О мышах и людях. Жемчужина. Квартал Тортилья-Флэт. Консервный Ряд

VII

У Ночлежного Дворца своя история. Когда Мак и Хейзл, Эдди, Хьюги и Джон еще только туда въехали, они считали Дворец в общем-то просто укрытием от дождя и ветра, местом, куда можно пойти, когда повсюду или уже закрыто, или радость от их визитов несколько омрачена их частотой. Дворец тогда был просто длинной, голой комнатой, и узкие два окна тускло освещали некрашеные, провонявшие рыбой бревна. Сперва им Дворец не нравился. Но Мак понимал необходимость организации, особенно для такой группы алчных индивидуалистов.

Армия на ученье без артиллерии и танков, с помощью маскарадных тележек и учебных пушек изображает разрушительную мощь, а солдаты закаляют дух и привыкают к полевым пушкам, развозя бревна на колесах.

Мак взял кусок мела и вычертил на полу пять прямоугольников, в семь футов длиной и четыре шириной, и на каждом прямоугольнике он написал имя. Это были как бы кровати. Каждый имел нерушимые права на свое пространство. И мог законно покарать всякого, кто посягнет на его участок. Остальная часть комнаты считалась общим владением. Так и зажили они первые дни: сидели на полу, скорчившись, играли в карты и спали на голых досках. Они и до сих пор бы так жили, не вмешайся погода. На целый месяц зарядил небывалый ливень и разом все изменил. Ребятам надоело сидеть на корточках. Осточертело глядеть на голые бревна. Но они оценили дом, укрывший их от дождя. И приятно, когда не докучает возмущенный домовладелец. Ли Чонг даже близко к дому не подходил.

И вот однажды вечером Хьюги принес откуда-то раскладушку военного образца с прорванной парусиной. Два часа он зашивал дыру лесой. В ту ночь остальные, лежа на своих прямоугольниках, увидели, как Хьюги мягко погрузился на койку; они услышали вздох неземного блаженства, и Хьюги заснул и захрапел раньше всех.

На другой день Мак приволок ржавый набор пружин со свалки железного лома. Лень как рукой сняло. Ребята наперегонки обставляли Ночлежный Дворец, и через несколько месяцев мебели набралось, пожалуй, даже чересчур много. Были тут старые ковры, кресла с сиденьями и без сидений. У Мака был шезлонг ярко-красного цвета. Еще они разжились столом и старинными часами без циферблата и без механизма. Стены побелили, и во Дворце стало почти светло. Появились картины – в основном листки из календаря с великолепными улыбками сладостных блондинок и бутылками кока-колы. Анри пожертвовал две работы периода птичьих перьев. Связку золоченых кошачьих хвостов поставили в углу, а на стене, возле старинных часов, повесили павлиний хвост.

Довольно долго приглядывали печь, а когда наконец подыскали что хотели – чудище в серебряных завиточках, с заслонкой в виде никелированного цветника, – начались новые трудности. Такую громадину не украдешь, а хозяин не желал расставаться с ней ради больной вдовы с восемью детишками, которую Мак изобрел и тотчас взял под опеку. Хозяин заломил полтора доллара и только через три дня уступил печь за восемьдесят центов, на эту сумму ребята выдали ему расписку, и, возможно, он до сих пор ее хранит. Сделка произошла в Сисайде, а весила печь триста фунтов. Мак и Хьюги десять дней перебирали все способы доставки печи и, только убедившись, что никто вместо них ее не потащит, взяли этот труд на себя. Трое суток заняла дорога до Консервного Ряда – расстояние в пять миль, и ночевали они рядом с печью. Зато она стала в Ночлежном Дворце украшеньем, очагом и центром. Весело сияли никелированные цветы и листва. Когда печь топили, она согревала всю комнату; а на черной блестящей плите можно было жарить яичницу.

Вместе с печью пришла гордость очагом, и Дворец стал домом. Эдди посадил под дверью вьюнок, Хейзл присовокупил редкостные кусты фуксии в пятигаллонных бидонах, и хотя они загородили вход, зато сделали его парадным. Мак и ребята любили Дворец и иногда даже его подметали. Они презирали в душе бедолаг, не имеющих крова, и порою из гордости приводили кого-нибудь погостить на денек-другой.

Эдди замещал буфетчика в «Ла-Иде». Он работал, когда болел Пегий, главный буфетчик, а болел тот всегда, когда ему удавалось. Всякий раз, когда Эдди появлялся, несколько бутылок исчезало, так что особенно часто он работать не мог. Зато Пегий с легкой душой уступал ему место, потому что считал – и справедливо, – что не такой человек Эдди, чтобы метить на постоянную должность. Тут уж на Эдди можно было положиться. Не посягал он и на нескромные дозы спиртного. У него под стойкой стояла галлонная бутыль, и в горлышко вставлена воронка. Прежде чем мыть стаканы, Эдди сливал в бутыль остатки. Под шум пенья или ссоры или попозже, когда дружеские чувства доходили до естественного предела, Эдди сливал в бутыль по полстакана, а то и по три четверти. В результате он приносил во Дворец всегда интересный, а порой неожиданный пунш. Без водки, пива, виски, содовой, рома, вина и джина, в общем, не обходилось, но, бывало, разборчивый посетитель заказывал апельсинную настойку, виски с мятным ликером или кюрасао, и это придавало пуншу изысканность. Перед уходом Эдди обычно добавлял в бутыль чуть-чуть хинной настойки. Эдди наполнял бутыль и на три четверти, если повезет. Его радовала мысль, что никого от этого не убудет. Он убедился, что с полстакана можно надраться в точности как с целого, была бы, конечно, охота надраться.

В Ночлежном Дворце Эдди ценили. К нему не приставали с уборкой и чистотой, а Хейзл как-то раз выстирал ему четыре пары носков.

