Беглецы

В полиции она заявила, что является начальником народной группы в многоквартирном доме № 213, и настояла на том, что ей необходимо поговорить с комиссаром. Полицейский за стойкой указал ей на стул и предупредил, что придется подождать. Со своего места она могла видеть, что комиссар сидит в глубине кабинета за заваленным бумагами столом. Другой стол, стоявший перпендикулярно первому, занимал еще один полицейский, и, кроме этих троих человек, в отделении никого не было.

Товарищ Сим направилась к стулу, на который ей указали, и села, не сводя слезящихся глаз с комиссара. Полицейский из-за стойки подошел к шефу и, наклонившись к нему, что-то зашептал на ухо, а потом молча вернулся на свое место.

— Теперь я могу поговорить с комиссаром? — подалась вперед товарищ Сим.

— Еще нет.

Она снова заняла прежнее положение и стала ждать, скрестив руки. Полицейский уселся за стол, склонился над документами и принялся что-то строчить. Спустя некоторое время Сим опять спросила, нельзя ли ей увидеть комиссара. Мужчина покачал головой. Прошло еще сорок минут. Наконец полицейский встал, подошел к начальнику и снова что-то зашептал тому на ухо, а затем кивком головы подозвал Сим.

Комиссар был лысеющим мужчиной с большим родимым пятном на лбу, в очках с тонкой оправой, плотно прилегавшей к вискам. Когда товарищ Сим расположилась на стуле перед ним, ее подбородок оказался не выше уровня его столешницы. Глядя на комиссара с этой точки, она внезапно занервничала. Один ее ботинок слетел с ноги и шлепнулся на пол. Товарищ Сим вытянулась, чтобы всунуть ногу обратно в ботинок, затем снова устроилась на стуле и предстала пред очи комиссара полиции.

— Меня зовут Сим Эджа. Я начальник народной группы третьего отдела дома номер двести тринадцать, — проговорила она. — Надеюсь, ваше превосходительство в добром здравии?

— Называйте меня комиссаром, товарищ Сим, — ответил собеседник и провел пальцем в перчатке вдоль края воротника, который, будучи наглухо застегнутым, впивался ему в шею. Он повертел ручку, и Сим заметила, что манжеты его форменного виналонового пиджака засалены и заношены до блеска.

— Да, ваше комиссарство. Как вы знаете, я просто скромная женщина из вашего района, но у меня есть глаза и я наблюдательна. — Она показала на свой лоб. — А еще я прочитала статью. — Товарищ Сим положила на стол газету. — И клянусь волосами на голове моей матери, я знаю, что за жалкий ублюдок стащил эту кукурузную муку. Предатели живут среди нас, прячась под самым нашим носом. Я почувствовала, что они что-то готовили из этой краденой муки. Запах кукурузной муки ни с чем не спутаешь. И я клянусь нашим Любимым Руководителем, что смогу привести ваших людей к этим преступникам, а их — к наказанию, которого они уж точно заслужили.

Товарищ Сим продолжила описывать запах — так называемое доказательство, и развивать свои мысли относительно того, как разворачивались события, кто и каким образом мог совершить кражу. К концу повествования она уже кричала во весь голос, а глаза комиссара с желтыми белками не выражали ни заинтересованности, ни враждебности. Зато желваки так и играли на его скулах. Кукурузный вор из Янгдока прославился в новостях на всю страну и выставил район в неприглядном свете. В очень неприглядном. Комиссару пришлось бросить на это дело весь штат полицейских, поскольку от граждан в участок сыпались бесчисленные заявления, которые ни к чему не приводили. И так в своей работе он дошел до того, что выслушивал обезумевших старух. Это был уже тридцать четвертый гражданин, утверждавший, что кукурузный вор найден, и комиссар с трудом сдерживался, чтобы не орать на этих бестолковых крестьян, деревенщин, двуногих прямоходящих животных, изливавших на него дурацкие истории.

