Жена Берсерка

Так что она отложила шитье, вскинула голову, сказала:

— Харальд велел — возвращаться пораньше. Я еще в баню, мыться. Я пойду?

— Ты не должна у нас спрашивать, — поспешно ответила Гудню. — Ты — жена ярла. Конечно, иди. Делай все, что нужно, чтобы порадовать мужа. Да, и зайди по дороге в рабский дом. Возьми с собой пару рабынь, чтобы прислуживали в бане, как положено.

— Возьму, — пообещала Забава. Хоть и не собиралась этого делать. — Доброго вечера вам. И доброй ночи.

Она выскользнула из бывшей опочиваленки, на ходу накидывая плащ.

После ее ухода Гудню с Тюрой переглянулись. Гудню сдержанно заметила:

— Вообще-то положено не так. У первой жены ярла должна иметься своя опочивальня в женском доме. И рабыни для услужения всегда должны ждать там. Чтобы быть под рукой, если ей захочется сходить в баню. Или еще что понадобится…

— Сванхильд поступает умно, — возразила Тюра, обычно редко перечившая старшей невестке. — Подумай, Гудню. Ее сундуки стоят в опочивальне ярла, и она спит там каждую ночь. А у ярла Харальда нет времени, чтобы подумать о второй жене. Даже ночью.

Гудню басовито рассмеялась.

— Это верно. Только сдается мне — это не Сванхильд так умна, а ярл не хочет выпускать ее из своей постели…

Они переглянулись с улыбкой, тут же начали обсуждать, какая из рабынь, живших в крепости, успела договориться по согласию с одним из воинов — и теперь ходит в обновке…

Дело шло к вечеру, поэтому рабский дом уже был наполовину полон. Пока Забава шагала по проходу, две рабыни, сидевшие на нарах, мимо которых она шла, торопливо отвесили ей неглубокие поклоны — и быстро забрались с ногами на свои постели.

Красава тоже сидела на нарах. Но завидев сестру, поднялась. Задышала тяжело, с пыхтением, наклонила голову, тоже изобразив что-то вроде поклона. Но после громко застонала, прижав одну руку к груди, а другую закинув назад, на поясницу.

— Прости, Забавушка, разболелась я… с голодухи-то.

Забава растерялась, но только на мгновенье.

Будь доброй с добрыми, вспомнила она слова Харальда. Злой со злыми. И сказала коротко:

— Хватит, Красава. Где Неждана?

Сестра скривилась, опустила руки.

— Там, где ее поселили, там и сидит. На своем месте. Не трогала я ее, не бойся. — И, развернувшись, крикнула: — Нежданка. Поди сюда, дурища. Заступница твоя пришла.

Неждана выступила из полумрака, сгущавшегося в дальнем конце прохода. Быстро поклонилась.

— Доброго вечера, хозяйка. Прости, не знаю, как тебя звать.

— Ишь как, — желчно бросила Красава. — Нажаловаться успела, клин между сестрами вбить — тоже. А имя у хозяйки даже не спросила.

Забава молча посмотрела на Неждану. В разных местах длинного дома горело несколько светильников, и можно было разглядеть лицо рабыни. Рана на лбу покрылась коркой — но новых синяков и ран не было.

И взгляд Нежданы показался ей уже не таким затравленным, как днем.

— Не била? — коротко спросила Забава. — После того, как я тебя покормила?

Неждана снова махнула поклон. Выпалила:

— Нет, хозяйка.

— Тогда пойдем, — велела Забава. — Отведу на кухню. Распоряжусь, чтобы тебя покормили — и миску для Красавы дали. А завтра…

Она посмотрела на сестру. Та стояла тихо, только скривилась так, словно скисших щей хлебнула. Дышала глубоко, неровно.

Неужели все так просто, мелькнуло вдруг у Забавы. Ведь один-единственный раз оставила ее без еды, а та уже притихла…

— Завтра я опять приду, — громко сказала Забава. — И пока тебя не повидаю, Красава еды не получит. Доброй тебе ночи, Неждана. Пойду я.

Девка снова поклонилась, уже в третий раз. Пробормотала:

— Доброй ночи, хозяйка. И спасибо за все.

Забава развернулась, сделала первый шаг по проходу.

