Жена Берсерка

А если хозяин все-таки не запорет до смерти — тогда отомстит тот мужик, что сегодня приходил. Мало того, что он не из простых, так еще и братом приходится хозяину крепости, судя по его словам. Это про того болтали здешние, что он людей голыми руками на лохмотья рвет.

Что ж делать-то, с ужасом подумала Неждана, по-прежнему стоя на коленях у нар — и утирая кровь, текущую из ранки на лбу. Красава пнула ее сзади по пояснице, она глухо охнула. И развернулась, приняв следующий пинок уже на скрещенные руки.

Может, ярловой жене в ноги броситься, подумала она вдруг. Попросить о милости, о защите. Может, хоть она заступиться? А иначе не выжить…

Правда, жену ярла она видела всего один раз — но лицо у нее, как показалось тогда Неждане, было доброе. И сестру свою ярлова жена не забыла, хоть та и рабыня. Проведывала…

— Может, поутренничать тебе принести, Красава Кимрятовна? — Глухо спросила Неждана, подставляя руки под следующий пинок.

На кухне, решила она, у баб выспрошу, где и как проводит свой день жена ярла. Потом отыщу, буду молить, в ноги брошусь…

— Что, уже успела сговориться с чужанином о встрече? — пропыхтела Красава. — У меня за спиной, подлюка? Да я с тебя глаз теперь не спущу. Ты у меня света белого не взвидишь, гадина. Позже за едой пойдешь, когда чужанина тут рядом не будет.

Потом Красава, задыхаясь, бухнулась на нары. Приказала разгневано:

— Ноги мне потри. Все пальчики на них об твои кости отбила, гадюка ты мослатая. И волосья расчеши. А как поутренничаю, в баню отведешь. Вымоешь меня дочиста.

Забаве было радостно. И когда муж ушел, одевалась она не спеша.

После прошлой ночи, странное дело, все вокруг виделось ей более чистым и ярким, чем прежде. Бревна в стенах опочивальни отливали яичным желтком, огоньки светильников сияли морковными тонами, сходя в белизну на фитиле. Остро пахло стружкой, свежей древесиной, немного — горящим жиром…

Главное, думала Забава, Харальд Красаву не хочет. И вторую жену не желает. А серая напасть, опять пришедшая к нему ночью, и затемнившая кожу — прошла, словно ее и не было.

Наверно, следовало спросить у Харальда, отчего с ним такое случается. Но ночью они сам удивился, Забава это видела. Значит, находит на него внезапно, когда он этого не ждет. Как болезнь, внезапно прихватывает…

А утром Харальд ей еще и воду на руки лил, не считаясь с тем, что мужу такое не положено. Потом глаза прятал. Оделся поспешно и убежал поскорей, словно боялся расспросов.

Нешто я нелюдь какая, думала Забава, нешто не понимаю — нет вины Харальда в том, что чернота на него находит. Все потому, что отец у него не человек, а нартвегский бог. Но отца себе не выбираешь. Рождаешься, а он уже есть…

И Забава, пока Харальд одевался, его не тревожила. Будет время, еще спросит об этом — но потом, когда-нибудь.

Хотя что тут спрашивать? Если Харальду было бы что сказать, и захоти он этого — давно бы рассказал.

Забава пригладила ладонью платье из тонкой шерсти, крашенной в синий цвет, и темный, и яркий одновременно. Могла ли она подумать всего три месяца назад, что будет носить такое? А Тюра с Гудню еще говорили, что надо бы золотым поясом его украшать. Каждый день…

Она закончила одеваться, выскочила за дверь. Поздоровалась со стражниками, уже ждавшими ее у выхода, и побежала к псарне. Выгуливать подросшего Крысеныша.

Забава носилась за сараями, радостно тявкавший пес прыгал рядом, когда от одного из сараев, к ней метнулась какая-то женщина. Стража, до этого лениво трусившая следом, сразу рванулась вперед. Забаву обступили, и широкая спина одного из стражников заслонила обзор как раз со стороны подбежавшей бабы.

— Хозяйка, — выкрикнул с дрожью женский голос — на родном наречии Забавы. — Мне больше пойти не к кому — только к тебе. Заступись, если можешь.

