Эликсир для избранных

Москва, сентябрь 1932 года

— Товарищи! Товарищи! Прошу внимания! — обратился к собравшимся зампред Совнаркома Валериан Куйбышев. — Слово для доклада предоставляется профессору Павлу Алексеевичу Заблудовскому. Тему своего сообщения уважаемый Павел Алексеевич сформулировал так: «Лизатотерапия как новый способ лечения и омоложения организмов».

Профессор Заблудовский занял место на импровизированной трибуне, слева от председательского стола, и обвел взглядом собравшихся. Заседание Совнаркома, посвященное лизатотерапии, собрали не в Кремле, а в бывшем особняке Рябушинского на Малой Никитской улице, где после возвращения в СССР жил Максим Горький. Павел Алексеевич знал, что писатель очень интересуется вопросами омоложения и продления человеческой жизни и принимает активное участие в организации нового научного учреждения — Всесоюзного института экспериментальной медицины. На заседание ждали Сталина, но он не приехал. Не приехал и председатель Совнаркома Молотов. Но несмотря на это, собрание получилось весьма представительное, Заблудовский увидел в комнате немало высокопоставленных лиц. В первом ряду рядом с Горьким сидели председатель ОГПУ Вацлав Менжинский, заместитель Молотова Ян Рудзутак и секретарь ЦИК Авель Енукидзе, за ними, во втором ряду, — наркомздрав РСФСР Каминский и нарком земледелия Союза Яковлев. Чуть дальше — высокопоставленный чиновник Наркомтяжпрома Иван Москвин. Где-то в дальнем углу мелькнул заместитель Менжинского Генрих Ягода. Научное сообщество было представлено Львом Федоровым, которого прочили в руководители ВИЭМа, профессорами Беклемишевым, Сперанским, Левитом, Плетневым и Серебровским…

Павел Алексеевич достал из кармана и положил перед собой тонкую стопку небольших листков бумаги. У него еще с казанских времен была разработана особая система читать лекции. Перед выступлением Павел Алексеевич всегда готовил конспект, состоявший из набора небольших карточек, на которых он записывал план и основные тезисы своего доклада. Но самой примечательной вещью была система сигнализации, пронизывавшая конспект сверху и донизу. Значки, подчеркивания, скобки, сделанные карандашами и чернилами разных цветов, имели для Заблудовского однажды и навсегда установленное значение. Беглого взгляда на конспект, мимоходом и почти незаметно для слушателей, было достаточно Павлу Алексеевичу, чтобы сразу вызвать у него всю нужную в данный момент гамму ассоциаций. Самый текст конспекта был обычно прерывист, не шел строчка за строчкой, а располагался то справа, то слева, то крупным шрифтом, то петитом. Рядом стояли особо очерченные цитаты с указанием источника, автора и года, «аналогии» — примеры, а также литературные сноски и много еще чего. Разобраться в этом человеку, не знакомому с системой обозначений, принятых Заблудовским, было практически невозможно.

Закончив приготовления, профессор Заблудовский начал доклад:

— Еще покойный профессор Мечников не раз высказывал глубокую философскую мысль, что «не смерть, а бессмертие является характерной особенностью жизни». Действительно, на основании целого ряда самых точных исследований мы знаем, что бактерии, инфузории и другие одноклеточные организмы, если им предоставить подходящие внешние условия, могут жить бесконечно долго. Каждая такая клетка, достигнув известной стадии роста, делится на две дочерние, такие же живые клетки. Здесь нет смерти. Мы полагаем, что все простейшие организмы потенциально бессмертны…

Заблудовский незаметно отложил в сторону «отработанную» карточку.

— Клетки высшего организма в этом отношении сами по себе мало отличаются от одноклеточных, но сам организм в целом резко отличается от этих примитивных существ. Организм представляет собой как бы клеточное государство, где все элементы связаны в одно целое, почему он и функционирует как самостоятельная замкнутая система. Каждая клетка в силу определенных причин в свое время дифференцировалась и развила какую-нибудь из своих функциональных способностей до высшей степени совершенства за счет всех остальных… Появляются клетки эпителиальные, мышечные, нервные и другие. Дифференцированные клетки образуют ткани, а при посредстве различных тканей возникают органы: сердце, легкие, кишечник, железы. Все органы и клетки сложного организма благодаря функциональной обособленности и разделению труда, доведенному до крайних пределов, могут работать, а следовательно, жить только во взаимном сообществе. Гибель одних клеток неминуемо влечет за собой гибель всех остальных. Дифференциации обязаны мы нашей организацией, благодаря ей мы стали людьми, ей мы обязаны всеми преимуществами нашего бытия. Но платой за эти блага является смерть!

Павел Алексеевич говорил энергично, с подъемом, все более воодушевляясь. Он чувствовал, что все сильнее завладевает аудиторией, заставляет собравшихся буквально ловить каждое слово.