— Подлая ты, — визгливо высказалась вдруг сзади Красава. — За все наше добро злом отплатила. Уж сколько мой батюшка тебя кормил, матушка одевала-заботилась…

Забава обернулась, посмотрела на сестру поверх плеча Нежданы, шедшей следом. Ответила, стараясь, чтобы голос прозвучал твердо:

— Я им отплатила добром, когда тебя после порки сюда принесла, Красава.

Про все остальное говорить не хотелось. И про то, что Харальд велел никому не подходить к телам рабынь. И про то, что она его тогда ослушалась, хоть бабка Маленя и предупреждала…

Забава вышла, зашагала к кухне. Заскочила в жаркую большую домину, попросила накормить Неждану получше, а потом дать ей еды для еще одной рабыни.

Так и сказала — рабыни. Ощутив при этом мимолетную тень стыда. Все-таки сестра.

Следом Забава велела, чтобы назавтра для той рабыни еды не давали, пока она сама не придет и не прикажет.

А после пошла к главному дому. Заскочила в опочивальню — пустую, тихую. Набрала чистой одежды и побежала в баню, ополоснуться.

В крепость Харальд со спутниками вернулся уже на закате. Неяркое зарево, обрезанное с двух сторон скалами, горело над фьордом. По затоптанному снегу от домов Йорингарда протянулись длинные темно-лиловые тени.

Он молча спрыгнул с коня. Ислейв, спешившийся следом, предложил:

— Отвести твоего жеребца в конюшню, ярл? Вместе с моим?

Харальд отдал повод, глянул на второго Кейлевсона. И распорядился:

— Болли. Твоего коня пусть отведет в конюшню Свальд. А ты найди своего отца. Скажи, я сейчас займусь псами, потом подойду туда, где живут рабы. Пусть отыщет меня там. И сам приходи вместе с ним.

Он свистнул кобелям, успевшим сесть на снег в нескольких шагах от коней, зашагал к псарне. Псы, набегавшиеся за день, побежали следом охотно. И в распахнутую дверь заскочили сами.

Оттуда Харальд двинулся к рабским домам. Небо быстро темнело, и он, поглядывая на него, мельком подумал — Сванхильд, должна быть, уже вернулась в опочивальню…

Долго ждать Кейлева не пришлось. Старик вместе со старшим сыном подошел к дверям того рабского дома, где жили мужчины-рабы, следом за Харальдом. Спросил, остановившись в паре шагов от него:

— Ярл? Что-то случилось?

— У нас есть рабы из германских земель? — не ответив на вопрос Кейлева, сам спросил Харальд.

Старик задумчиво свел седые брови.

— Наверно, есть. Надо узнать у тех рабов, что приглядывают за рабскими домами.

— Узнай прямо сейчас, — проворчал Харальд. — И вот что… Болли, Кейлев, я хочу, чтобы вы нашли всех рабов и рабынь из германских земель, что у нас есть. Потом отвели их в женский дом — все равно он стоит почти пустой. Баб суньте в одну опочивальню, мужиков в другую. Поставьте у дверей опочивален охрану. Рабам скажете, что ярл хочет узнать побольше о германских землях — потому что ждет нападения конунга из тех краев. И что завтра я с ними поговорю.

Кейлев молча кивнул, но Болли удивленно заметил:

— Ярл, а зачем рабам что-то объяснять? Их дело слушаться.

— Обо мне ходит слишком много слухов, — хмуро бросил Харальд. — Если рабы решат, что их ждет страшная смерть, могут выкинуть что-нибудь. А так спокойно проспят до утра. И утром я с ними поговорю.

— Можно собрать их завтра, — вставил Кейлев.

— Завтра с утра они разбегутся по своим делам, — отрезал Харальд. — Я не буду их ждать или искать. Сделайте то, что я сказал. До завтра.

Он кивнул на прощанье и двинулся к главному дому, гадая по дороге, успела ли Сванхильд вернуться.

Новости, которые он узнал, могли коснуться и ее. Светлые боги не просто так начали искать себе здесь прислужников. Ему самому угрожало только зелье из яда родителя — но Сванхильд могла поплатиться жизнью. За то, что она была той, кем была.

