Сирота с Манхэттена

В поезде на Шаранту, понедельник, 18 января 1897 года

Гуго Ларош немного расслабился, как только они с внучкой и ее наперсницей устроились в купе первого класса. Однако разговаривал он тихо, почти не глядя на Элизабет, - возможно, потому, что был человеком необщительным.

- Обед тебе понравился? - спросил он у девушки, когда они возвращались из вагона-ресторана.

- Все было очень вкусно, дедушка, - заверила его Элизабет. - Я бы с аппетитом съела что угодно, ведь вы сообщили мне такие чудесные новости об обитателях мельницы! Я боялась узнать, что дедушка Туан умер или что мои дяди разъехались.

- Боже мой, как ты импульсивна! - заметил Ларош. - Я бы все тебе рассказал, только позже. Но ты меня опередила. Кое-какие привычки тебе придется менять. Здесь не Нью-Йорк!

- Мейбл и Эдвард Вулворт очень щепетильны, когда речь заходит о соблюдении приличий и умении вести себя в свете, - сказала она.

- Разумеется! На свой, американский манер, - сквозь зубы прошипел дед.

Ларош уселся напротив нее и развернул купленную рано утром газету. Он погрузился в чтение, и Элизабет не посмела ему ответить. Она исподтишка наблюдала за ним, изучая его неприветливое лицо и начиная понемногу беспокоиться.

За обедом землевладелец выдал пространный монолог о возделывании виноградников и производимых им винах. Называл цифры, перечислял свойства разных сортов винограда - так, словно говорил со своей преемницей.

«И мне было скучно до зевоты! - думала девушка. - А ведь я должна этим всем интересоваться, я его наследница».

Было два часа пополудни. Поезд, длинный состав, влекомый паровозом, шел на умеренной скорости по большой равнине, расчерченной возделываемыми полями, в основном обнесенными оградами или обсаженными кустарником.

Бонни все никак не могла налюбоваться красотами французской деревни. У нее на лице расцветала широкая улыбка, стоило ей увидеть луг со стадом рыжих коров или с пасущимися лошадьми. Будущее рядом с обожаемой Лисбет представлялось ей чудесным.

- Как скоро мы прибудем в Шаранту, мсье? - осведомилась она.

- Очень поздно, мадам, - отвечал Ларош, складывая газету. - У нас пересадка в Орлеане на линию, которая проходит через Ангулем. В тамошней гостинице мы и остановимся на ночь. А завтра утром экипаж заберет нас и доставит в замок Гервиль.

- Замок Гервиль! - восхитилась гувернантка. - Кто бы мог подумать, что я буду жить во Франции в настоящем замке!

- Вообще-то это средневековая крепость, - уточнил Гуго Ларош, несколько смягчившись. - У меня не было возможности рассказать тебе ее историю, да и ты была слишком мала и ничего бы не поняла, - сказал он, опять-таки обращаясь к Элизабет.

- Так сделайте это сейчас, дедушка. Бонни тоже будет интересно послушать.

Ларош после недолгого колебания решился.

- Фундамент очень древний. По преданиям, крепость построили на том же месте, где некогда стояла цитадель готов - это племена, пришедшие к нам из Германии. Мой двоюродный дед организовал раскопки и рассказывал, что обнаружил начало подземелья и даже акведук.

Многие слова оказались слишком сложными для гувернантки, которая тем не менее кивала с серьезным видом.

- Начиная с XII века замком владели дворянские семьи, - продолжал он. - Ему суждено было стать свидетелем англо-французских войн. В 1178 году его захватил Ричард Львиное Сердце.

- Ричард Львиное Сердце! - изумилась Элизабет. - Я читала о крестовых походах, и этот король считался храбрейшим из храбрых.

- Конечно, с течением времени крепость разрушалась, но ее восстанавливали, - рассказывал дальше Ларош, довольный тем, что внучка с интересом его слушает. - Мое дорогое дитя, ты помнишь подъемный мост?

- Смутно, дедушка. Зато помню деревья в парке, заостренные черепичные крыши и маленькую башню в форме полумесяца.

- О, у тебя будет время исследовать в замке все! Бабушка с удовольствием тебе поможет. Мы не знаем, в которой из комнат спал король Генрих IV, но достоверно известно, что наше поместье посетил сам Людовик XIV, когда был в этих краях проездом.

- Кто это - Людовик XIV? - имела несчастье спросить Бонни.

- Наш «король-солнце», - последовал суровый ответ. - Все американцы так невежественны, как вы, мадам?

- Дедушка, это неучтиво с вашей стороны! Бонни не могла это знать. В нью-йоркских школах преподают историю Соединенных Штатов Америки.

