Эликсир для избранных

Москва, апрель 1932 года

Числа пятого апреля Павлу Алексеевичу Заблудовскому позвонил доктор Лев Левин и предупредил, что в ближайшие дни его пригласят на Лубянку.

— С какой целью? — поинтересовался профессор.

— Будет устроен небольшой консилиум, — пояснил Левин.

— Кто пациент?

— Вацлав Рудольфович Менжинский.

— Кто еще приглашен на осмотр?

— Игнатий Николаевич Казаков, — ответил Левин. — Нас будет трое — вы, он и я.

«Хм, занятная компания у нас подбирается», — усмехнулся про себя Заблудовский. А вслух сказал:

— Я вас понял, Лев Григорьевич. Буду рад помочь.

На том разговор и закончился.

Положив трубку, Павел Алексеевич некоторое время сидел в кресле, размышляя о предстоящем визите. Тут была целая интрига. Могущественный шеф ОГПУ страдал одновременно грудной жабой и бронхиальной астмой. В 1926 году он перенес тяжелейший инфаркт миокарда, и с тех пор его здоровье только ухудшалось. Лечащим врачом Менжинского на протяжении многих лет был профессор Лев Григорьевич Левин. До переезда в Москву Заблудовский не был лично знаком с Левиным, но знал, что в медицинских кругах у него была репутация хорошего терапевта. Левин был родом из Одессы, учился в Новороссийском и Московском университетах, а потом стажировался в Германии. В Кремлевке Левин служил с 1920 года и пользовался там большим авторитетом. Когда в тридцать первом году Заблудовского пригласили консультировать в Лечсанупр, Левин встретил вновь прибывшего коллегу настороженно. Причина этого заключалась в том, что Лев Григорьевич был твердым сторонником традиционных методов лечения, он с недоверием и скепсисом относился к различным новациям, в числе которых была и лизатотерапия. Левин старался не допускать к своим высокопоставленным пациентам врачей, которые практиковали новые и, как он считал, недостаточно проверенные методы. До определенного момента ему удавалось сдерживать натиск своих научных противников, но в деле с Менжинским он потерпел чувствительное поражение. К середине 1931 года здоровье председателя ОГПУ ухудшилось настолько, что он почти не вставал с постели. Традиционное лечение не давало желаемых результатов, и тогда руководство Лечсанупра решилось применить новые средства. К Менжинскому пригласили доктора Игнатия Казакова, одного из ярых сторонников лизатотерапии. Насколько было известно Заблудовскому, Казаков применил комбинацию из нескольких лизатов — кардиолизата, лизата гипофиза и некоторых других препаратов. Результат превзошел все ожидания. Спустя несколько месяцев шеф ОГПУ встал со смертного одра и приступил к активной работе. Успех был полным, акции Казакова резко пошли вверх. Разумеется, Льву Григорьевичу это не могло понравиться, но поделать он ничего не мог. Менжинский совершенно уверовал в лизаты и стал самым горячим сторонником и пропагандистом нового метода лечения.

При мысли о Казакове Заблудовский вздохнул. Поначалу он рассчитывал найти в его лице союзника, но вскоре понял, что тот не любит его еще сильнее, чем Левин. Казаков везде и всюду пытался выдать себя за основателя лизатотерапии, оспаривая приоритет Заблудовского. Павел Алексеевич неоднократно предлагал Игнатию Николаевичу сотрудничество, но всякий раз натыкался на отказ. Казаков держался обособленно, никого не пускал в свою лабораторию и утверждал, что готовит лизаты по «оригинальному» рецепту, суть которого никому не открывал. Павел Алексеевич не верил ни в какие особые казаковские рецепты, полагая, что тот пользовался его, Заблудовского, данными, которые были опубликованы в Казани в конце 20-х годов. Поведение коллеги крайне раздражало Павла Алексеевича, но его успеху в лечении Менжинского он искренне радовался, полагая, что это поможет общему делу.

«Н-да, интересная компания у нас собирается», — вновь подумал Заблудовский…

Утром 13 апреля на Новинский пришла машина, и Павла Алексеевича отвезли на Лубянскую площадь. Офицер на входе проверил у Заблудовского удостоверение личности и мельком заглянул в саквояж с инструментами — так, больше для проформы. Потом другой офицер в новеньких скрипящих сапогах провел профессора пустынными коридорами и распахнул перед ним одну из дверей. Заблудовский вошел и оказался в просторной комнате, служившей, видимо, для отдыха председателя или кого-то из высокопоставленных чинов ОГПУ. Письменного стола и шкафов в комнате не было, зато имелись большой удобный кожаный диван и два глубоких кресла. Рядом с диваном стоял невысокий столик, на нем хрустальный графин с водой, стаканы и большое стеклянное блюдо с фруктами. На паркетном полу лежал хорошего качества персидский ковер. В комнате уже ждали Левин и Казаков. Павел Алексеевич обратил внимание, что стояли они на некотором отдалении друг от друга и, видимо, не разговаривали.