Комиссар поднялся из-за стола, давая понять, что аудиенция окончена. Товарищ Сим подалась вперед, встала со стула и осталась стоять, хлопая глазами, которые оказались примерно на уровне груди начальника. Она не знала, что делать дальше.

— Офицер Пэк запишет ваши показания, — буркнул комиссар.

Товарищ Сим качнулась и повернулась к стойке.

— Сюда, — позвал Пэк, который сидел, привалившись плечом к стене и широко расставив ноги. Он почесал ручкой голову и ручкой же указал на стул перед стойкой. — Присаживайтесь.

Поклонившись комиссару, товарищ Сим направилась к стойке офицера Пэка и уселась на стул. Этот стул оказался выше комиссарского, и она с легкостью на нем разместилась. Пэк постучал кончиком ручки по столу и достал листок бумаги, на две трети плотно исписанный. Покрутив ручкой над листком, он взглянул на женщину.

— Итак, — произнес он.

Товарищ Сим прокашлялась и начала свой рассказ, сначала робким тоном, но через считаные секунды снова вошла в раж, и ее гневные обличения зазвучали столь же громко и решительно, как и в первый раз.

Комиссар продолжал сидеть за столом, находившимся примерно в шести футах от посетительницы, и равнодушно слушал, перебирая ворох протоколов. Он прикрыл веки, пока женщина слово в слово повторяла то, что с минуту назад рассказывала ему. Четыре стены — куда можно скрыться в этих четырех стенах? Он был комиссаром, а своего кабинета у него не имелось.

Женщина продолжала объяснять, почему она решила, что кукурузный вор живет в ее доме. Об этом говорил тот факт, что к соседям приезжал сын из Пхеньяна как раз в то время, когда была совершена кража, и он внезапно исчез в тот же день. И непонятно, как в этой семье вообще оказалась кукурузная мука, хотя ни у кого больше ее не осталось после полицейской проверки (она не стала употреблять слово «рейд»). В заключение товарищ Сим заявила:

— Я могу отвести ваших людей в эту квартиру, если вы пойдете со мной прямо сейчас. Поймайте кукурузного вора, пока они не съели все улики!

Комиссар перестал ворошить бумаги на столе и посмотрел на женщину. В словах аджумы[10] что-то было. Если говорить откровенно, то время в этом расследовании играло не последнее значение, ведь, кроме замаранного имени и репутации, тут присутствовала еще одна проблема: вещественные доказательства были съедобными, и кто знает, сколько времени потребуется, чтобы их полностью уничтожить.

Приезжавший сын вызывал интерес. То, что он прибыл из Пхеньяна, могло сыграть им на руку: если удастся выяснить, что лицо, совершившее это преступление, находится в Пхеньяне, это смоет дурную славу с района, а заодно и с имени комиссара. Придется задействовать в расследовании силы национальной безопасности, и это станет достойным государственным делом, которое, возможно, поможет продвинуться по карьерной лестнице, вырваться из этого богом забытого региона и добиться выгодного положения в Пхеньяне.

Комиссар одернул манжеты и поправил перчатки.

— Пэк! — крикнул он помощнику.

Офицер Пэк, все еще записывавший показания, оторвал взгляд от показаний товарища Сим.

— Пусть Хван и Ли проверят ее информацию, — распорядился комиссар. — Скажите им, чтобы взяли с собой двоих констеблей.

— Есть… э-э, я еще не дописал протокол.

— Она может договорить по пути. Поезжайте вместе с ними. Сейчас же!

— Конечно, ваше комиссарство! — Пэк снова опустил взгляд на лист, а потом, будто опомнившись, расправил плечи и сказал: — Продолжим у вас в квартире.

Подхватив фуражку и китель, он проводил женщину до двери и уже сам готовился переступить порог, но, ударив рукой о дверной косяк, развернулся и побежал обратно к стойке. Схватив ручку и неоконченный протокол, Пэк сложил бумагу пополам и убрал в карман. Похоже, он знает, чем закончится эта история.