Эликсир для избранных

Москва, наши дни

Я вошел в кабинет, и в ту же самую секунду на столе зазвонил телефон.

— Ну, сейчас, сейчас!

Я бросил сумку на стул, снял плащ и аккуратно повесил его на плечики. Телефон продолжал звонить. «Кто ж это такой настойчивый?» Я подошел к висевшему на стене календарю и передвинул красную пластиковую рамку. Отодвинул кресло и сел. Расстегнул пиджак. Бросил в корзину старые газеты. Окинул кабинет взглядом. Кажется, все, больше никаких причин оттягивать разговор не было. Я потянулся к трубке, и в этот момент телефон замолчал. «Ну, и ладно, — подумал я и включил компьютер. — Кофе, что ли, выпить? Спать хочется смертельно…» Но в эту секунду дверь кабинета приоткрылась, и в комнату заглянула секретарь редакции Маша Филимонова.

— Ты почему трубку не берешь, а? — сердито спросила она.

— Меня еще нет, — пробормотал я.

— Нет, ты уже есть, — возразила Маша.

— Это тело мое есть, Мария Викторовна, — сказал я, — а душа еще в пути. Не поспела! Вы, Мария, не смотрели картину «За облаками» с Джоном Малковичем? Там индейцы говорят: мы не можем идти так быстро, наши души за нами не успевают…

— Тоже мне Джон Малкович, — проворчала Маша. — Ну и где твоя душа? На парковке?

— Уже в лифте, — вздохнул я, — сейчас придет.

— Поторопи, — безжалостно потребовала Филимонова, — тут ее, душу твою, с утра какой-то татарин дожидается.

— Татарин? Почему татарин?

— Потому что Адель Гарипович Хабибуллин, — ответила Маша, сверившись с бумажкой. — Знаешь такого?

— Впервые слышу. Чего хочет?

— Тебя хочет.

— И где он, твой татарин?

— В приемной сидит.

Разговаривать ни с кем не хотелось, но деваться было некуда.

— Проси, — махнул я рукой.

— Слушаюсь, барин… — прошипела Маша и исчезла.

«Адель Гарипович? — подумал я. — Кто же это такой?»

Дверь снова отворилась, и на пороге появился молодой человек довольно высокого роста. Волосы у него были набриолинены, как у героев старых американских фильмов. Безукоризненный темный костюм, белоснежная сорочка, узкий галстук-«селедка». Я перевел взгляд на ботинки. Начищены до блеска. В руках гость держал черный кожаный портфель.

«Коммивояжер, — подумал я. — Нет, протестантский проповедник… Сейчас начнет раздавать Библии. “Покайтесь, ибо конец света приблизился!” Хотя почему Библии? Он же, должно быть, мусульманин…»

— Алексей Петрович? — осведомился молодой человек.

— Да. С кем имею честь?

— Хабибуллин Адель Гарипович, — громко и четко произнес гость и, вытянув вперед руку, двинулся к столу.

Я встал и пожал его маленькую, почти детскую ладошку.

— Прошу садиться.

Хабибуллин сел на стул и расстегнул свой портфель. Оттуда он извлек маленький кожаный футлярчик, а из футлярчика — визитную карточку, которую протянул мне. Я взял карточку и стал ее изучать. В центре было крупно написано имя владельца, а вверху, рядом с каким-то невнятным логотипом, значилось «Фонд поддержки общественных инициатив».

«Это еще что такое? — подумал я. — За таким названием может скрываться все что угодно! Департамент благих начинаний!»

Пока я читал, Адель Гарипович вынул из портфеля какие-то бумаги и по-хозяйски разложил их на моем столе. Я отложил карточку и стал разглядывать посетителя.

«Совсем мальчишка, — подумал я, — лет двадцать, не больше».

— Так чем могу быть вам полезен, Адель Гарипович?

Юноша Хабибуллин приветливо взглянул на меня и начал:

— Как вы, наверное, знаете, Алексей Петрович, в этом году Казанский ветеринарный институт отмечает свое 145-летие…

Я, разумеется, этого не знал, но решил ни в чем не признаваться и просто кивнул.

— …В связи с этим в Казани пройдет большая научно-практическая конференция. Наш центр участвует в организации мероприятия…

«Ах, вот оно что! — подумал я. — Он — пиарщик».

— …Предполагается, что на конференции будут сделаны доклады, посвященные выдающимся выпускникам института, живым и…

Адель Гарипович на секунду запнулся.

— И мертвым, — помог я ему.

