Сирота с Манхэттена

Замок Гервиль, в тот же день, в 6 вечера

В Шаранте давно стемнело к тому моменту, когда юная Элизабет Дюкен пригубила чашку с кофе по другую сторону Атлантики, у Леа Рамбер дома.

Адела Ларош, сидя возле камина в гостиной, без интереса листала «Иллюстрасьон»[37], занимательное и дорогое издание, которое выписывал для нее супруг.

- Мне задернуть двойные шторы, мадам? - спросила Мадлен, которая только что принесла дрова в большой плетеной корзине.

- Да, будьте так добры. А потом принесите мне бокал портвейна. Настроение у меня сегодня очень мрачное.

Домоправительница отвернулась, пряча насмешливую улыбку. Хозяйка сроду не была жизнерадостной и под этим предлогом злоупотребляла портвейном. В вестибюле послышались энергичные шаги, и в гостиную вошел Гуго Ларош. Жестом, не допускающим возражений, он отправил Мадлен из комнаты. Та не спеша двинулась к двери, выходившей на черную лестницу.

- Ты вернулся? - воскликнула Адела, как только они с мужем остались наедине. - Все подтвердилось? Это она?

Вот уже неделю Адела жила этой безумной надеждой.

- Фред Джонсон обещает дать окончательное заключение в ближайшие дни. После полудня пришел его ответ на мою вчерашнюю телеграмму. Он считает, что нашел наконец нашу внучку и что теперь ее зовут Лисбет Вулворт.

Ларош наклонился над креслом жены и поцеловал ее в лоб, обрамленный белокурыми, чуть тронутыми сединой кудряшками. Однако Адела не спешила радоваться.

- А какие у него доказательства? Гуго, если снова ложный след, я этого не переживу. Мне становится плохо от одной только мысли…

В последние годы Адела стала излишне впечатлительной и ранимой. Вот и сейчас она схватила мужа за руки, и он, растроганный ее смятением, решил ее утешить:

- Я убежден, мы очень скоро снова увидим свою Элизабет. Не теряй веры!

У двери, верная своим привычкам, подслушивала Мадлен. Нахмурилась, стиснула кулаки… И уже через мгновение энергичной поступью вошла в кухню. Жюстен, который в это время был там, сразу понял, что она рассержена.

- Что вас так раздосадовало, мадам? - холодно спросил он.

- Перестань кривляться! Похоже, эта девчонка Элизабет нашлась.

Молодой конюх хмуро посмотрел на тетку. Он давно перестал надеяться, что маленькая девочка, которую он утешал одним ноябрьским вечером, вернется. Он много лет скрывался в крошечной каморке под крышей, пока наконец не поступил к Ларошам на службу. Его определили в конюхи - работа, которую Жюстен обожал.

Мадлен представила его своим дальним родственником, и теперь он получил возможность всюду ходить не прячась и ухаживать за лошадьми, что его вполне устраивало. Единственная ложка дегтя - это взыскательный надзор со стороны все той же Мадлен.

Домоправительница всю жизнь называла себя его теткой, но запретила даже заикаться об этом перед хозяевами. Также Жюстен больше не мог говорить ей «ты» и выказывать хоть малейшую фамильярность.

«Она упивается враньем, старыми обидами и даже своей ненавистью, - думал он, сидя перед тарелкой с густым овощным супом. - Если Элизабет и вправду вернется, нужно будет ее предупредить, чтобы сторонилась моей тетушки».

Он покончил со скудной трапезой, взял все нужное и пошел к выходу. На улице лил дождь, и ветер был северный.

- Ты куда это? - резко окликнула его Мадлен.

- Что-то не так с одной кобылкой, все время на живот свой смотрит. Боюсь, как бы не колики… Так что лучше я эту ночь посплю в конюшне, - ответил парень. - Лягу на навесе для сушки сена.

- Ну, как знаешь, - сквозь зубы буркнула Мадлен. - А сейчас пришли ко мне Алсида, нам нужно поговорить.

Жюстен кивнул. Алсидом звали нового садовника, тридцатипятилетнего мужчину, которого взял себе в помощники мучимый ревматизмом старик Леандр.

Мадлен сделала его своим любовником. Надо же было кому-то заменить Венсана, умершего насильственной смертью, которой до сих пор так и не нашли объяснения.