Беглецы

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Вернувшись в квартиру Сержанта, они застали там Чона и Сандо, которые вернулись с задания и теперь сидели напротив телевизора вместе с двумя женщинами. Перед ними на кофейном столике лежали в беспорядке остатки ужина: пластиковые контейнеры с недоеденной лапшой, сморщенные стручки фасоли в скользком коричневом соусе. В кухне над голубым пламенем на плите бурлил чайник. Суджа подошла и выключила газ, а потом присоединилась к остальным в гостиной, сев возле рыжеволосой Хани.

— Тебе получше? — спросила Суджа и обняла ее.

— Ну да, гораздо лучше, — ответила Хани. — А ты как? Как у тебя с твоим мужчиной?

— Все… Даже не знаю. — Суджа прислонилась головой к Хани. — Просто уму непостижимо, что я встретила его здесь и что он работает с этими парнями!

Хани внимательно посмотрела на мужчин:

— Ну да. Только… Если бы он с ними не работал, вы бы вряд ли когда-нибудь встретились.

При этих словах Суджа задумалась.

— Ты права… — протянула она наконец. — Но все равно это неправильно.

— Не знаю, сестренка. В этом кривом мире не бывает прямых дорог.

Суджа сжала губы и посмотрела на Чина, который беседовал с Сержантом. Он умолк, взял пепельницу, и оба мужчины направившись в спальню, пригласив в собой Суджу.

Мебели в комнате почти не было — только двуспальная кровать в еще не снятой целлофановой упаковке и прикроватный столик с пепельницей и лампой. Из розеток на стене торчали два зарядных устройства для телефонов. Сержант сел на кровать, поставил пепельницу рядом с собой и посмотрел на Чина с Суджей.

— Как поужинали? — спросил он.

— Хорошо, — ответил Чин. — Какие новости от Жонга? Тебе удалось поговорить с ним еще раз?

Сержант вздохнул:

— Похоже, не очень. Он не уступает, потому что сделки уже заключены. Ему нужна Суджа и две другие девушки в Гирине уже завтра.

Чин с Суджей обменялись взглядами.

— Я заплачу ему, — сказал Чин. — Скажи ему, что я заплачу.

— Это будет нелегко, потому что доставка намечена уже на завтрашний вечер. Тебе понадобится другая девушка.

— Тебе придется найти другую девушку на замену мне? — вступила в разговор Суджа. — Ты слышишь, что он говорит?

— Люди платят за невесту большие деньги. Жонг не может просто взять и исчезнуть с их деньгами.

— Как он смеет? Как любой из вас смеет покупать и продавать нас, как будто мы ваша собственность, какой-то груз, который можно перевозить и продавать! — вскричала девушка. — А если бы я была вашей дочерью, вашей сестрой?! Вы бы никогда такого не допустили!

Сержант поднял руки:

— Эй, эй, подожди минуту. Не я покупаю и продаю. Мы просто перевозчики по найму. Сделки заключает Жонг.

— Но как вы можете сотрудничать с ними?! Он же торговец людьми! — отчитывала его Суджа.

— Послушай, мы находимся в этой стране нелегально, и у нас нет возможности просто пойти и… напечатать себе резюме, чтобы устроиться на работу. Все, чем мы способны заниматься, в любом случае будет вне закона. Так что мы можем поделать? Мы перевозим электронику, доставляем всякое барахло и иногда людей. Жонг предлагает нам работу, потому что мы говорим по-корейски, — сказал Сержант. — И в любом случае никто никого не принуждает. Девушки соглашаются на замужество, потому что им больше некуда деваться. Иначе они окажутся в борделях.

Суджа отвернулась. Ее грудь тяжело поднималась и опускалась. Как может ее соотечественник заниматься такими делами? Неважно, кто именно продавал, но он делал деньги на ни в чем не повинных женщинах. Все, что она пыталась сказать и о чем ей хотелось криком кричать, заключалось в одной фразе: «Как ты можешь допускать, что девушки вроде меня попадают в руки этих китайских мужланов?!» Но этот вопль во всей его ярости остался у Суджи внутри. Вся горечь ее невысказанного гнева застряла у нее в горле, засела глубоко в кишках. Она думала о двух женщинах за дверью спальни, но, кроме них, были еще тысячи других, которых продавали в этот самый момент, а еще десятки тысяч уже тайно жили в Китае.