— Да, уже покойным, — сказал Хабибуллин и почему-то улыбнулся. — Доклады о видных ученых — выпускниках института и об их вкладе в мировую науку. Свое участие подтвердили уже более ста человек, среди них ученые с мировым именем. Мы сейчас занимаемся уточнением программы…

«Понятно, — подумал я про себя, — сейчас он предложит журналу быть информационным спонсором, попросит что-нибудь написать об этом чудесном собрании…»

— По результатам конференции предполагается издать сборник статей. И мы решили просить вас, Алексей Петрович, написать для него статью о вашем уважаемом предке… э-э-э… родственнике — академике Павле Алексеевиче Заблудовском, — бодро закончил свою речь Адель.

«Вот это номер!» — ошарашенно подумал я.

А вслух произнес:

— Видите ли, Адель Гарипович, это, конечно, очень лестно. И мне как члену семьи приятно, что в Казанском ветеринарном институте помнят и чтут прадеда, но я ведь не ученый, а — журналист, редактор… Я, конечно, имею представление о трудах Павла Алексеевича…

Это была наглая ложь.

— …но моих знаний, полагаю, недостаточно, чтобы участвовать в таком сборнике на должном уровне…

А вот это было чистой правдой.

— Одним словом, не стоит ли поручить это человеку более подготовленному? — выдохнул я.

— Алексей Петрович, речь не идет о научной статье в классическом, так сказать, понимании, скорее, о биографической! — воскликнул Адель, смешно всплеснув руками. — Задача конференции — дать широкую картину научной и общественной деятельности выпускников института. Тут не надо будет углубляться в детали. Наше мероприятие, скорее, просветительское и историческое… в смысле, посвященное истории… Тут ваши журналистские умения придутся как нельзя кстати.

Меня вдруг охватило чувство смутной тревоги, причину которой я не мог объяснить. Казалось бы, причин беспокоиться не было никаких — заслуженный прадед, почтенная конференция, безобидный Адель. В чем, собственно, дело? Неясно…

— Откуда вы… я хотел сказать, как вы меня нашли? — спросил я.

— Ну, это наша работа, — скромно сказал Адель, — мы разыскиваем людей, их родственников по всей стране…

— Понятно, — сказал я довольно сухо.

«Проходимец какой-то! Явился тут неизвестно откуда… — подумал я с раздражением, но тут же одернул себя: — Ну, почему сразу проходимец? Он делает свою работу. Ну, допустим, не нравится он тебе, и что? В конце концов, ты можешь просто отказаться… Соврать, что занят, что уезжаешь в отпуск в Кабо-Верде. На два месяца. Эх, хорошо бы на два месяца, да кто же отпустит?.. Но, собственно, почему ты должен отказываться? Ведь господин Хабибуллин просит тебя написать о твоем прадедушке, а не о своем. Так чего упираешься? Спасибо ему надо сказать! Да и матери будет приятно. Давно ли ты встречал в печати упоминания о славном предке и его научных трудах? Если уж быть до конца честным, ты их вообще никогда не встречал. Как говорится, а был ли прадедушка? Может, прадедушки-то и не было? Так возьмись за дело, олух, прославь фамилию!»

— Ну, что же, Адель Гарипович… Повторяю, ваше предложение несколько… э-э-э… неожиданно… И я не до конца уверен, что подхожу для этой работы, но… Пожалуй, я возьмусь за это!

— Алексей Петрович, я очень рад! — расплылся в улыбке Хабибулин. — Для нас будет большой честью, если вы, потомок знаменитого ученого и журналист солидного столичного журнала, примете участие в нашем мероприятии. Кстати, конференция проходит под патронажем президента Республики Татарстан Минтемира Шараповича Баймухаметова!

— Ну, это — решающий аргумент! — сказал я с усмешкой, но Адель Гарипович, кажется, не расслышал иронии. Он уже собирал свои бумажки.

— Мы хотели бы получить от вас текст где-нибудь через месяц-полтора, — деловито произнес Хабибуллин. — Объем — примерно 12–14 тысяч знаков с пробелами.

«Всю жизнь и деяния Павла Алексеевича Заблудовского мне предстоит упаковать всего-то в четыре журнальные страницы, — недовольно подумал я. И тут же сам себе подивился: — Минуту назад хотел вообще отказаться, а теперь тебе мало. Где логика?» Приходилось признать, что логики в этом не было.

— Очень рад был с вами познакомиться, Алексей Петрович, — произнес Адель Гарипович, поднимаясь.

— Мне тоже было приятно, — ответил я. — Надеюсь, мы с вами еще увидимся.

— Непременно, — откликнулся Хабибуллин.

Он пожал мне руку, взял свой портфель, развернулся и пошел к двери, весь такой высокий, прямой, черный. «Человек, одетый в черном, учтиво поклонившись, заказал мне Requiem и скрылся… — почему-то пришло мне в голову. — Какой реквием? При чем здесь это?»