Три желания, или дневник Варвары Лгуновой

3 июля

Зима — это прекрасно, как и Антарктида, и Северный Ледовитый океан, и Гренландия, и в целом любое место в этом мире, где ртутный столбик по Цельсию не поднимается выше плюс десяти.

Я сидела в обнимку с вентилятором в купальнике и парео, повязанном на манер платья, у одного косяка двери ванной. Дэн в одних шортах, привалившись к стене, сидел тут же, но у второго косяка этой двери.

Дверь, между тем, была закрытой, а мы злыми.

И слушали мы, как весело и задорно по ту сторону двери льется вода, плещется и раздается довольное пофыркивание одной мелкой, хвостатой-полосатой-енотистой заразы.

А с сегодняшнего дня еще и главного узурпатора этого дома, ибо когда отметка термометра достигла тридцати в тени и под сорок на солнышке, мы достигли риелторского захвата самой важной части любой квартиры.

— Нет, он издевается над нами! — не выдержал Дэн и в который раз безрезультатно саданул по двери.

Нам ее, конечно, не открыли.

И я б не сказала, что Сенечка над нами издевается. Этот гад просто наслаждается жизнью и про нас даже не вспоминает.

— А может все-таки выломаем дверь? — на это раз не выдержала я.

А Дэн на меня недоверчиво покосился.

Ах да, идею вышибить на фиг эту дверь предложил именно он еще часа два назад, когда мы только обнаружили, что ванная занята уже час и не бессовестной мной и не офигевшим в конец Дэном.

В общем, он сразу предложил, а я сразу категорично отказалась, ибо быстро представила, как сижу на унитазе или моюсь без двери.

Нет, нет, нет.

В конце концов, рано или поздно Луций Анней Сенека захочет жрать — зная его, это будет скорее рано, чем поздно — и выйдет за пропитанием.

Надо только подождать.

В общем-то, мы даже дождались.

Когда Дэн примеривался к двери, а я с умным видом давала неумные совета, Наше Хвостатое Величество удосужилось выползти из ванны и под нашими возмущенными взглядами бодренько просеменить на кухню, оставляя за собой мокрые следы.

— Мой чистый пол! — это взвыла я.

— Мой Синельников! — куда громче и печальней взвыл Дэн, зайдя в ванную.

Предчувствуя худшее, я поспешно заглянула следом за ним и…

— Сенечка!!! — закончили мы хором.

Чем ж тебе, скотина ты моя любознательная, так понравился первый том Синельникова, что ты его опять стянул?!

И искупал.

И порвал.

Почти синхронно мы с Дэном проводили взглядами плывущий по воде скомканный лист, на котором с трудом угадывался цветной рисунок черепа.

— Я его убью, — сквозь скрежет зубов, выдохнул сосед. — Ты хоть представляешь сколько стоит этот чертов атлас?!

Представлю, очень хорошо так: пять тысяч со скидкой и по знакомству.

Прикусить язык и не брякнуть подобную глупость успела в последний момент. Только подобных откровенностей сейчас и не хватало, Дэн и так два дня ходил тогда чего-то в обнимку с этим атласом и подозрительно косился на меня с Сенечкой.

Явно о чем-то догадывался, ботаник проницательный.

Впрочем, не о том речь. Пока мы почти реально оплакивали первый том Синельникова, вернулся Сенечка, довольно облизывающийся.

Он зевнул, покрутился у нас между ног и бултыхнулся обратно в ванную, обдав нас снопом холодных брызг.

— Ты совсем потенциальный суицидник, Сенека?! — вытирая с лица воду, ласково и угрожающе спросил Дэн.

И кажется, угрозу эту Сенечка почувствовал, оценил, так сказать, в полной мере и за лежащем в воде шлангом душа нырнул резво, а после вынырнул и…

— Только посмей, скотина! — это было единственное, что я успела завопить прежде, чем оказалась облита с головы до ног ледяной водой.

— Я убью эту тварь! — рявкнул Дэн, скользя на мокром полу и пытаясь не упасть.

