Признание Босса

Глава 14

Как только ты находишь в себе силы и уверенность в том, что будешь поступать плохо, находятся два варианта: или ты сразу же ложишься в могилу, или твоё время ещё не пришло. Второй вариант настолько сильно подставляет тебя, что ты начинаешь выть, ведь враг никак не хочет появляться на горизонте. Абсолютно не хочет. Он исчез, и тем самым судьба даёт тебе право остыть и всё осмыслить. Но появляются другие люди, которые тоже никак не реагируют на тебя и наставляют пистолет, напоминая, что если ты умрёшь, то все деньги будут возвращены обратно.

Да, именно так, Лазарро вместо себя оставил незнакомого для меня мужчину. И он явно из тех, кто никогда не прогнётся ни под кем, кроме Босса. И от одного его вида бросает в холодный пот. Высокий, накаченный с сотней татуировок и бесстрастным взглядом. Он даже на поводке держит меня так, словно я кусок дерьма, а не человек. Ему плевать, иду я или нет. Он тащит, как робот. Тащит меня на улицу под проливной дождь, где я полностью промокаю, и держит дуло пистолета у меня на затылке, пока я не сделаю свои дела у кустика. Ему дан приказ стрелять, но вряд ли меня убьют, просто покалечат. Поэтому я унизительно хожу с ним гулять раз в сутки по ночам, а потом вытираю сопли из-за простуды, которую всё же подхватила. Лихорадка. Озноб. Слабость. Желание постоянно спать. Всё это превращается в монотонные дни, и хочется молить Бога, чтобы болезнь была смертельной, но нет. Кашель проходит сам, насморк тоже, голова проясняется, корм для собак становится едой, а вода тем, что приходится экономить.

Я сбилась со счёта, сколько уже дней нахожусь в клетке. Мне холодно. Погода становится ненастной, и зачастую идёт дождь. Пальцы не так болят, и я практически могу ими двигать. Мой тюремщик наливает воду утром, и по моим наблюдениям, он находится здесь постоянно. В доме. Или же ближе, где-то рядом с моей комнатой.

Стуча зубами от холода, не могу уснуть. Из распахнутых балконных дверей дует ветер с сильными каплями дождя. Хоть вой ото льда, впивающегося в мою кожу. Я уверена, что не так уж на самом деле и холодно, но без движения, без нормальной еды, без одежды всё кажется куда хуже.

День сменяет ночь и так до бесконечности. Мои силы на исходе, а Лазарро не появляется. Никого нет. Открываю в темноте глаза и пытаюсь нащупать миску с кормом, но ничего не осталось. Совсем ничего, воды тоже нет. Не знаю, сколько уже прошло времени с того момента, как мой тюремщик исчез. Словно всё исчезло вокруг, оставив меня в убивающем одиночестве. Вой ветра, не греющее больше солнце, непогода разгулялась не на шутку, словно издеваясь надо мной.

Тело пронзает от спазма, сцепляю зубы и терплю. Я то сплю, то бодрствую как в тумане. Я умираю. И я очень хочу в туалет.

— Эй… кто-нибудь здесь есть? Есть хоть кто-то? — слабым шёпотом зову я.

Никакого ответа.

Нахожу миску и немного подхватываю её пальцами, чтобы она упала на место. Звук такой громкий для меня, а для остальных бесследный. Никого… совсем никого. И вот теперь мне становится по-настоящему страшно.

Облизываю сухие губы, да и это не помогает. Я хочу в туалет. Безумно хочу в туалет, и больше не в силах терпеть. Мой мочевой пузырь болит. Всё болит. Когда-то мне не было стыдно за то, что я описалась, а сейчас безумно. Это свидетельствует, что я больше не могу контролировать своё тело. Пришла пора умолять.

— Кто-нибудь… воды. — Я снова падаю в темноту. От лужи подо мной становится ещё холоднее. Вонь мочи, пота и грязного тела вызывают тошноту, и меня рвёт желчью прямо на грудь. Я даже не могу остановить это. Больше не могу.

И когда я убеждаюсь в том, что это мой конец. Вот такой жалкий, то свет над головой включается, и я приоткрываю глаза.

— Вот, чёрт, я же забыл про тебя. Чёрт, видимо, отец был прав. Не стоило мне заводить питомца, — низкий смех ударяет меня по сердцу. Оно и так бьётся из последних сил, а теперь совсем на износ.

