50 дней из жизни Кислого или ведьмы тоже ошибаются

Глава 55. Нищеброд

Приняв кивок за согласие, горбатый неспешно отвалил, а Сопля самодовольно шмыгнул носом и с видом благодетеля уставился на Сергея.

— Это кто сейчас был? — поинтересовался Кислый.

— Его зовут Корявый — почему-то перейдя на шёпот, ответил Сопля — Говорят он бывший пират. Так что лучше с ним не ссорится.

— Подумаешь пират! — пренебрежительно фыркнул Сергей — Знал бы ты кем я был раньше!

— Кем? — с интересом спросил оборванец.

— А ты умеешь держать язык за зубами? — изобразив многозначительную гримасу, прошептал Кислый — Потому что это страшная тайна.

Сергей заметил, как загорелись глаза ребёнка при слове «тайна».

— Да, меня хоть плетью хлещи, хоть огнём жги я словно немой — воскликнул Сопля.

— Тише! — приложил палец к губам Кислый — Верю. Но на голодный желудок такие истории не рассказывают. Сам же обещал покормить.

— Ну так это если повезёт — глянув на толпу, вздохнул пацан.

— А ты постарайся — подбодрил оборванца Сергей — Считай, что от этого вся твоя дальнейшая судьба зависит.

Словно подтверждая слова Кислицина, на колокольне храма опять зазвонил колокол. Народ моментально пришёл в движение. Каждый стремился оказаться поближе к воротам.

— Всё. Месса окончена. Сейчас начнётся — объявил Сопля и, встав на четвереньки, словно собачонка, юркнул между ног толпы.

Такой фокус Сергей повторить естественно не мог. Он попытался втиснуться между людьми, но, получив локтем по больной руке, быстро отступил назад. Из затянувшейся было раны вновь закапала кровь. А между тем, одна из карет, уже подруливала к крыльцу храма. Судя по гербу, украшавшему её дверцу, карета принадлежала самому графу Гауэра. Так как экипаж тянуло аж шесть красивых вороных лошадей, «подруливание» заняло некоторое время и Кислицин успел рассмотреть тех, кто первыми вышел из дверей собора. Это была солидная супружеская чета. Мужчина выглядел лет на пятьдесят, сухощавый, с длинными седыми волосами. Его ярко красный камзол из дорогого сукна, скорее всего бархата, смотрелся довольно строго. Без всяких излишеств. Если конечно не считать, расшитых золотом, белоснежных манжет. Опирался граф на узкую чёрную трость с круглым серебряным набалдашником. То, что это сам граф Гауэр, у Сергея не было ни малейшего сомнения.

— Да, здравствуют граф и графиня Герберт — подтверждая догадку Кислицина, заорала толпа.

Супруга выглядела намного моложе графа, благодаря обильному макияжу. Сергей даже сперва решил, что это графская дочь. Но когда та улыбнулась, сморщив лицо и обнажив два ряда гнилых зубов, сомнения Кислицина развеялись. Платье графини также было из красного бархата, но в отличие от мужа она не ограничивала себя в золотых побрякушках, которые сверкали под утренним солнцем.

Вслед за графской четой, из дверей вышли ещё несколько богато разодетых господ, среди которых находились и дети. А точнее две девочки-подростки и совсем маленький мальчик лет пяти или даже меньше, которого держала за руку одна из девчонок. Судя по розовым щёчкам карапуза, питался он довольно-таки неплохо. И это сразу вызвало у голодного Кислицина чувство резкой неприязни к юному засранцу. Почему-то никто из, стоявших на крыльце, аристократов не порождал в Сергее такой ненависти, как малолетний лорд. Возможно Кислый просто испытывал зависть к тому, кто ухитрился удачно родиться на свет, не приложив для этого никаких усилий.

Наконец графский экипаж подрулил к крыльцу и два лакея в фиолетовых ливреях проворно спрыгнули с запяток. Один открыл дверцу и опустил откидную ступеньку, а второй раскатал небольшой коврик прямо от крыльца до самой кареты. Увидев, что граф с графиней намереваются зайти в экипаж, юный лорд резко вырвался из рук девчонки и бросился графской чете.

— Я хочу с тобой! — капризно воскликнул малец, хватая графа за полу камзола.

Детская непосредственность лишь вызвала улыбки обоих Гербертов. Граф наклонился и взял мальчугана на руки.

— Хочешь ехать с дедушкой, Филипп? — улыбаясь, спросил он юного лорда — Тогда пообещаешь, что будешь есть овсянку и не станешь капризничать. Договорились?

— Не хочу овсянку! Хочу мармияд! — захныкал засранец, колотя ручонкой в грудь Его сиятельства.

От этой сценки у Сергея заурчало в животе.

— Вот ведь падла малолетняя! — пронеслось в голове.

Кислицину ужасно хотелось крикнуть графу, что готов хоть каждый день есть овсянку и никогда не будет капризничать, но вместо этого он лишь тяжело вздохнул, прижавшись избитой рожей к прутьям забора.