Схватился он за первое попавшееся, то есть меня.

Зря схватился в общем-то, ибо я сама в этот момент пыталась не упасть.

Дальше версии происходящего расходились.

Если верить Дэну, то его уронила я, ибо сильно махала руками и вообще это я за него хваталась.

Если верить мне, а верить надо мне, то упали мы из-за него, потому что, если б он не схватился за меня, я бы удержала равновесие и на полу валялся бы только он.

А так свалились мы вместе.

На мой взгляд, вполне удачно даже свалились. Дэн снизу, я сверху, впечатавшись в его слишком стальную грудь.

— Слезь с меня, стокилограммовое чудовище! — простонал Дэн с надрывом и попытался меня спихнуть.

Вот только лежали мы аккурат в дверном проеме между ванной и коридором, поэтому либо в вверх, либо вниз.

В сторону, в смысле бок, вообще никак.

— Прекрати меня лапать! — почувствовав руки куда выше талии, возмутилась я и безрезультатно дернулась. — Альбину иди свою ощупывай и… ты совсем офигел?! Я пятьдесят один вешу!!!

Воспоминания о рыжей мымре предали и сил, и желание отодвинуться от этого… Казанова как можно дальше, поэтому я начала сползать вниз, в сторону ванной, по Дэну.

Недальновидность своего поступка поняла, когда завязки шорт оказались на уровне моих глаз. Однако…

Лучше вверх.

Снова перебирая рукам, я по-пластунски поползла обратно.

— Какая… при чем тут Альбина?! — странно приглушенно возмутился он, а после одним рывком вернул меня на исходную позицию, в смысле глаза к глазам и лица на одном уровне, и с угрозой прошипел. — Еще раз пошевелишься и…

— Я поняла, — оборвала его торопливо, отводя взгляд.

И даже почувствовала.

Не удержавшись, снова поерзала.

— Ты в курсе, что у нормальных людей еще жировая прослойка есть?! — возмутилась я, опережая его.

Лучшая защита, как известно, нападение!

Тем более, нападение справедливое, потому что на костях и мышцах лежать крайне неудобно и твёрдо.

Во всех смыслах.

— Варя… — без того черные глаза потемнели окончательно, а угроза перестала быть угрозой.

Ее воплотили в действие и поцеловали меня.

У Дэна оказались обжигающе-горячие губы, под которыми плавится моя кожа, клеймится, и требовательные руки, что тянут вниз парео и заставляют выгибаться.

Просить о большем, и я уже сама тянусь к его шортам, когда над нашими головами выразительно кашляют и высоким, поставленным голосом с насмешкой спрашивают:

— Вам удобно, дети?

Этого голоса хватает, чтобы я подняла голову и растерянно пролепетала:

— Мама?!

— Варь, ты ничего объяснить не хочешь?

— А ты?

— Кто это?

— Кто вам дал ключи от квартиры?

— Откуда у тебя енот?

— Откуда вы узнали адрес?

— И почему у вас на кухне стоит скелет?!

— И почему вы не предупредили, что приедете?

— Прекрати отвечать вопросом на вопрос! — мама не выдержала первой.

А я вздохнула и по порядку ответила:

— Дэн, мой сосед, мы с ним вместе живем.

— Это я видела!

— Мама! — щеки покраснели сами, но посмотрела я на нее возмущенно и взглядом про свое совершеннолетие и делаю-чего-хочу напомнила. — Енота дала Светка, на время. А Вася не любит, когда его называют скелетом, он Вася!

— Дурдом какой-то! — простонала моя мама и на диванчик без сил опустилась, глядя на меня как на безнадежную.

— Зато весело, — с улыбкой из дурдома, то бишь безумной, подбодрила ее я.

Судя по выражению лица, статус «Безнадежная» за мной официально закреплен.

Руководствуясь моим любимым принципом и в целом инструкцией ко всей моей жизни, а именно «Сгорел сарай — гори и хата!», я в лучших традициях Ромки и камикадзе села рядом с мамой и рассказала ей… все.