— Лави, какая ты грязная сучка. Ты что наделала здесь? Сколько тебя учить, что гадить можно только на улице. Плохая. Плохая. Дворняжка. Но ничего, я не устану тебя наказывать, пока ты не запомнишь мои правила. — Меня выдёргивают из клетки и швыряют на пол.

— Ай-яй-яй. Всё изгадила! Как так можно относиться к тому, что тебе дают? Грязная и безродная сука! — Лазарро хватает меня за волосы и куда-то тащит, а потом макает лицом прямо в мочу. Лужа практически высохла, но не настолько, чтобы я не ощутила эту протухшую вонь.

— Здесь гадить нельзя, поняла? Нельзя здесь гадить! Нельзя гадить!

Моя голова трещит от крика, а он ударяет моим лицом по поверхности клетки. Отпускает меня, и я безвольно падаю на пол.

Конечно, так я и поверила, что он забыл. Нет он никогда и ничего не забывает. Всё это было сделано специально, и Итан тоже не пришёл на помощь. Он попрощался со мной, а Симона… я даже не слышала с той самой ночи, как меня привезли сюда. Жив ли он? Я думаю, что Симон пытался сделать что-то для меня. Он единственный, кому я нравилась, и кто уважал меня. А Карл? Карл тоже не пришёл. Никто не пришёл…

— Ой, я, кажется, и покормить тебя забыл. И воды не оставили, пока мы развлекались. День Благодарения ведь! Я забыл. Ладно, отец, ты был охренеть, как прав. Мда, но в свою защиту скажу, что я не люблю питомцев. Мне приятнее общаться с людьми. И у питомцев тоже может быть такая возможность. М-м-м, что скажешь, Лави? — Лазарро поднимает меня за волосы и облокачивает на спинку кровати, садится на корточки, изучая моё лицо.

— Кем тебе предпочтительнее быть? Сучкой Лави или Белоснежкой Босса? Конечно, есть условие. Чтобы вернуть себе моё расположение, тебе нужно всего лишь извиниться передо мной за свою ошибку. Извиниться за то, что ты была такой самоуверенной. Ты не справилась без меня. Ты больше не можешь жить без меня. Ты зависишь от меня так же, как и от воздуха. Ты полностью принадлежишь мне, и с этого момента будешь покорной шлюхой, как моя обожаемая Бруна. Ну как? Запомнила, что тебе нужно сделать? — Лазарро приподнимает моё лицо одним пальцем.

— Я слушаю. Что ты выберешь? Какая тропа теперь твоя? — растягивая слова, спрашивает он.

— Ты никому не нужна. О тебе все забыли. Абсолютно все. Твоя жизнь, в принципе, не имеет смысла, и именно я вношу в неё интерес. Никто о тебе больше не помнит. Ненужная сука, — добавляет с победной улыбкой.

Слабо усмехаюсь и прикрываю глаза, чтобы набраться сил. Его предложение не такое уж и плохое. И всё внутри меня орёт о моём спасении. Буквально всё требует унизиться перед ним и выжить.

— Ты никому не нужна…

— А кому нужен ты? — выдавливаю из себя хрип.

Его самодовольная улыбка сползает с лица.

— Кто любит или любил тебя?

— Ты должна ответить мне. Ответить так, как я хочу, — рычит он, хватая сильнее мой подбородок.

— Тебе могут завидовать. Тебя… могут бояться. Презирать… зависеть от тебя… ненавидеть…

— Заткнись! Отвечай на мои вопросы! — Дёргает меня за подбородок к себе.

— Но никто тебя не любил… никто. Поэтому ты и одинок. Поэтому ты так зациклен… на мне… на тепле… на искренности. Ты никогда… не знал этого. Ты был для всех ничтожеством. Ты никому не был нужен. И ты говоришь, что тебе… нравится это. Ложь… ты боишься…

— Закрой рот! Заткнись, по-хорошему предупреждаю!

— Тебе просто больше… ничего не осталось, как играть роль мужчины. Ты сам виноват… в своём одиночестве. Ты не мужчина… ублюдок… щенок. Ты виноват… не твои мать и отец… ты. Только ты…

— Заткнись, твою мать! — Он толкает меня вбок, и я падаю на клетку.

— Ты сама попросила. Сама. Сдохнешь по своей вине.