— Что же мы можем противопоставить этому? Можем ли бороться с тем, что неизбежно? Способны ли бросить вызов самой смерти? Чтобы попробовать ответить на эти вопросы, сделаем шаг назад и обратимся вновь к одноклеточным организмам. Как уже отмечалось, они потенциально бессмертны. Подчеркиваю — потенциально! В естественных условиях такие организмы погибают ежечасно и ежеминутно от разнообразных причин — от колебаний температуры, высыхания, воздействия вредных химических веществ, от голода. Однако помимо этих внешних воздействий есть еще и внутренние причины, приводящие простейшие организмы к смерти. Остановимся на этом подробнее. Если микробы поместить в пробирку с питательной средой и держать при оптимальной температуре, то сначала они быстро размножаются, но затем часть микробов начинает погибать. Гибель эта прогрессивно растет, и наконец наступает смерть. Происходит это потому, что микробы выделяют ядовитые продукты диссимиляции, иными словами, простейший организм погибает, отравившись продуктами собственной жизнедеятельности! Такие продукты, являющиеся неизбежными спутниками жизни всякой клетки, я называю натуральными клеточными ядами — в отличие от ядов искусственных, действию которых организм в течение жизни может подвергнуться, а может и не подвергнуться…

Еще одна карточка отложена в сторону.

— Клетки высшего организма, как уже говорилось, принципиально почти не отличаются от одноклеточных. Они тоже постоянно производят натуральные клеточные яды. И если бы эти вещества не выводились бы все время из клеток, то организм тоже скоро погиб бы, отравившись продуктами своей жизнедеятельности…

Заблудовский отложил в сторону еще одну карточку и отпил немного воды из стоявшего на трибуне стакана. В комнате кто-то негромко кашлянул.

— До сих пор я говорил о ядовитом воздействии продуктов диссимиляции на клетку и находился, таким образом, на стороне смерти. Уважаемые слушатели вправе спросить меня: где же та дорога, где тот мостик, который приведет нас на сторону жизни? Ученым известен закон Арндта-Шульце, который гласит, что слабые раздражения усиливают жизнедеятельность клеток, средние — поддерживают, сильные тормозят, а очень сильные прекращают. Наши опыты показывают, что растворы ядовитых продуктов распада в малых дозах способны стимулировать работу соответствующего органа! Следовательно, имея в руках особые препараты, которые я называю «органолизатами», мы можем произвольно повышать или понижать функцию намеченного органа или ткани! За время своей научной работы я окончательно пришел к убеждению, что продукты распада клеточных ядер являются одновременно и ядами, и стимулинами — термин, которым пользовался профессор Мечников, — жизнедеятельности клеток в зависимости от их количества… В свете приведенных данных мне удалось построить такую гипотезу: введение лизатов вызывает в организме резкую физико-химическую пертурбацию и повышает его сопротивляемость. Если приготовить особые препараты из высокодифференцированных органов и тканей и ввести в соответственных дозах в кровь или непосредственно в орган, то можно получить новый вид терапии.

Листочки конспекта отлетали теперь один за другим.

— …Такая специфическая терапия открывает перед нами широкие перспективы для лечения самых разнообразных заболеваний. Более того, я утверждаю, что органолизаты могут использоваться не только для лечения, но и для профилактики целого ряда болезней и просто для улучшения работы органов. И отсюда нам уже совсем легко будет перейти к последнему пункту моего доклада — вопросу об омоложении.

По комнате пробежало волнение. У Заблудовского в руке оставался последний листок.

— Возможно ли действительно омоложение организма? Прежде всего давайте разберемся, что следует понимать под этим словом? Одни под ним понимают общее потенцирование организма: улучшение самочувствия, длительный подъем физических и душевных сил и повышение половой потенции. Другие идут дальше и понимают омоложение как возврат к молодости, то есть как шаг назад к жизни. Отсюда, как следствие, и продление половой жизни. Конечно, никто из нас не думает получить вместо старика юношу, но с другой стороны, в некоторой доле жизненный процесс обратим. Мы можем видеть это из целого ряда описанных в литературе исторических примеров. К англичанке по фамилии Уотерморт в 80 лет вернулось зрение. У француженки Мари Жерне, дожившей до 110 лет, седые волосы вернули свой первоначальный цвет. Есть также случаи из современной практики: у 70-летнего мужчины, которому доктор Воронов пересадил половые железы обезьяны, на лысине выросли волосы длиною три сантиметра, у него прошла 10-летняя импотенция! По моему мнению, мы имеем в явлениях омоложения не простое взбадривание организма, а восстановление некоторых его функций, которое выражается в изменении внешности, усилении общей бодрости, повышении духовных способностей, ясности ума, памяти, силы воображения, в возвращении половой способности. Без настоящего омоложения мы не можем себе представить подобных последствий. Но даже если допустить процесс омоложения и без шага назад, только как поддержание сил и здоровья, то и против этого мало кто будет возражать. Профессор Мечников считал, что если бы все ткани и органы нашего организма изнашивались более или менее равномерно, то, по расчету, человек жил бы по крайней мере 150 лет, а не 60–70, как это обычно наблюдается. Я утверждаю, что мы можем прожить 150 лет! Это не фантастика! И если говорить о старости как об осени нашей жизни, то можно сказать, что осень иногда бывает долгая, жаркая, ясная, не хуже уходящего лета! Это все, товарищи! Благодарю вас за внимание.

В комнате поднялся шум, раздались аплодисменты.

— Тише! Тише, товарищи! — постучал карандашом по стакану Куйбышев. — Желающие могут задать профессору Заблудовскому вопросы…