Признание Босса

Глава 56

Жестокость — проявление самых низменных качеств человечества. Жестокость невозможно полюбить, но она может быть очень возбуждающей. Жестокость стирает рамки приличий и открывает дверь во вседозволенность. Жестокость освобождает от оков. Она та самая дьяволица, которая проявляет в тебе всё самое лучшее из худшего. Жестокость не имеет оправданий. Жестокость — боль и кровь. Жестокость королева мрака. Она имеет белые крылья обмана и чёрное сердце, покрытое похотью удовольствия. Она всегда больше подходит женщинам, ведь женская жестокость не знает никаких правил. Она просто никогда им не следует. Мужчины имеют кодекс, а женщины… не стоит злить женщин. Они станут жестокими и бесчувственными. А причина так банальна. Любовь. Та самая чёртова любовь с милыми алыми сердечками, слащавыми признаниями и страхом быть честными в этой любви. А вот жестокость всегда искренна. Она не прощает лжи и обмана. Она попросту не имеет этих качеств. Жестокость — это жестокость в самом наглом проявлении обратной стороны любви.

Распахиваю глаза, уловив изменение в слабом сердцебиении Лазарро на интуитивном уровне. Отбрасываю от себя плед и подхожу к койке. Кислородная маска на его лице начинает покрываться маленькими капельками. Хватаю её и опускаю на подбородок.

— Лазарро? Ты слышишь меня? — шепчу, дотрагиваясь до его щеки. Глазные яблоки приходят в движение. Пульс ускоряется на мониторе, хотя и я так это вижу по вене на его шее. Хотя сейчас пульс соответствует самой низкой норме для жизнедеятельности, но он повысился. Это отличный знак.

— Лазарро, это я. Нам нужно имя. Лазарро. Имя. Итан здесь, он ждёт имя, — шепчу я.

Медленно и слабо его веки приоткрываются. Тёмные глаза затуманены от нехватки крови, которую ему продолжают вливать в двух капельницах. Его сухие губы слиплись от недостатка влаги. Я беру марлю, смачиваю её водой и провожу по его губам, и он сглатывает.

— Ты напугал меня. Я думала, что потеряла тебя. Прекрати уже веселиться в одиночку, мы все завидуем тебе. — Нервно приподнимаю уголок губ, замечая в его мутном взгляде намёк на смех.

— Какой ублюдок это сделал? Кому ты позволил так с собой поступить?

— Итан… позови… Итана…

Я едва расслышала его слова.

— Конечно. Сейчас. Только постарайся быть в сознании, — кивая, отхожу к двери и открываю её. Выхожу, и на меня сразу же направлено несколько взглядов мужчин из охраны. Отрицательно качаю головой, они глубоко вздыхают и вновь встают на пост. Считаю до десяти и возвращаюсь в палату.

По пути хватаю два шприца и подхожу к кровати Лазарро.

— Он здесь. Закрой глаза, ты теряешь силы. Говори с ним так. Прошу, не делай себе хуже. Лазарро, умоляю. — Провожу ладонью по его щеке, и он прикрывает веки. Ему сложно быть в сознании, он потерял огромное количество крови и практически умер. Его вытаскивали с того света три чёртовых раза.

— Лазарро, Итан здесь. Он слышит тебя, — напоминаю, бросая взгляд на монитор. Пульс тот же самый, он ещё не спит.

— Ренато… ничего… не делать… я сам.

Внутри меня всё ликует, когда я слышу имя. Ну, сукин сын, ты даже не представляешь, на что подписался.

Незаметно отбрасываю колпачок с иглы и аккуратно протыкаю трубку капельницы, по которой течёт кровь в вену Лазарро.

— За тебя отомстят…

— Нет… запрещаю… это моё… дело… Ренато… убью… я…

— Конечно, Итан услышал тебя. Отдохни. Отдохни, Лазарро. — Надавливаю на поршень шприца и наклоняюсь ниже к нему.

— Не делай больше этого со мной. Не вынуждай меня бояться. Я люблю тебя, Лазарро. Я так люблю тебя… я не смогу жить без тебя. Тебе никогда не будет больно. Никто не посмеет такое с тобой сделать. Я клянусь тебе. Я твоя тихая убийца. Ты же помнишь? И я убью за тебя. Я отомщу, — шепчу ему в губы. Пульс ослабевает, но Лазарро слышит меня и борется со сном. Бесполезно.