Поворачиваю голову и вижу, как он достаёт ремень из своих брюк.

— Вот оно. Твоя сила. Как же ты… её боготворишь. Только ты в ней одинок, и так будет всегда. Это не любовь. Насильно ты никогда не заставишь кого-то… любить тебя. Ты ничего не заслужил, кроме кары… небесной. Ты сам создал ад и считаешь себя князем тьмы. Ложь. Ты… ничтожество. Ты сдохнешь… один… один… Никто не подаст руку… один сдохнешь… Твоя сила… ничего… не будет значить. Ты сдохнешь… без любви… без тепла… А меня любили… многие любили… Карл любил… родители… Они не поступили так, как твои… Я для них значила много… Итан… Симон… Марта… Сэл… Лара… многие… Фабио… Анхель… Все они видели во мне… лучшее… не в тебе. Во мне… И ты сдохнешь… без них… пошёл ты, Босс, я не покорюсь тебе… даже после смерти… Я свободна… рождена такой… не твоя… свобода…

Собираю во рту последние слюни и плюю ему под ноги. Лицо Лазарро искажается от ярости. Оно даже белеет, как и губы. А я улыбаюсь ему.

— Ты проиграл… проиграл, и я проиграла… выиграла жизнь. Человеческое сердце. Душа. Свобода. Любовь. Это то, что нам не принадлежит… У тебя была сотня шансов… сотня… тысяча… ты упустил их. Но ты выбрал свою тропу… она не моя, и я тоже не твоя. Никогда не была… твоей… Я лишь манипулировала тобой… ненавидела тебя… Каждый поцелуй был ложью… для тебя. И мне так хорошо, что ты попался… на мою удочку… Сделать всё, чтобы ты увидел во мне свою мать… всё. Ласка. Искренность. Тепло. Забота… ты такой бедный мальчик, лишённый всего этого… жалкий… ничтожный… ублюдок. Никто и никогда не будет тебя любить… Вся суть человечества в любви… Богатый, а купить настоящие чувства… любовь не можешь… это не продаётся… ты проиграл свою жизнь… проиграл… как и я… Мы оба проиграли…

Мой голос полностью садится. Горло дерёт от сухости. Мышцы живота сводит. Руки слабеют, и я падаю лицом на пол.

— Ошибаешься, Лавиния Браун, свобода зависит от сильных мира сего. Я один из них. И я покажу тебе, что такое говорить со мной в подобном роде, — голос Лазарро дребезжит от эмоций. Я задела его. Сильно задела, но мне не жаль…

Беззвучно смеюсь и смотрю на него.

— Брошенный мальчик… без любви… одинокий, — одними губами говорю, но он всё читает по ним. Это окончательно выводит его из себя. Я ударила по его ранам, а он нанесёт мне смертельные.

Замахивается ремнём, который проходит по моим бёдрам. Втягиваю в себя воздух, дёргаясь, но очень слабо. Кожаный ремень обжигает мою окоченевшую кожу, и кровь начинает бегать под ней. Ещё один удар, и я кусаю губу до крови. Ремень попадает по ногам. Я забиваюсь чуть ли не под кровать от жуткой боли по ослабевшим костям и мышцам. Они просто не могут этого вынести.

— Умоляй о прощении! Умоляй! — Лазарро хватает меня за волосы и тащит в центр комнаты.

— Лучше… сдохну…

С криком он обрушивает на меня многочисленные удары. От их силы моё тело катается по полу. Ремень бьёт по плечам, животу, ногам, ступням, рукам. По всему, куда может добраться. Лазарро лупит меня так сильно, что я не могу дышать. Мои лёгкие сжимаются от боли, а глаза застилает кровавая пелена. Во рту привкус крови. И я чувствую, как она стекает из уголка губ. Нос тоже кровит из-за резко повысившегося давления в теле. А он лупит и лупит меня. Моя кожа каждый раз с огромной силой вспыхивает, выгибая мою безвольную душу в теле, ведь оно неподвижно. Оно просто не может даже немного противостоять. Моя слабость становится адом. Удары, от которых по инерции по телу проходит волна нещадной агонии. Тремор. Сердце бьётся в голове. Всё пульсирует от боли… всё. Я захлёбываюсь кровью и кислородом. Не могу больше глубоко вздохнуть. Лишь поверхностно. Слабо. Жалко.