— Посмотреть дайте, — потребовала Забава у мужиков, стеной стоявших перед ней.

Те не двинулись. И она просто прыгнула вбок — а потом увидела сложившуюся калачиком женщину. Вставшую на колени и уткнувшуюся лбом в снег. В темном одеянии рабыни…

В следующее мгновение стражники опять обступили, отрезая бабу, сложившуюся в темный комок на снегу. Крысеныш, решив, что с ним играют, тут же запрыгал рядом с мужиками, залаял.

Ненавидь, вдруг вспомнила Забава уроки Харальда. Но не позволяй себе бояться.

И сказала тихим напряженным тоном, вскидывая голову:

— Ярл приказал — не пускать на берег. Вечером — в опочивальню. Тут не берег. Не вечер. Прочь. Я хочу посмотреть.

— Это может быть опасно, Кейлевсдоттир, — проворчал один из стражников, оборачиваясь к ней. — Откуда мы знаем, что у этой рабыни на уме? Я ее в крепости до сегодняшнего дня не видел. Кто она, откуда здесь взялась? А если метнет нож?

— Да и кричит она не пойми что, — не оборачиваясь, заметил другой.

— Я понимаю, что кричит женщина, — по-прежнему напряженно сказала Забава.

И, сообразив, что переубедить стражников, закрывавших ее собой, трудно, а рабыня меж тем лежит в тонкой одежонке на снегу, крикнула на родном наречии:

— Да встань, простудишься. Как тебя зовут?

— Неждана я, — всхлипнули с той стороны стенки из воинов. — Сестре твоей прислуживаю…

И Забаве сразу вспомнилась та рабыня, которую она видела прошлым вечером рядом с Красавой. В памяти разом всплыли все подозрения, что появились у нее после этого. Забава нахмурилась, отгоняя недобрые мысли. Забыть об этом надо. И Харальду верить…

Еще мгновение она раздумывала, как и что сказать — а потом заявила:

— Поднять ее. Если вы бояться — держать руки женщине. Но я хочу с ней говорить.

Рабыню подняли, завернув ей руки за спину и прихватив за локти. Поставили перед Забавой. Она наконец посмотрела ей в лицо.

Девке было лет двадцать пять. На голове серый шерстяной платок, длинные концы которого крест-накрест завязаны под грудью. Из-под него выбиваются пряди — цвета дубовой коры, не такие темные, как у Красавы, посветлей. Глаза серые, отчаянные…

А лицо худое, заморенное. Платок утекает к груди, и в просвете между концами видна длинная истончившаяся шея, с проступившими жилами. Кожа на лбу рассечена — короткой полосой, вокруг которой кожа посинела и опухла. Кровь по лбу размазана…

Забава уже хотела спросить, кого Неждана так боится, что молит заступиться за нее, но спросила почему-то совсем о другом:

— Это Красава тебя так? Я про лоб… неужто рукой так ударила?

— Об нары стукнула, — как-то равнодушно сказала Неждана. И выдохнула умоляюще: — Возьми меня к себе в услужение. Жаловаться на Красаву Кимрятовну не хочу — все же она тебе сестра, а кровь не водица… но если возьмешь, ноги тебе мыть стану, пуще матери родной почитать. Верой и правдой буду служить. Не смотри, что я худая — я крепкая. Надо будет, и тебя на закорках унесу.

Гудню бы сюда, подумала Забава. Спросить у нее, можно ли взять эту девку к себе в услужение. Что вообще позволено жене ярла в том, что касается рабынь?

Нет, про то, что наказывать за нее могут и стражники, Гудню с Тюрой уже говорили. Но вот про остальное…

— А как получилось, что ярл Харальд велел тебе прислуживать Красаве? — спросила наконец Забава.

— Продали меня ему вчера, — глухо ответила Неждана. — Хозяин мой, Свенельд, с раннего утра сюда привез, а ярл Харальд и купил. И сразу же отвел к твоей сестре, приказал ей служить. Сказал — если Красава Кимрятовна хоть раз пожалуется, он меня или выпорет, или по…

Неждана споткнулась на полуслове, отвела взгляд. И Забава похолодела.

