заместителем министра и членом Коллегии МГБ СССР и начальником Следственной части по особо важным делам. Он же стал инициатором очередной волны арестов в центральном аппарате МГБ, жертвами которой в начале ноября 1951 г. стали все отставленные незадолго до того заместители министра — генералы Е.П. Питовранов, Н.Н. Селивановский, А.С. Блинов, Н.А. Королёв и ряд других, которые многие годы находились под «враждебным влиянием» В.С. Абакумова и К0.

А тем временем тогда же, в ноябре 1951 г., шарахнула новая «бомба». На сей раз после разговора И.В. Сталина с министром госбезопасности Грузинской ССР генерал-лейтенантом Николаем Максимовичем Рухадзе, состоявшегося в Цхалтубо ещё в конце сентября 1951 г., Политбюро ЦК ВКП(б) 9 ноября 1951 г. приняло Постановление «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамия М.И.». Как считают ряд историков (Н.В. Петров, О.В. Хлевнюк, Й. Горлицкий, В.М. Соловейчик[506]), «несомненно, текст этого Постановления был продиктован „знатоком“ местной специфики», то есть самим И.В. Сталиным, однако никаких серьёзных доказательств своего «открытия» они так и не приводят. Более того, Н.В. Петров акцентирует внимание на том, что в тексте этого Постановления речь шла не только об «укоренившейся коррупции», которую прикрывает «группа лиц», состоящая из «мингрельских националистов», о самом «мингрельском национализме», который крайне опасен своей неуёмной жаждой бесконтрольной власти и угрозой распада Грузинской ССР на ряд «провинциальных княжеств», но также и о связях части руководства Грузии с грузинской белой эмиграцией, опекаемой американской разведкой. Причём в качестве главного агента иностранных спецслужб была названа известная парижская группа Ноя Жордании — Евгения Гегечкори — двух ключевых фигур бывшего правительства меньшевистской Грузии, которая «обслуживает шпионской информацией американскую разведку, получая за это доллары». По версии Н.В. Петрова, упоминание Евгения Петровича Гегечкори, родного дяди (а отнюдь не брата) Нино Теймуразовны Гегечкори — жены самого Лаврентия Павловича Берии — было прямым выпадом против ближайшего сталинского соратника. Однако надо иметь в виду, что, во-первых, именно И.В. Сталин ещё весной 1948 г. инициировал возвращение на малую родину грузинских меньшевиков из «французской ссылки», во-вторых, как верно подметил Ю.Н. Жуков, о возможных связях группы М.И. Барамии с антисоветской грузинской эмиграцией пока упоминалось лишь «теоретически» и, в-третьих, куда важнее, как считает В.М. Соловейчик, была возможная связь руководства Грузинской ССР не с белой эмиграцией, а с двумя известными и очень влиятельными еврейскими кланами — кланом Мирилашвили из мингрельского села Кулаши и кланом Крихели из Тбилиси. И хотя в этом Постановлении ничего пока не говорилось об арестах, они вскоре конечно же последовали. Первым делом были арестованы второй секретарь ЦК КП (б) Грузии Михаил Иванович Барамия и министр юстиции Авксентий Нарикиевич Рапава, который до этого в течение целых пяти лет занимал должность министра госбезопасности Грузинской ССР.