— Я ехала сюда не за тем, чтобы меня продали мужчине, — произнесла она сквозь зубы. — Я приехала с деньгами. Я заплатила посреднику за перевозку в Китай, чтобы иметь возможность отыскать Чина. И я такая не одна — спросите любую женщину. Они приехали сюда не для того, чтобы стать секс-рабынями, а для того, чтобы работать.

— Я знаю, Суджа, — строго сказал Сержант. — Но северокорейцев не берут на работу. Это слишком рискованно, особенно после того, как Ким Чен Ын заявил о принятии строгих мер. Китай подыграл ему, и нам, перебежчикам, жить в Китае стало невозможно.

— Если уж китайские семьи чувствуют себя неплохо, когда мы — женщины Чосона — живем в их домах, то они могли бы нанять нас и на работу. Я лично работала на ферме семьи, в которой жила.

— Ты права, могли бы, — кивнул Сержант. — Но они этого не делают.

— Хорошо. Но мы не обязаны помогать им эксплуатировать наших женщин, — поддержал Суджу Чин.

— Кто-то начинает чувствовать себя высокопоставленным и могучим, — процедил Сержант, затушив сигарету. — На самом деле вопрос сейчас в том, возможно ли сделать так, чтобы Жонг от вас отстал.

— И как мы это сделаем? — в один голос спросили Суджа и Чин.

— Думаю, нам придется предложить ему больше денег, чем предложила та семья.

— И сколько это будет? — поинтересовалась Суджа.

— Я не знаю. Спрошу у Чжао. Я могу предположить, что они должны были заплатить ему по меньшей мере сорок тысяч юаней. Так что мы могли бы предложить ему больше, скажем, пятьдесят.

Чин охнул:

— Это безумие!

— Это же просто… — пролепетала Суджа. — Это неправильно! Просто несправедливо!

— Здесь нет никакой справедливости. Просто это жизнь перебежчика. На нас построен целый бизнес, и вы, ребятки, здесь не первые и не последние северокорейцы, которых поглотила эта страна. Нелегко будет вас выцарапать.

Все трое помолчали.

— Что, если мы попытаемся уехать в Америку? Шансы есть? — спросил Чин.

Сержант покачал головой:

— Можешь об этом даже не думать. Жонг не согласится. Я думаю, для вас лучше всего будет откупиться от него. Ты останешься и некоторое время будешь работать, скопишь денег, а потом оплатишь ваш переезд в Южную Корею. Ты же знаешь, они там принимают перебежчиков и даже деньгами снабжают по прибытии.

— Неужели нет христиан, которые могут нам помочь? Мне друг сказал, что в Китае есть группы, которые поддерживают таких, как мы, и содействуют тому, чтобы перебраться в Южную Корею или в Америку, — сказал Чин, вспомнив, что рассказывал ему на бойне Хёк.

— Это тоже стоит денег. Конечно, вы можете поехать в Америку. Да хоть на Северный полюс! Но найти того, кто поможет тебе до завтрашнего вечера, будет крайне сложно. И все равно для грязной работы, вроде переправки людей через границы, они нанимают нас, посредников.

Чин бросил настороженный взгляд на Суджу.

— Сержант, мы могли бы обсудить это между собой?

— Конечно. Не торопитесь. — Сержант сгреб пепельницу и встал с кровати.

Суджа вздохнула, а Чин потянулся к ней и взял за руку, заглядывая ей в глаза.

Сержант наблюдал за ними, подмечая каждую мелочь. О парочке можно многое сказать просто по тому, как они друг на друга смотрят. И, глядя на Чина с Суджей, он понимал, почему они пустились во все тяжкие, чтобы найти друг друга. Он сдержанно улыбнулся. У этих двоих впереди трудный путь. Сержант вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Чин подсел к Судже и обнял ее:

— Так что скажешь?