Ларош пожал плечами, невнятно бормоча слова извинения.

- В таком случае отложим историю замка Гервиль на потом, - твердо произнес он.

- А бабушка? Как она восприняла новость о моем возвращении? Обрадовалась? - воскликнула Элизабет, не подумав, насколько несообразно прозвучит такой вопрос.

- Обрадовалась? Это мягко сказано. Адела себя не помнила от счастья. Смотреть на нее было одно удовольствие! Ты должна знать, Элизабет, что смерть нашей Катрин чуть не свела твою бабку в могилу. Она понемногу оправилась, черпая силу в вере в Бога. Мое стремление выяснить, что стало с тобой в Америке, разыскать тебя было для нее спасительным. Я поддерживал в ней надежду и ради нее, и ради себя самого. И, хвала Господу, мои усилия вознаграждены.

- Дедушка, я тоже вам очень за это благодарна. Когда я узнала, что вы меня ищете, - о, это было потрясение!

- И это тоже мягко сказано, - уточнила Бонни. - Мадемуазель Элизабет просто места себе не находила!

Ларош нахмурился, недовольный вмешательством гувернантки в беседу. Он положил газету рядом с собой на обтянутое мольтоном[47] сиденье и, протянув руки к девушке, сказал четко, повелительным тоном:

- Расскажи мне обо всем, что тебе довелось пережить, дорогая моя крошка, когда ты лишилась матери и отца. Я хочу знать все подробности, благо впереди у нас целый день.

- Хорошо, - сказала девушка. - Но все основные моменты я описала в письме. Вы еще его не получили? Я вложила в конверт и свою фотографию.

- Нет. Ты будешь в замке, на нашей земле, до того, как придет почта, - с энтузиазмом заверил ее дед.

И только теперь улыбнулся.

Гуго Ларош все никак не мог угомониться, пока они пересаживались с поезда на поезд в Орлеане. Выслушав рассказ Элизабет, он разозлился и на все лады стал проклинать Вулвортов. Позже, на вокзале, он раздраженно покрикивал на носильщиков, громко возмущался тем, что воняет углем и металлом.

- Не стоило рассказывать, что тогда, десять лет назад, мистер Вулворт ходил в гостиницу «Челси», - шепотом проговорила Бонни.

Они с Элизабет шли в нескольких метрах позади Лароша. Девушка обреченно улыбнулась.

- Мне пришлось сказать, я ведь упомянула об этом в письме. И мне понятна его реакция. У меня была такая же.

- Мне кажется, ваш дед - человек холодный и бескомпромиссный. И его замечание по поводу вашего плохого воспитания меня рассердило.

- Не так громко, Бонни! - попросила девушка. - И знай: у меня нет слов, чтобы выразить тебе мою благодарность за то, что ты со мной поехала! Если бы тебя не было там, на пароходе, и особенно сегодня, мне было бы ужасно одиноко.

Они обменялись заговорщицкими взглядами. Ларош, который уже поднимался в вагон, знаком попросил их поспешить.

- Бонни, давай-ка поторопимся! - сказала Элизабет.

Она вскочила на подножку и подала руку гувернантке, не такой проворной. В тот момент, когда она уже хотела последовать за дедом, внимание ее привлекла фигура мужчины, находившегося на другом конце платформы.

«Но это же Ричард! - сказала она себе, обмирая. - Он ехал с нами на одном поезде до Орлеана! Что ему, в конце концов, нужно?»

Она ни словом не обмолвилась ни о своих встречах с Джонсоном на катке в Сентрал-парке, ни о скандале в новогодний вечер. Что касается поцелуев, подаренных и полученных, и скабрезного эпизода на борту парохода, она рассчитывала еще долго хранить все это в секрете. Даже Бонни ничего не узнает! Ну, может, через какое-то время…

- Элизабет, иди и займи свое место! - нетерпеливо окликнул ее Гуго Ларош, который уже стоял в коридоре вагона.

- Иди к нему, Бонни, - шепотом попросила девушка. - Я только что видела Ричарда Джонсона. Хочу убедиться, что он не сядет на наш поезд.

- Боже мой, он едет за вами следом, это точно! Нужно сказать мсье Ларошу! Джонсон ведь знает его французский адрес. Сядет он на поезд или нет, он все равно сумеет вас разыскать.

Подошел сотрудник железнодорожной компании с тем, чтобы закрыть дверь вагона. Бонни и Элизабет пришлось отойти от двери. Но девушка никак не могла успокоиться. Когда железнодорожник ушел, она прильнула к овальному окошку. Поезд тронулся. Он ехал так медленно, что рассмотреть людей на платформе не составило труда. Однако Ричарда Джонсона среди них не оказалось.