Осень патриарха. Советская держава в 1945–1953 годах

в) Турецкий кризис 1945–1947 гг.

Как известно, в середине марта 1945 г. СССР в одностороннем порядке денонсировал трижды продлевавшийся советско-турецкий договор «О ненападении и нейтралитете», заключённый в декабре 1925 г. Однако уже в мае 1945 г., то есть практически сразу после капитуляции Германии, начались неформальные консультации о заключении нового договора, в ходе которых турецкая сторона предложила свой проект очередного соглашения, который предусматривал изменение режима Черноморских проливов в пользу СССР. Естественно это предложение Анкары вызвало соблазн «дожать» турок до полного удовлетворения всех советских требований, и поэтому в начале июня 1945 г. на встрече с турецким послом Селимом Сарпером нарком иностранных дел СССР Вячеслав Михайлович Молотов прямо заявил ему о желании советской стороны пересмотреть Московский договор «О дружбе и братстве», заключённый в марте 1921 г. При этом В.М. Молотов прямо дал понять, что «желательными условиями заключения нового соглашения» будет не только совместный турецко-советский контроль над режимом Черноморских проливов (с обязательным размещением там советской военно-морской базы), но и «исправление территориального вопроса» на основе Сан-Стефанского мирного договора 1878 г., поставившего победную точку в последней Русско-турецкой войне. То есть речь, по сути дела, шла об установлении новой государственной границы и передаче СССР «незаконно отторгнутых» территорий Карсской области и ряда уездов Батумской области и бывшей Эриванской губернии.

Как считают ряд историков (С.В. Мошкин, И.С. Иванов[345]), внешнеполитическая активность Москвы на турецком направлении была в известном смысле предсказуемой, поскольку победа над Германией привела к небывалому росту военного и политического влияния СССР во всём мире и дала И.В. Сталину уникальную возможность закрепить советское присутствие во всех сопредельных странах мира. Более того, профессор С.В. Мошкин считает, что де-факто это был реальный «шанс на реализацию давней мечты большевиков о мировой революции». Причём в отношении Турции эта тема приобрела особую актуальность, так как она оставалась единственной пограничной державой, не попавшей в сферу влияния Москвы.

Надо сказать, что послевоенный «турецкий вопрос» давно вызывает жаркие дискуссии в отечественной и зарубежной историографии. Одни авторы (С.В. Мошкин, Д.П. Гасанлы, М. Акгюн[346]) утверждают, что за ним де-факто скрывался вопрос о реальных территориальных претензиях Москвы к Анкаре. Однако их оппоненты (И.С. Иванов[347]) убеждены в том, что эти претензии стали лишь средством давления на Анкару для решения главной проблемы — пересмотра режима Черноморских проливов и отмены конвенции Монтрё, подписанной в июле 1936 г.

Хорошо известно, что «турецкий вопрос» стал одним из важнейших в повестке дня Потсдамской конференции, проходившей в июле-августе 1945 г. Именно здесь советские лидеры впервые после 1921 г. официально поставили вопрос об «исправлении» советско-турецкой государственной границы и во время самой конференции к этому вопросу возвращались не раз, в том числе в ходе личной беседы В.М. Молотова и британского министра иностранных дел Антони Идена, во время «разъяснений» В.М. Молотова У. Черчиллю в ходе одного из официальных заседаний конференции и, наконец, во время выступления И.В. Сталина, когда он прямо заявил «о намерении вернуться к границам царской России, существовавшим до Первой мировой войны». Однако, как известно, лидеры Великобритании и США уклонились от принятия какого-либо решения по этому вопросу, сославшись на то, что тема «исправления» советско-турецкой границы касается исключительно двусторонних отношений и должна быть решена СССР и Турцией самостоятельно. Однако на деле это означало, что союзники не поддержали требования Москвы и выступили против любых попыток И.В. Сталина добиться расширения советской территории за счёт турецких провинций. Между тем вышедший победителем из войны И.В. Сталин был настолько уверен, что получит от Турции некогда утраченные территории, что уже в июле 1945 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило Антона Ервандовича Кочиняна в должности первого секретаря Карсского обкома Компартии Армении.

Однако советскому руководству так и не удалось добиться от Турции каких-либо территориальных уступок. Напротив, как считают вышеупомянутые авторы (С.В. Мошкин, Д.П. Гасанлы, М. Акгюн[348]), бескомпромиссная позиция и жёсткие дипломатические демарши советской стороны привели к противоположному результату — США и страны Западной Европы оказали Анкаре политическое покровительство и выступили в роли заступников от территориальных претензий Москвы. По сути, «турецкий вопрос» превратился в фактор «пробуждения» Запада и смены приоритетов в его восточной стратегии. Давление СССР на Турцию было воспринято вчерашними союзниками не только как стремление включить её в сферу советского влияния, но и как попытку Кремля расширить с помощью «турецкого плацдарма» своё военное и политическое присутствие в Средиземноморье, в регионе Ближнего и Среднего Востока. В устах политической элиты Запада всё чаще стали звучать озабоченность по поводу усилившихся великодержавных тенденций Москвы и даже призывы к политике сдерживания экспансионистских устремлений Советского Союза. Это видно из многих тогдашних документов февраля-марта 1946 г., в частности «длинной телеграммы» Дж. Кеннана, Фултонской речи У. Черчилля и ряда заявлений тогдашнего американского посла в Турции Е. Вильсона.

Более того, как установили ряд историков (Д.П. Гасанлы[349]), в июле-октябре 1946 г. появляется целый ряд секретных документов, в частности доклад директора Центральной разведки генерала X. Ванденберга «Внешняя и военная политика СССР», секретный меморандум главы Управления по ближневосточным и африканским делам Госдепа США Л. Хендерсона и телеграмма заместителя госсекретаря Д. Ачесона, в которых они прямо заявляли: 1) что для СССР регион Среднего Востока «является крайне притягательным с точки зрения расширения границ и представляет для него даже больший интерес, чем Восточная Европа, так как здесь находится жизненно важная для него бакинская нефть — возможный объект воздушного нападения в потенциальной войне»; 2) что «если Советский Союз добьётся контроля над Турцией, то будет трудно помешать Советам взять под контроль Грецию и весь Ближний и Средний Восток», поэтому «для Америки жизненно важно предотвращение любых советских планов силой или угрозой применить силу добиться своего в отношении Дарданелл и Турции» и 3) что политические последствия установления военного контроля СССР над Турцией приведут к крайне болезненным последствиям для США в Средиземном море, регионах Ближнего и Среднего Востока, поэтому необходимо «оказать Турции дипломатическую, моральную, экономическую и военную помощь».

Так Турция не в последнюю очередь благодаря жёсткой позиции И.В. Сталина и В.М. Молотова стала для западных стратегов и дипломатов важнейшим элементом сдерживания Москвы. В свою очередь, Москва, выдвинув неприемлемые для Анкары территориальные претензии, добилась обратного эффекта: турецкое правительство стало более энергично искать поддержки у ведущих западных держав, что в конечном счёте заметно ускорило движение Турции в сторону НАТО, куда она вступила в феврале 1952 г. Лишь после смерти И.В. Сталина новое советское руководство стало выстраивать более гибкую политику в отношении Анкары и отказалось от прежних территориальных претензий и пересмотра режима Черноморских проливов, о чём уведомило турецкое правительство в официальной правительственной ноте от 30 мая 1953 г.