Выпрямляюсь и быстро меняю шприц на второй. Вливаю в Лазарро лошадиную дозу снотворного, чтобы никто мне не помешал. Я свой выбор сделала, и уж точно пришло время для коронации. Моей.

Хватаю шприцы и выбрасываю их в урну, закрывая туалетной бумагой. Быстро одеваю на лицо Лазарро маску. Забираю сумку и выхожу за дверь. Итан приехал снова и разговаривает с охраной.

— Ничего? — обращается ко мне. Печально качаю головой.

— Нет. Никаких изменений. Абсолютно никаких. Третьи сутки, и он до сих пор не открыл глаза. Если не откроет? — с горечью в голосе шепчу я.

— Откроет. Это Лазарь. Он жив, и у него есть все шансы на восстановление. Пока кровь не восстановится, он будет очень слаб. — Итан натягивает улыбку. Он касается моего плеча и потирает его.

— Ты уходишь? — интересуется он.

— Да… я… мне нужно побыть одной. Поспать немного и поесть. Я… не могу смотреть на него такого. Я не знаю, чем помочь и, кажется, схожу с ума от боли и бессилия.

— Лавиния, это нормально в твоём случае. Ты переживаешь и волнуешься за человека, которого любишь.

— Думаешь, я его до сих пор люблю? — удивляюсь я.

— Ты это сказала несколько раз ему на самом деле. Видимо, не заметила, как призналась, но сам факт. Тем более камеры в доме всегда работают, и когда он ушёл в ту ночь, ты тоже сказала об этом. Он смотрел записи. Этот отрывок стал для него особенным. Он знает, Лавиния, твою тайну. Это уже не тайна. Да и тот факт, что ты нашла его, спасла, притащила сюда и сидела с ним безвылазно, говорит сам за себя, — слабо усмехается Итан.

— Понятно. Я пойду, мне нужно отдохнуть. — Обхожу Итана, но оборачиваюсь.

— Изабелл где? — спрашиваю его.

— Должна была встретиться с Сэлом по делам. А что?

— Ты можешь… знаю, что я не имею права, но мне нужно личное пространство без неё. Я не могу вернуться в пентхаус. Я не могу… это какой-то психологический барьер. Просто не могу быть там и ждать новостей. Я хочу в дом. В свою спальню, которую он для меня выбрал, и где всё осталось по-прежнему. Мне нужно немного побыть одной в доме, чтобы никто меня не трогал. Никто. Никто не говорил мне, что я делаю что-то не так, что всё это случилось из-за меня или то, что может сказать Изабелл мне. Сейчас я не готова бороться с ней… у меня голова набита каким-то дерьмом, и… не хочу, чтобы кто-то видел мою слабость. Не могу позволить себе дать ей сотню новых шансов унизить меня и получить доказательства, что я ничтожество. Прошу, Итан. Ты можешь это сделать для меня. Только на этот день. Завтра я приду в себя, а сегодня просто разбита. Я больше не в силах верить во что-то хорошее, — быстро стираю слезу.

— Без проблем, Лавиния. Я тебя понял. Изабелл задержится в пентхаусе или в другой квартире в Нью-Йорке на несколько дней. Я распоряжусь, чтобы тебя никто не трогал…

— Спасибо тебе. И если будут какие-то новости, то сообщи мне сразу же. Три дня это слишком много… слишком, — бормочу, обнимая Итана, и быстрым шагом удаляюсь по коридору госпиталя.

Моё искорёженное от горя лицо становится нормальным. Приподнимаю уголок губ и удивляюсь, насколько же удобно быть Лавинией. Итана обманула. Лазарро обманула. Изабелл выселила, осталось дело только за малым. Я не потеряю чёртову власть. Не потеряю.

Зачастую люди быстро «переобуваются» в более удобные туфли. Ещё минуту назад они клялись в любви одному, а через пять минут у них уже есть более выгодный вариант выживания. К сожалению, это просто инстинкт самозащиты. Туфли могут жать, а могут быть впору, но недостаточно шикарными уже для тебя. И вот ты идёшь в магазин, чтобы купить новые, а денег нет. Здесь приходят на выручку все воспоминания, которые хранят довольно весомые тайны, которые можно продать и обменять на иной ход событий.

