Клиника

31

Старик-охранник что-то напевал под нос. Мелодия знакомая, однако далековато, да и за шумом дождя не разберешь, что за песенка. Охранник почти час сидел под навесом для курения, бросив ветхую шляпу на прогнившую деревянную скамейку. Господи, уже третью прикуривает… А, нет, что-то услышал. Убрал сигарету в пачку, схватил шляпу и, подняв воротник, побрел навстречу дующему в лицо ветру с дождем. Исчез за углом здания.

Дженни выбралась из зарослей кустарника. Срывающиеся с веток капли дождя намочили ее черную вязаную шапочку. Украдкой, пригнувшись, она пересекла старую, заросшую сорняками футбольную площадку. Добравшись до клиники, коснулась рукой холодной кирпичной стены и глянула вверх. Она чувствовала себя предельно собранной и решительной, несмотря на противную, тошнотворную слабость в животе. Темное, мерзкое место — время над ним не властно… Ничего, Боб покончит с этим зданием, какой бы черной силой оно ни обладало.

Осмотрев окна и дверные проемы, Дженни поискала свою старую лазейку. Слава богу, фасад почти не ремонтировали, разве что кое-где обновили краску да сняли решетки с окон. Вот и та самая комната, через которую она когда-то выбиралась на свободу.

Охранников поблизости не было, и Дженни тихонько пробежала вдоль стены до нужного ей непрозрачного окна. Многие пациенты пытались сбежать из своих палат или из туалета, и эти помещения оснастили надежными замками и оконными решетками. К счастью, никто не додумался, что легко можно воспользоваться для побега заброшенной кладовой. Отсюда Дженни и уходила в ночь.

Подцепив раму, она потянула ее вверх, и та подалась, как и много лет назад. Знакомый шорох мокрого дерева, выходящего из пазов… На Дженни нахлынуло знакомое возбуждение: свобода, пусть временная, но все-таки свобода!

Ей не раз удавалось тайно уходить из лечебницы под покровом темноты и возвращаться обратно — словно кошке через дырку в заборе. Память об успешных попытках грела душу в те ночи, когда сбежать было невозможно. Колючий соленый ветер Уитби, объятия Дэнни, который подхватывал ее, не давая свалиться в воду, — эти маленькие радостные эпизоды давали ей силу переносить заточение в изоляторе и болезненные инъекции седативных препаратов.

Подтянувшись, она влезла на подоконник, соскользнула внутрь, быстро обернулась и плотно прикрыла окно. Сняла шапочку, потрясла мокрыми волосами и несколько раз провела по ним ладонями, прислушиваясь к стуку дождя за стеклом. Напрягла зрение, вглядываясь в темноту. Надо же, как разом обострились все чувства…

В помещении стояла мерзкая вонь, и Дженни едва не вырвало. Кислорода в комнате и так было немного, а тут еще сырые картонные коробки с резиновыми перчатками и гнилые, пропитанные запахом мочи и спермы матрасы…

Пол был усеян засохшими серыми кучками экскрементов мелких грызунов; в углу валялась дохлая крыса с отгрызенным хвостом и распоротым брюхом, из которого вываливались черные внутренности. Дженни мелко дышала ртом, стараясь не набрать в легкие ядовитый воздух.

В другом углу лежали выцветшие металлические таблички, покрытые густой вуалью паутины и пыли. Нагнувшись, она поворошила груду: трудотерапия и прачечная, администрация и библиотека, кружок народных ремесел. Приложив ухо к двери, Дженни прислушалась, втихомолку молясь про себя, и повернула ручку. Боже, как же здесь хорошо! Она тихо шагнула за порог, втянув в ноздри запахи свежей краски и цветущих лилий.

Кладовая находилась в конце короткого аппендикса. Осторожно глянув за угол, Дженни свернула было в основной коридор и тут же нырнула обратно, прижавшись к стене. Навстречу бежала молодая женщина. Сердце лазутчицы зачастило: звуки шуршащего платья и колебания воздуха от бешено размахивающих рук быстро приближались. Открылась и вновь захлопнулась дверь. Дженни перевела дух и выглянула еще раз. Чисто… Бросила взгляд на противоположную стену: ага, знакомая комната.

Она на цыпочках пересекла коридор и открыла дверь. Кое-что можно разглядеть — из окна падало немного света. Шкафов с библиотечными книгами не было и в помине, их место заняли разноцветные тренажеры. Гантели, эспандеры, лежащие ровными рядами маты. Спортзал ждет физкультурниц. На улице взревел мотор; на подъездную дорожку упал отсвет фар. Дженни выглянула в окно. Машина завернула за угол — в направлении бывшего флигеля смотрительницы. Эндрю рассказывал, что доктор в основном покидает клинику в девять вечера, а приходит чуть свет — готовится к предстоящему дню.

Вытащив камеру, Дженни сделала несколько снимков, сознавая, что для Боба они никакой ценности представлять не будут. Ему нужны готовые обрушиться конструкции и уличающие доктора Кавендиш документы. Резиновые мячи и маты для йоги Бобу точно не пригодятся. Она согласилась на его предложение в надежде на лучшую жизнь, которую обеспечат полученные за вылазку деньги, однако, попав в старую лечебницу, забыла и думать о гонораре.

Ей некому было рассказать о тех годах, что прошли в «Сосновом крае». След многих пациентов утерян, и единственный человек, который хоть что-то знает об этом месте, — ее мать, миссис Паттон. Знать-то знает, только вряд ли поймет. Бывшая пациентка потерянно стояла в центре смутно знакомого помещения. Ей пришло в голову, что можно воспользоваться возможностью и выяснить некоторые подробности о прошлом, о юности, что отнял у нее «Сосновый край».