А между тем граф с графиней неспешно скрылись в карете, прихватив с собой и юного крикуна. Быстро скатав коврик и закрыв за господами дверцу, лакеи проворно вскочили на запятки. Раздался щелчок хлыста и графский экипаж тронулся в путь. Как только карета миновала ворота, в её окне появилась рука графа Герберта, небрежно швырнув в толпу горсть серебра. Площадь огласил восторженный вопль. И Сергей увидел, как сотни рук взметнулись вверх, ловя падающие монеты. Несмотря на все старания народных масс, какая-то часть монет-таки упала на мостовую, вызывая в толпе ещё большую суматоху. А из кареты уже летела новая сверкающая горсть монет, брошенная щедрой графской рукой. На площади же творились настоящие чудеса, слепые моментально прозревали, а у калек отрастали, отсутствующие конечности. Но не обошлось и без мордобоя. В толпе то и дело возникали небольшие потасовки, которые мгновенно пресекали грозные окрики стражников. А особо зарвавшихся, гвардейцы успокаивали древками длинных копий. Лезть в это человеческое месиво у Кислицина не было никакой возможности. Он стоял, прислонившись к забору, и только облизывал кровоточащий обрубок пальца. Сергея просто бесила собственная беспомощность и особенно, доносящийся из кареты, звонкий смех малолетнего гадёныша. Одарив толпу ещё парочкой горстей, граф наконец махнул кучеру, и карета покатила дальше через площадь к ближайшему перекрёстку. Кислицин грустно проводил взглядом графский экипаж, пока тот не скрылся за домами.

— Жрать поехали. Овсянку — с завистью подумал он.

Желудок ответил Сергею требовательным урчанием. А толпа уже приготовилась встречать следующую карету. Второй экипаж забрал молодую пару — мужчину с женщиной и тех самых девочек, вместе с которыми вышел из храма малолетний лорд. Карету украшал такой же графский герб только меньшего размера. К разочарованию народа, второй экипаж пронёсся мимо, не одарив собравшихся не единой монетой. Кислицин только злорадно усмехнулся. Ведь он был чужим на этом празднике жизни.

Остальные кареты следовали через ворота одна за одной. Из большинства экипажей в толпу летело по одной или две горсти монет, только уже не серебра, а меди. Разбрасываться шиллингами мог себе позволить лишь граф Гауэра, о богатстве которого ходили настоящие легенды. Но толпа с удовольствием принимала и медные гроши. Наконец, последняя десятая карета миновала ворота парка, а из дверей храма повалила нарядная толпа лучших людей города, которым дозволялось слушать мессу в обществе Их сиятельства. В основном, мелкие дворяне, купцы, главы ремесленных гильдий и члены городского совета. Почти все они были с жёнами и прочими домочадцами.

А тем временем толпа на площади стала быстро таять. Главное представление окончилось, и горожане возвращались к своим обыденным делам. Оставались лишь нищие оборванцы, клянча мелочь у последних прихожан, которые уже не швырялись горстями, а клали по одной монетке в грязные ладони попрошаек. И вот тут у Кислицина появился шанс. К самим воротам всё ещё было не пробиться, но никто ведь не мешал ему просить милостыню чуть в отдалении. И Сергей бросился к первому же прилично одетому прохожему с протянутой рукой. Но тот почему-то прошел мимо, даже не взглянув на Кислицина. Сергей кинулся к другом, но результат был точно такой же. Так он метался по площади, то к семейной паре, то к пожилой даме, то к молодому господину и всё безрезультатно. Никто не кинул и пени. Кислицин не мог понять, что с ним не так. Причину неудачи ему потом объяснит Сопля. Просто мелочь для милостыни горожане готовили заранее, исходя из своих финансовых возможности и лично скупости. Они уже раздали эти гроши возле ворот и не собирались лезть в кошелёк ради ещё одного оборванца подозрительного вида. А тем временем последние прихожане покинули храм и у ворот не осталось никого. Даже гвардейцев, которые ушли гораздо раньше, вслед за последней каретой.

Раздосадованный неудачей Сергей стоял и не знал, что же делать дальше. Ведь он не мог даже наняться грузчиком в порт, пока окончательно не заживёт левая рука. То ли с голодухи, то ли от переживаний, но у Кислицина вдруг закружилась голова и ему пришлось присесть на корточки, чтобы не упасть. Обещавший его покормить, Сопля не появлялся. Хотя пацан мог просто не разглядеть Сергея среди народа, которого на площади слонялось ещё достаточно много. В данный момент, юный голодранец был для Кислого единственным шансом хоть немного насытить утробу. Поэтому он встал и шатаясь поплёлся к тому месту, где расстался с Соплёй. То есть обратно к забору. И тут Сергей увидел, что одна карета, из тех, которые находились вне территории храма, ещё не уехала. Причиной была семейная ссора. Владелец кареты — мужчина средних лет, довольно-таки богато разодетый, видимо дворянин или купец, отчитывал свою молодую, рыжеволосую супругу. Ничего особенного. Обычная сцена ревности. Видимо женщина позволила себе кому-то улыбнуться во время мессы. И Кислицин решил ещё раз попытать счастья. Приблизившись, Сергей скривил жалобную гримасу и вытянул вперёд правую руку.

— Сэр, прошу Вас! Помогите несчастному калеке — чуть не плача, простонал он.

Удар хлыста пришёлся Кислицину прямо по макушке. В глазах потемнело и он, как подкошенный, брякнулся на четвереньки.

— Куда лезешь, грязная свинья — заорал, сидевший на козлах, слуга и видимо замахнулся для ещё одного воспитательного удара.

— Довольно, Хьюго — остановил кучера дворянин и добавил, обернувшись к супруге — Живо в карету. Дома договорим.

Ничего не ответив, женщина послушно скрылась в экипаже, а следом зашёл и муж. Но лишь карета тронулась с места из её окна осторожно высунулась женская ручка и что-то блестящее звякнуло о мостовую. Сергей так и замер на четвереньках, не веря собственным глазам. Прямо перед ним сверкал на солнце золотой соверен.