Без остановки. Автобиография

Гертруда Стайн ухмыльнулась. Они начали забрасывать Абделькадера вопросами, и все ответы их явно радовали. Гертруда Стайн повернулась ко мне. «А ты положил полкроны на грязный туалетный столик?.» Я не понял, о чём она. «Так мистер Салтина сделал в романе „Молодые гости“[134] — Тонни и Анита от тебя этого ожидали». «Но ведь я был в гостях, так нельзя!» — возмутился я. Обе дамы презрительно рассмеялись.

Из Дрездена приехал Гарри и сообщил, что от него забеременела девушка, и он пытается убедить её поехать в Лондон, чтобы сделать аборт. Я возмутился его беспечностью, но он, казалось, был вполне доволен происходящим. Приходили телеграммы: сначала из Германии, а потом из Лондона, но было непонятно, сделает девушка аборт, или нет. Гарри снял меблированную студию на верхнем этаже дома 17 по набережной Вольтера, в доме, где жил Вирджил Томсон. Подписав договор, он тут же пошёл в близлежащую галерею Galerie Pierre, где Миро выставил трёхмерные коллажи, купил три работы и украсил ими стены своей студии с шестиметровым потолком.

Я сходил к милейшей Наде Буланже. Мне показалось, она меня совсем не ожидала. Или ожидала на несколько месяцев раньше, а потом перестала ждать. Как бы там ни было, она не изъявила готовность сразу начать обучать меня композиции и порекомендовала записаться в класс по изучению контрапункта[135], который она вела в Ecole Normale / Высшей нормальной школе, что я и сделал с расчётом на то, что начну учёбу в начале года.

Аарон договорился провести концерт американской музыки в лондонском Эолийском зале на Вигмор Стрит. Он должен был исполнять свои «Вариации для фортепиано», а Вирджил Томсон — аккомпанировать певцам из Capital Capitals, которые исполнят кантату на слова Гертруды Стайн. Так как в программе концерта значилась и моя «Соната для гобоя и кларнета», мне надо было быть в Лондоне заранее на репетиции музыкантов. Мы с Гарри уехали из Парижа за неделю до концерта. В то время Мэри Оливер и Джок жили в Pembroke Lodge в Ричмонд-Парке, и предложили мне остановиться у них. В доме, где картины Тициана висели в гостиной, а Гогена и Пикассо — в ванной! Неудобно было только то, что мне было далеко добираться до центра Лондона, где проходили репетиции. Но у Мэри было два автомобиля, один из которых вместе с шофёром и лакеем она предоставила в моё распоряжение. Гарри совершил ошибку, упомянув Мэри про аборт, после чего та немедленно стала уговаривать его посетить её знакомую знахарку в Хэмпстеде. Само слово «знахарка» выводило Гарри из себя, его отец был врачом, поэтому Гарри не желал иметь дело с ведьмами.

В Лондоне я, наконец, лично познакомился с Эдуардом Родити, который помог мне, написав много рекомендательных писем своим друзьям. Эдуард бы человеком высоким, изысканно вежливым и полиглотом. Мы посетили офис крупной торговой фирмы его отца, расположенный на Голден Сквер. Компания была международной, сам Эдуард некоторое время работал в её гамбургском отделении.

В вечер проведения концерта в Эолийском зале появилась старшая сестра Гарри, Амелия. Ей ужасно не понравилась программа, моё произведение по каким-то причинам вызвало у неё особое отторжение, возможно, потому что в газетах его окрестили «языческим». Мы вместе вернулись в Париж. На пароме она сказала мне: «Если бы у меня был сынок, который бы сочинил такую вещицу, я бы знала, что с ним делать».

«И что?» — полюбопытствовал я.

«Лечить голову бы отправила», — резко ответила Амелия. В Париже она заселилась в снятую Гарри студию. Амелия возненавидела Абделькадера с первого взгляда и принялась его «доставать», разговаривая с ним на языке, который никто не мог понять. Faites ce que or по spazieren, you hear? / «Ну что, делать будете? Или не гулять тогда, слышь ты?»[136] Абделькадер смотрел на неё, ровным счётом ничего не понимая, вытаращив глаза, и иногда лишь восклицал: Ah, je t'en prie, madame, laisse-moi tranquille! / «Прошу, госпожа, оставь меня в покое!» У меня было предчувствие, что жизнь в студии будет не самой спокойной.