Набитые книгами шкафы служили прикрытием для их с Дэнни тайных поцелуев. Тревожили их здесь редко — разве что кому-то вдруг вздумается почитать о миграционных привычках британских птиц. Если Дженни потратит время и кое-что вспомнит о пребывании в лечебнице, ей наверняка удастся похоронить немало тревожащих ее призраков. Во всяком случае, почему бы не восстановить в памяти хорошее? Было и такое…

Она сунула камеру в карман и вышла из бывшей библиотеки, аккуратно перешагнув через мат. Следы оставлять не стоит.

Спальни клиенток клиники находились в том же месте, где когда-то располагались палаты, только теперь большие общие помещения разделили гипсокартонными переборками. Ее личную жизнь тогда защищали лишь тяжелые занавески у кровати. Железные кольца каждый раз противно визжали по металлической перекладине, когда шторки задергивали или открывали. В «Сосновом крае» в палаты набивали по пятнадцать пациентов. Вытянешь руку — обязательно коснешься соседки. Сейчас это пространство разъединили на семь спален.

Подошвы ботинок тихо скрипели по блестящей плитке. В одной из комнат кто-то издал богатырский храп, так что Дженни, на миг испугавшись, сделала шаг назад и замерла. Человек в спальне что-то сонно забормотал, заворочался на кровати, и лазутчица двинулась дальше по коридору, приближаясь к главному входу.

Рядом с бывшим кабинетом смотрительницы когда-то находился архив. Дженни тронула дверную ручку — и застыла на месте. В комнате разговаривали две женщины.

— Ким, хорошо, что ты осваиваешься. Ее методы сперва могут показаться жестокими, но поверь: она творит чудеса. Я видела результаты своими глазами.

— Я просто непривычна к такой обстановке, вот и все.

— Возьми хотя бы Эми. Клянусь, ты ее не узнаешь, когда программа подойдет к концу. А потом, в Гристорпе таких зарплат, как у нас, не найдешь.

— Это правда.

— Потихоньку приспособишься. Все, что тут делается, — исключительно для пользы клиенток.

На этом разговор прекратился, и с той стороны двери послышались обычные звуки, говорившие о том, что женщины готовятся ко сну. Полилась вода из крана — кто-то чистил зубы. Дженни переместилась к соседней двери. Кабинет смотрительницы Доусон…

Заперто, как всегда, заперто. Она достала металлическую скрепку, разогнула ее и вставила в скважину замка. Несколько раз осторожно провернула, прислушиваясь к мягким щелчкам. Наконец замок поддался, и у Дженни забилось сердце. Условные инстинкты… В ее душу невольно заполз страх. Да что такое? Сегодня она пришла сюда по своей воле, никакой смотрительницы здесь нет!

Она тебе уже ничего не сделает…

Дженни прикрыла за собой дверь, и в этот миг под окном появилась голова старика-охранника в надвинутом капюшоне. Женщина отскочила в тень и выждала несколько секунд, пока не стих хруст гравия под ботинками сторожа.

Кабинет отремонтировали, организовав пространство совсем иначе, чем раньше. Зря старались. Ни краска, ни новая мебель не способны стереть воспоминания. Дженни, как наяву, представила себе типичные для медицинских учреждений розовые стены и обрамленные вышивки с цветами и деревенскими домиками, которые смотрительнице дарили к юбилеям профессиональной деятельности, отмечая очередной успешный год. Очевидно, успехи Доусон измерялись количеством безумцев и «плохих» подростков Гристорпа, которых ей удавалось изолировать от нормального общества. Обществу было наплевать, как она обращается с этими людьми в «Сосновом крае». С глаз долой — из сердца вон.

У Дженни имелась причина пробраться в кабинет. Вспомнилась последняя просьба выпустить ее на волю. Ей отказали. Теперь она остановилась на том самом месте, что и в тот раз, изо всех сил сопротивляясь желанию разнести вдребезги письменный стол. Того, прежнего, уже не было; вместо него стоял новый — красивый, с богатой резьбой.

В кабинете до сих пор витал запашок, свойственный всем приемным практикующих врачей. Правда, не было хаоса, который создавали сотни пациентов, не было неумолчного гула и лихорадочной энергетики, захлестывающих здание старой лечебницы. До самого дня краха «Соснового края» у дверей этой комнаты обязательно стоял сердито стучавший в дверь пациент, намеревающийся пожаловаться, что ему дают слишком много (или слишком мало) лекарств. Если не пациент — значит, озабоченный опекун, выпрашивающий снисхождения своим близким. В кабинете все еще висел дух еженедельных летучек, на которых рождались инструкции или приказы о наказании непокорных больных.

На стене позади стола Дженни рассмотрела многочисленные сертификаты в рамочках. Она подняла камеры и сфотографировала все до единого, забыв, что вспышки бьют прямо в окно. За красным дипломом выпускницы медицинского колледжа следовал диплом врача-диетолога.

Настоящим удостоверяется, что доктор Ребекка Кавендиш принята в Британское общество косметологов 25 октября 2000 г.

Дженни подумала о Кларе. Интересно, сколько сертификатов будет висеть на стене в родительском доме, когда сестра окончит колледж… Ей самой о дипломах не приходилось и мечтать. А вот сертификат был — перепало после прохождения первого курса лечения; без подобной бумажки социальное пособие не получишь. Жаль, что никто не учредил награду за упорство в преодолении трудностей, — Дженни стала бы первой претенденткой.

Открыв ящики картотечного шкафа, ничего полезного она там не нашла, кроме аккуратных коричневых папок, содержащих измерения параметров тела клиенток текущего и прошлых наборов. Просмотрела формы, поданные кандидатками. Честное слово, будто заявления о приеме на работу… Женщины просто умоляли доктора о допуске в программу.