— Доброе утро, коллеги! — приветствовал докторов Павел Алексеевич.

— Здравствуйте, Павел Алексеевич! — откликнулся доктор Левин.

Лев Григорьевич сделал шаг навстречу Заблудовскому и пожал ему руку. Казаков не двинулся с места и только молча кивнул.

«Кажется, Левин готов признать лизатотерапию при условии, что представлять ее будет не Казаков», — усмехнулся про себя Павел Алексеевич.

— Как ваше здоровье? — поинтересовался Левин.

— Благодарю вас, хорошо, — сказал Заблудовский.

— Ну что же, тогда, пожалуй, начнем, коллеги, — сказал Левин, потирая руки. — Позвольте мне сделать небольшое введение… Как вам известно, в последние годы Вацлав Рудольфович испытывал… эээ… серьезные проблемы со здоровьем. И в прошлом было решено использовать новый метод лечения, автором и основоположником которого являетесь вы, уважаемый Павел Алексеевич…

Казаков бросил на Левина сердитый взгляд.

«Зачем он его дразнит?» — подумал Заблудовский.

— …Непосредственно лечением товарища Менжинского занимался Игнатий Николаевич, — продолжал Левин. — Результаты… ммм… весьма обнадеживающие. Сегодняшний осмотр, в известном смысле, — формальность. На прошлой неделе Вацлав Рудольфович прошел весьма тщательное обследование в Кремлевской больнице под присмотром начальника санчасти ОГПУ доктора Владимирова. С результатами вы можете ознакомиться…

Лев Григорьевич прервал свою речь и подошел к одному из кресел. Тут только Заблудовский заметил на кресле небольшой кожаный портфель. Доктор Левин открыл его и вынул оттуда пачку бумаг.

— Здесь результаты последних анализов, кардиограмма… — сказал Левин, кладя бумаги на столик. — Мы должны будем осмотреть Вацлава Рудольфовича и засвидетельствовать, что он готов вернуться к работе без каких-либо ограничений…

Доктор Казаков не проявил никакого интереса к бумагам, предъявленным Левиным. «Наверное, все это ему и так хорошо известно, — подумал Заблудовский, — а вот мне любопытно будет взглянуть…» Павел Алексеевич сел на диван и погрузился в изучение медицинских документов. В комнате вновь воцарилось молчание.

— Кардиограмма неплохая, — произнес спустя некоторое время Заблудовский. — И анализы в норме…

— Да-да, как я уже говорил, состояние Вацлава Рудольфовича вполне удовлетворительное, — подтвердил Левин.

— Ну что же, тогда нам… — начал Павел Алексеевич.

Но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату в сопровождении помощника вошел Вацлав Менжинский. Одет он был не в форму ОГПУ, а полувоенный френч защитного цвета с большими накладными карманами. Движения его были энергичными. Он быстрым шагом обошел комнату и пожал руку каждому из профессоров.

— Ну-с, готов отдать себя в руки светил медицины, — с улыбкой произнес Менжинский.

Павел Алексеевич отметил про себя поразительный контраст между нынешним состоянием шефа ОГПУ и тем, в котором он пребывал год назад во время консилиума на даче в «Горках-6». Тогда руководитель тайной полиции почти не вставал, большую часть дня проводил, лежа в кресле.

— Я попрошу вас раздеться до пояса, Вацлав Рудольфович, — произнес доктор Левин.

— Извольте!

Осмотр занял не более двадцати минут и подтвердил то, о чем говорил Левин: Менжинский был практически здоров.

— Осталось выполнить кое-какие формальности, товарищи, — произнес Вацлав Рудольфович, застегивая пуговицы френча. — Вам надо будет подписать заключение…

Он махнул рукой, и помощник вынул из папки лист бумаги и протянул его начальнику.

— В ЦК партии хотят знать, в порядке ли я и могу ли работать? — пояснил шеф ОГПУ. — Не будем скрывать от них эту медицинскую тайну.

Заключение было подписано, и Менжинский стал прощаться. Возле профессора Заблудовского он задержался.

— Мы не имели возможности познакомиться с вами близко, Павел Алексеевич, — сказал председатель ОГПУ, — но поверьте, я ваш большой поклонник. Ваш метод… эээ… произвел на меня большое впечатление…

Менжинский слегка хлопнул себя ладонью по левой стороне груди.

— Уверен, это дело надо развивать! Думаю, было бы полезным, если бы вы выступили с сообщением о вашем открытии перед членами правительства. Надеюсь, вы не против?

«Казаков меня теперь окончательно возненавидит, да и Левин не будет счастлив, — подумал Заблудовский. — Но какое это имеет значение? Такой шанс рассказать о лизатотерапии самым высоким инстанциям нельзя упустить!»

— Разумеется, я не против, — сказал профессор.

— Вот и отлично! — с улыбкой произнес Менжинский. — Значит, еще увидимся. Благодарю вас, товарищи!