Смотрю на себя в отражении зеркала в облегающем и довольно вызывающем своим вырезом на груди и длинными рукавами платье тёмно-бордового цвета. Мои волосы уложены назад, открывая шею, на которой сверкают рубины. Изабелл вряд ли будет против, мы же подружки. Перебрасываю сумочку через плечо и проверяю идеальный и очень броский макияж. Усмехаясь тому, насколько я хороша. Надо быть коронованной с музыкой. Без неё слишком скучно.

Выезжаю из дома в ночи и по памяти направляюсь в нужное мне место. Доезжаю за пару часов и останавливаюсь перед воротами. Быстро разворачиваю машину, когда на меня нацеливают пистолет. Опускаю окно и протягиваю конверт.

— Передай Боссу. Немедленно. Это от Белоснежки, — требовательно произношу. Мужчина прищуривается, а я закатываю глаза.

— Ещё немного задержишься, и Боссу точно не понравится твоё поведение. Он ждёт меня. Он всегда ждёт меня, а теперь пришло время мне подождать его. Вперёд. Я буду здесь. И если бы я хотела убить тебя, ты был бы уже мёртв. — Иронично окидываю взглядом охранника. Он продолжает держать меня на мушке, передаёт конверт второму и сообщает о том, что я хочу.

Прибавляю громкости на колонках и откидываюсь на спинку водительского кресла, равнодушно не обращая внимания на дуло пистолета. Сколько раз я была уже в такой ситуации, но ещё ни разу не ощущала адреналина от власти. Он был из-за страха, из-за инстинктов, но рождённый в превосходстве впервые. Он такой вкусный. Такой наркотический.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — Зло цедит Босс, выйдя за ворота.

— Я тоже рада тебя видеть, Ренато. Садись, есть разговор. Он тебе понравится, поверь мне. Я не вооружена, но опасность не в этом. Садись. — Указываю взглядом на сиденье рядом с собой. Он недоверчиво осматривает меня.

— Шевели задницей, Ренато. Я не принадлежу семье Ромарис. Я сама по себе, и у меня есть новости. Они должны тебя порадовать.

Прошептав охране, чтобы они записали номер моей машины и следовали за нами, Ренато всё же садится ко мне.

— Думаешь, они меня догонят? Это вряд ли. — Надавливаю на педаль газа, смеясь от такой глупости, как погоня.

— Это безопасность. Моя. И вот это тоже. — Он наставляет на меня пистолет, вызывая ещё один взрыв хохота.

— Ага, убей меня, и мы разобьёмся. Не глупи, Ренато, я везу тебя в одно место, где никто не услышит нас. Потому что то, что я хочу тебе сказать, не для лишних ушей. И уж точно ты тоже не захочешь обнародовать такие новости.

Сомнение пробегает в его взгляде, но он всё же продолжает удерживать меня на прицеле.

Конечно, никто не может сравниться со скоростью, которую я развиваю. К тому же фора в пятнадцать минут, пока они собрались, выехали, не поможет найти нас.

Останавливаю машину на дороге и включаю аварийные огни. Указываю Ренато выйти за мной.

— Итак, какого хрена тебе надо? — выплёвывает он.

— Не хочу, чтобы нас услышали. В машине может быть прослушка. Я проверила, но никогда не знаешь, чем ещё пользуется семья Ромарисов. Лазарро мёртв.

Ренато бледнеет, а потом сглатывает.

— Что? Это ерунда! Он не может быть мёртвым…

— Но это факт. Я сама была свидетельницей его смерти. Кто-то напал на него, оттащил в дом. Я нашла его едва живым с перерезанными венами среди трупов. Его приковали кандалами к стене, и он не мог спастись. Потерял слишком много крови. Когда я привезла его в госпиталь, ему пытались помочь, но как я и сказала, не смогли. Он боролся за жизнь три дня, находясь в коме, так и не открыв глаз. Его показатели упали, сердце остановилось сегодня в пять часов пятьдесят одну минуту. Констатировали факт смерти. В данный момент Итан и остальные члены семьи подавлены, пытаются найти способ сообщить об этом без кровопролития. И вот у нас есть возможность начать работать, пока они отходят от потрясения, — делаю паузу.