— Мне не нравится ни один из вариантов, — горестно произнесла Суджа. — И вообще, пока что в Китае я не видела вариантов, которые бы мне понравились.

— Да, они не лучшие. — Его губы сжались, придав лицу мрачное выражение. — Но если мы откупимся от Жонга, мне удастся проработать подольше и скопить денег на дорогу до Южной Кореи. Там мы сможем стать свободными гражданами.

— А как насчет христианской группы, про которую ты говорил, — может, они нам помогут?

— Я мог бы рассмотреть эту возможность, но я уже давно не виделся со своим другом Хёком. В любом случае мне придется еще некоторое время поработать, чтобы заплатить Жонгу, а потом накопить денег на оплату посреднических услуг, чтобы нас вывезли из Китая.

— Ты имеешь в виду работу на Сержанта? — спросила Суджа. — Ты не можешь продолжать заниматься этим.

Чин опустил взгляд и проговорил себе под нос:

— Знаю, но нам нужны деньги, чтобы убраться из этой страны.

Суджа разочарованно вздохнула. Она посмотрела на дверь спальни, и тут ее осенила мысль. Вскочив с кровати, девушка поспешила в гостиную и вернулась со своей сумкой. Порывшись в ней, достала маленький бархатный мешочек. Когда она его развязала, оттуда выскользнул небольшой сверток. Суджа развернула его и протянула Чину. Это было ожерелье в виде свернувшегося в кольцо змееподобного дракона с небольшим бриллиантом во рту.

— О! — Чин был поражен. — Ты его сохранила… — произнес он, глядя на украшение.

Пошарив в куртке, он достал из кармана пару потертых перчаток и показал Судже. Теперь они стали мягче, растянулись по руке Чина, а кожа кое-где пообтерлась и залоснилась от носки, но Суджа узнала перчатки, которые купила в Пхеньяне. Они с Чином взглянули друг на друга и засмеялись, вспомнив день, когда обменялись этими подарками. С тех пор прошло меньше года.

Суджа провела пальцами по мягкой коже. Ее память воскресила тот день, когда они с матерью поехали на государственную базу, где умма спорила с администратором, убеждая его похлопотать для нее, чтобы достать Судже зимнее пальто. Сердце у девушки до сих пор болело при мысли о том, сколько за все эти годы сделала для нее мать, чтобы уберечь от всего худого.

Чин взял ожерелье, ощутил его тяжесть и вспомнил, как мать заставляла забрать его. Она пожертвовала фамильной ценностью ради его образования, хотя могла бы купить на него продуктов для семьи.

В ее представлении терзавший их голод был недостаточно веской причиной, чтобы расстаться с этой ценной вещицей, а вот его образование значило очень много для будущего семьи. Поэтому она отдала это украшение. Чин провел пальцем по морде дракона, по замысловатому креплению, державшему бриллиант в том месте, где хвост касался пасти. Дракон символизировал гармонию инь и ян во вселенной, но Чину на ум приходили лишь мысли о связанных с этим ожерельем жертвах и страданиях. В их жизни не было никакой гармонии; это ожерелье стало символом пожирающей себя нации, частью которой он больше не хотел быть.

— Если мы продадим его, то сможем оплатить наш побег отсюда, — сказал Чин.

Суджа посмотрела на него блестящими глазами.

— Так и сделаем, — проговорила она тихо, но твердо. — Ради нашего будущего. Китаю никогда не стать нашим домом, а Чосон уже больше нам не дом. Придется найти себе другое место.

Впервые за все это время Суджа выразила надежду на их будущее, и когда Чин услышал, как она сказала «наш дом», он почувствовал прилив любви к ней. Те же чувства он испытывал, когда они стояли на крыше здания в Пхеньяне. Это в некоторой мере уменьшило сдерживаемые страхи и надежды, которые он никак не решался выразить до тех пор, пока не понял, что на них есть ответ и что все они зависят от решения Суджи.