Женщиной, превращавшей его в хорошего зверя, насмешливо подумал вдруг Харальд. И ускорил шаг, торопясь в опочивальню.

Однако девчонки там не оказалось. Хотя солнце уже закатилось, крепость понемногу засыпала… и приказ, отданный им, был четким и недвусмысленным.

Харальд выскочил во двор, уже собираясь двинуться к рабскому дому, но тут один из стражников, охранявших вход на хозяйскую половину, вдруг сообщил:

— Если ты опять ищешь жену, ярл… Кейлевсдоттир была здесь недавно. Но ушла.

Харальд развернулся к говорившему.

— Куда?

— Думаю, в баню, — ответил тот. — В руках у нее тряпье было.

В баню так в баню, подумал Харальд. Заодно он ее и посторожит, пока она моется…

Он зашагал в нужную сторону.

Сванхильд выбрала самую ближнюю баню — Харальд понял это по стражникам, замершим у ее двери. Он кивнул им, входя внутрь, но отпускать не стал. После тревожных новостей так было спокойнее.

К тому же завтра у этой троицы свободный день, а охранять Сванхильд выйдут уже другие.

Он скинул одежду и заскочил в парную.

Баня только-только успела прогреться. Поленья потрескивали, сгорая в каменке. Девчонка, перевернув шайку, примостилась на ней возле огня, отогреваясь. Обняла коленки, глядя на пламя — и волосы, падавшие на плечи и спину, сияли сейчас темным золотом.

На скрип двери она обернулась. Но вместо того, чтобы сказать что-то, молча улыбнулась.

И Харальду сразу стало легче. Смутные, нехорошие предчувствия, одолевавшие его после той находки в лесу, как-то отступили, поблекли…

— Вообще-то тебе сейчас следовало испугаться, Кейлевсдоттир, — бросил он. — Мало ли кто мог войти…

— Стража — за дверью, — пояснила она ему. — Пустят только тебя. Больше никого.

Это тоже надо менять, мелькнула у него мысль. Сванхильд не должна оставаться одной даже в бане. Кто его знает, какие дары мог оставить своему прислужнику Тор. И мало ли что могут подбросить в дымовое отверстие над каменкой.

Он присел на корточки перед ней, ладонями накрыл колени, успевшие согреться, горячие на ощупь. Спросил:

— Что ты решила насчет Кресив?

Девчонка расцепила руки, оперлась ими о края шайки. Плечи приподнялись, ямки за ключицами углубились.

— Я… если моя сестра бьет рабыню, она не ест. Теперь будет так.

— Это все? — уронил Харальд.

Поиграли и хватит, мелькнуло у него в уме. Теперь не до этого. Осталось только найти, кому подарить темноволосую. Как он собирался сделать еще до пожара, сразу, едва та оправится.

Но учитывая, как Кресив вскочила, завидев его — похоже, она уже оправилась.

И ему почему-то вспомнился Свенельд.

Да, этот возьмет, подумал он. Потом, может быть, перепродаст кому-то еще — но это уже будет дело Свенельда, не его. Скоро йоль, можно отправить девку в Ограмюру со словами — дар на праздник от нового соседа…

— Я рабыню при ней кормила, — печально сказала Сванхильд. — Она — смотрела.

Харальд пару мгновений осмысливал, что это значит. Она кормила…

Он вдруг расхохотался. И объявил:

— Сванхильд, женскими делами в крепости пока что заправляют Гудню и Тюра. Иначе, полагаю, ты сама мыла бы полы в моей опочивальне. А рабыни, сидя на сундуках, рассказывали бы тебе при этом, как плохо им живется и что у них болит…

Девчонка взглянула обиженно, но промолчала.

Харальд ощутил, как губы растягиваются в усмешке. И погладил ее плотно сжатые бедра. Ладони пошли скользко, размазывая уже выступившие капли пота. Дотянулись до ягодиц.

Правда, пришлось по пути отбросить ее руки, по-прежнему упиравшиеся в край шайки, на которой она сидела. И сидела неудобно для него — так, что коленки уперлись ему в грудь, когда он потянулся вниз. Поцеловал одно из бедер, пройдясь по нему языком. Привкус соли смешивался со сладким привкусом тонкой женской кожи…