Про универ и гаху мама отвесила подзатыльник, возвела очи горе, подумала и объявила, что отцу, который был отправлен чаевничать и налаживать «дипломатические отношения» с Дэном, я признаваться буду сама, ибо «Дочь — историк!» два года из его уст звучало гордо и уже привычно.

— Ладно, черт с тобой, — добавила, еще подумав, мама, — раз за два года не передумала, то дерзай. В крайнем случае, поедешь к тете Гале хвосты коровам крутить в Казахстан и овец пасти.

Я сглотнула, ибо, скажу вам, мама знает, что такое правильная мотивация!

Нет, я не имею ничего против Казахстана, овец-коров и тети Гали, но в ста пятидесяти километрах от единственной трассы, без интернета и связи — во-о-он на том пригорке тока ловит! — с удобствами на улице, с единственной деревней в девяносто семь человек — или шесть, если дед Сабит-таки помер, как грозил уже лет десять — я не поеду!!!

Лучше сразу прибейте меня из милосердия!

— Мам… — жалобно начала я, но меня оборвали и про остальное велели рассказывать.

Под остальным подразумевались Вадик и Дэн и рассказывать мне не хотелось. И не то, чтобы мама выпытывала подробности — чего их выпытывать, когда и так все видно? Причем в прямом смысле слова — но даже в общих чертах объяснить, что Вадик — урод и по телефону меня кинул, а Дэн — это Дэн и я сама понятия не имею какие у нас теперь отношения, сложно.

Очень сложно.

Но мама, когда не включает режим общения с приставкой гипер, на удивление и всеобщее изумление человек чуткий и многое понимает без слов, поэтому она только вздохнула и махнула рукой:

— Ай, замолчи лучше, а то чувствую себя оберфюрером на допросе несчастного партизана. Когда определишься, то в гости надеюсь приедете и нам скажешь? И главное: Дэн-то твой хоть учиться или так же в поисках себя?

— Учится, — я улыбнулась, — первый курс меда закончил.

— Медик в семье — это всегда хорошо, — задумчиво протянула мама.

А я поняла, что она успокоилась окончательно.

Понятия не имею как, но Дэн умудрился очаровать моих родителей за два часа и, когда мы прощались в коридоре, то мама сочувствовала моему соседу и просила звонить «в случае чего», а папа звал на рыбалку — высшая категория одобрения, даже Вадику такой чести не было оказано — и дал разрешение быть со мной построже, поскольку я «оторва без царя в голове».

В общем, мои родители отчалили с полной уверенностью, что у меня все хорошо, я надежно пристроена и переживать не о чем.

В гости нас двоих тоже звали, но не раньше августа, ибо, как оказалось, они из аэропорта и сразу обратно в аэропорт. Из Бухареста, где был симпозиум папы, в Мельбрун, на конференцию мамы. Правда, недельную, остальные три они планируют отдыхать и наслаждаться жизнью.

Дэн, кажется, подобному насыщенному графику удивился, а я лишь усмехнулась. Не припомню ни одного года, чтобы мои родители просидели дома больше двух месяцев. Они вечно в разъездах и как их не выгнали с их работ, я до сих пор удивляюсь.

— Они правда твои родители? — с легкой заторможенностью спросил Дэн, когда мы усадили их в такси и вслед помахали.

— Меня растили бабушка с дедом, — фыркнула я.

— А-а-а, тогда это многое объясняет.

Я с удивлением поглядела на его задумчивую рожу и решила все-таки уточнить:

— Ба была примой нашего драмтеатра, а дед у меня писатель.

— А у вас… творческая семья.

Еще б!

Да я с трех лет знаю, что в театре служат, а не работают, и что Жорж Санд — это тетя, а не дядя.

В квартиру мы поднялись молча, а в квартире повисла напряженная тишина.

Мы же стоим в коридоре, молчим.

Как идиоты и ситуация тоже идиотская, поэтому, глубоко вдохнув, я проговорила на выдохе:

— Спасибо, что не стал разуверять моих на счет нас с тобой, они б не поняли и вообще… в общем, спасибо тебе сегодня.