Покоя и тихого счастья, что были внутри у нее с прошлой ночи, сразу не стало.

Неужто опять своим делом решил заняться, подумала она со страхом. Баб на куски рвать начал? Или только словом грозит?

А важнее всего, что теперь делать с Нежданой? Без помощи ее оставлять нельзя. Красава, видать, умом тронулась после того, как ее чуть до смерти не запороли — раз девку безответную головой об нары бьет.

Но Неждану в услужение Красаве отдал сам Харальд. И если она поступит по-своему — пойдет против воли мужа.

И так нехорошо, и этак неладно.

Был лишь один выход. И хоть Забаве от этого выхода было не по себе, но девка смотрела с такой мольбой и отчаянием…

— Я пойду, — объявила Забава на наречии Нартвегра, обращаясь уже к стражникам. — Женщина идет со мной.

Она обошла мужиков, как забор — и на этот раз ей не препятствовали, потому что Неждану держали крепкие руки. Зашагала к рабскому дому, где жила Красава, лишь раз оглянувшись.

Стражники шли следом, ведя Неждану.

Крысеныш, уставший молчать, снова запрыгал вокруг. Весело залаял.

— Тихо, — хмуро сказала Забава. Голос ее прозвучал так, что пес растерянно примолк.

Внутри тек холодок. Было не то что страшно — а неуютно. Как-то еще Харальд на все это посмотрит…

Вот только отступить она не могла. Если все и дальше так пойдет, Красава может изувечить бедную девку. Со зла да в ярости даже слабая рука до смерти забить может…

Красава сидела на нарах, причесанная, с аккуратно заплетенными косами — но почему-то недовольная. Хмурая. Однако расплылась в улыбке, едва завидела Забаву.

— Ты, что ли? Рановато сегодня…

Забава встала в паре шагов от сестры. Уронила:

— Я.

И обернулась к стражникам. За крепкими, высокими мужиками Неждану даже не было видно. Забава облизнула пересохшие губы, объявила:

— Та женщина — служит Красаве.

Она махнула рукой, указывая на сидевшую сестру. Распорядилась:

— Отпустить ее. К хозяйке.

И добавила, тут же перейдя на родную речь:

— Иди сюда, Неждана.

— Так эта мерзавка здесь? — изумилась Красава. — А ведь я за утренней снедью ее посылала. К тебе, что ли, побежала? Ах ты…

Забава молча на нее глянула — и сестра замолчала, словно осеклась. Воины, обменявшись парой тихих слов, вытолкнули Неждану к нарам, где сидела Красава. Но один из них тут же шагнул вперед, замер в шаге от Забавы. Смотрел на Неждану, не отводя от нее взгляда…

Вот и хорошо, подумала Забава. Будет кому подтвердить ее слова — если… нет, не если, а когда Харальд начнет спрашивать о том, что случилось. Почему рабыня, которую он отдал в услужение Красаве, вдруг начала прислуживать его жене.

Она подавила вздох, тихо попросила:

— Встань, Красава.

Та поднялась. Прошипела, зло глянув на Неждану:

— Что, нажаловалась? Хочешь с сестрой меня поссорить, гадюка?

Неждана выслушала ее, покорно опустив глаза. Забаватоже слушала, вспоминая, что сказал когда-то ей Харальд — "а началось все с тебя, Сванхильд… с твоей жалости к тем, кто ее недостоин".

Тут тоже все началось с нее. Не бегай она к Красаве, не показывай, что не помнит зла, что по-прежнему считает ее сестрой — может, та и не стала бы зверствовать. Огляделась бы вокруг, попыталась бы с людьми жить по-человечески.

— Поссорить нас эта гадина хочет, — с напором сказала Красава. — И я тебе вот что скажу, Забава — мне сам ярл Харальд велел ее наказывать. Даже бить. На нашем языке приказал, не на чужанском. Ради меня выучил. Мне не веришь, вон ее спроси.

Она кивнула на Неждану. Забава глянула на рабыню в упор, спросила удивленно:

— Правда?

Рабыня, помедлив, кивнула. И опустила голову.