В тот вечер, когда Хейзл ходил с Доком по Большой Заводи, ребята во Дворце смаковали последний опыт Эдди. Был тут и новенький – Гэй. Эдди задумчиво потянул из стакана и облизнулся.

– Вот интересно, – сказал он. – Вчера, к примеру. Человек десять, не меньше, заказали «Манхэттен». А бывает, «Манхэттен» за месяц закажут от силы раза два. А без гренадина в жизни такого вкуса не будет.

Мак отведал питья, распробовал, налил себе еще.

– Да, – сказал он мрачно, – все дело в тонкостях.

Он обвел всех глазами, проверяя, как они восприняли эту мудрость.

Один Гэй понял всю ее глубину.

– Да, – сказал он, – это уж точно…

– А Хейзл где? – спросил Мак.

– С Доком пошел, морских звезд собирать, – ответил Джон.

Мак веско кивнул.

– Док – отличный мужик, – сказал он. – Всегда поможет. Когда я порезался, он каждый день повязку менял. Отличный мужик.

Все закивали в знак согласия.

– Вот я давно думаю, – продолжал Мак, – что бы ему такое сделать? Что-нибудь хорошее. Чтоб понравилось.

– Ему бы девочку, – сказал Хьюги.

– Да у него их до фига, – сказал Джон. – Когда он спускает эти свои шторы и ставит эту свою церковную музыку – тут уж все понятно.

Мак с укоризной спросил у Хьюги:

– Раз Док не гоняется за голыми бабами по улицам средь бела дня, так у него, по-твоему, и сексопыла нету?

– А что это – сексопыл? – спросил Эдди.

– Ну, когда женщину хочешь, – сказал Мак.

– Я вот думал, может, вечер ему устроить, – сказал Джон.

Все умолкли. Мак поерзал в шезлонге. Хьюги качнулся в качалке. Все глядели в пространство. Потом все взглянули на Мака. Мак сказал: «Гм».

Эдди сказал:

– А какой вечер, по-твоему, Доку понравится?

– Ясно какой – обыкновенный, – сказал Джон.

Мак задумался.

– Не понравится ему наша бутыль, – сказал он.

– С чего ты взял? – спросил Хьюги. – Ты же ему не подносил.

– Э, знаю я его, – сказал Мак. – Он в колледж ходил. Раз я видел, к нему одна вошла в меховом манто. Вошла и не вышла, я до двух часов следил. И все время церковная музыка играла. Нет, его этим не угостишь! – Он налил себе еще стакан.

– После третьего стакана – отличный вкус, – тактично сказал Хьюги.

– Нет, – сказал Мак. – Для Дока не пойдет. Ему надо виски, и никаких.

– Он пиво любит, – сказал Джон. – Вечно ходит к Ли Чонгу за пивом – даже ночью.

Мак сказал:

– По-моему, пиво покупать – зря деньги переводить. Берешь восьмиградусное пиво, и девяносто два процента своих кровных швыряешь на воду, на подцветку, хмель и всякую муру. Эдди, – заключил он, – как думаешь, сможешь ты достать четыре-пять бутылок виски в «Ла-Иде», когда Пегий заболеет?

– Это-то да, – сказал Эдди, – достать я смогу, но тут я и накроюсь. Он вроде чего-то учуял. На днях говорит: «Повадился кувшин по выпивку ходить». Так что я уж лучше пока воздержусь.

– Что ты, – сказал Джон, – ты эту работу не упускай! Ведь случись чего с Пегим, ты там с недельку можешь продержаться, пока кого-то найдут. Я так считаю, если уж устраивать Доку вечер – виски надо купить. Почем оно галлон?

– Не знаю, – сказал Хьюги, – больше полпинты не брал. Ну, сразу не брал. По-моему, возьмешь кварту – мигом куча дружков набежит, а берешь полпинты – и пьешь спокойно, пока – ну, пока кто не набежит.

– Устраивать Доку вечер – недешево встанет, – сказал Мак. – Ведь устраивать – так уж по первому классу. И торт надо большой. Интересно, когда у него деньрожденье?

– Почему именно деньрожденье? – сказал Джон.

– Так лучше, – сказал Мак. – Устроить Доку вечер, и чтоб не стыдно – встанет монет в десять-двенадцать.

Все задумчиво смотрели друг на друга. Хьюги рискнул:

– Фабрике Гедиондо требуются рабочие.

– Нет уж, – отрезал Мак. – Тут принцип. Если куда поступаем, мы все держимся на месте по месяцу, а то и больше. И когда надо, нас берут. А если мы станем хватать работу на день да на два – у нас марка будет уже не та. Захотим на работу, а никто нас не возьмет. – Все сразу закивали.

– Я, наверно, устроюсь месяца на два – на ноябрь – декабрь, – сказал Джон. – К Рождеству бы подзаработать. Можно индейку зажарить…

– Господи, мы ее и так зажарим, – сказал Мак. – Я одно местечко знаю, в Кармел-Вэлли, их там навалом, стадами ходят.

– Вэлли, – сказал Хьюги. – Ага, я там с Доком всякое собирал. Черепах, раков, лягушек. Лягушки – никель штука.

– И я, – сказал Гэй, – один раз пятьсот штук поймал.

– Раз Доку нужны лягушки – тогда всё, – сказал Мак. – Прогуляемся до Кармел-Вэлли, Доку – ни гугу, а потом закатим ему колоссальный вечер.

В Ночлежном Дворце росло тихое волненье.

– Гэй, – сказал Мак, – глянь-ка, там машины Дока нету?

Гэй поставил стакан и посмотрел в окно.

– Еще нету, – сказал он.

– Ладно, скоро приедет, – сказал Мак, – так вот, значит, ребята…