Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Христоборцы

Ленин был не было просто безбожником. Он кипел ненавистью к религии, изобретая изощренные ругательства в адрес священства и самой веры. Его вожделенной мечтой было не отделение Церкви от государства, а государственное подавление всякой религиозности: «Партия пролетариата требует от государства объявления религии частным делом, отнюдь не считая “частным делом” вопрос борьбы с опиумом народа, борьбы с религиозными суевериями и т. д.».

Религией должна была стать политическая теория. Чем и занялись большевики сразу, как только получили власть. Сам ленинский мавзолей – это символ новой религиозности, в которой принято считать Ленина божеством, а партию – новой Церковью.

Слова «опиум для народа» до сих пор сопровождают ненависть «леваков» к вере наших русских предков. Эти троглодиты кажутся себе современными, повторяя клевету на Христа и объявляя науку ниспровергателем религии. Все эти люди нравственно мертвы и почти все без исключения интеллектуально тупы – просто не способны к осознанию истин, находящихся дальше их собственного носа.

Гапон

Увлечение русофобствующей интеллигенции XIX века материалистическими философиями не могло не вылиться в усечение мира человека до самых примитивных потребностей. А большевизм довел это заблуждение до абсурда: он потребовал усечь этот мир не только пропагандой и воспитанием «марксистов» с детских лет, но, прежде всего, массовым уничтожением священства и убийствами православных людей, пытавшихся вступиться за свои церковки и своих батюшек.

У этого абсурда есть обратная сторона – соучастие священства в революционном движении, включение церковных «низов» в совращение народа «обновленческими» идеями и бреднями о народоправии, отрекающемся от Царя и Отечества.

Одним из хорошо известных примеров такого отпадения от Христа является Григорий Гапон. Пусть его роль в революционных событиях сильно преувеличена, его авторитет мимолетен, а успех – мним, он всё же сыграл роль провокатора, за которым спрятались боевики большевиков и эсеров, которые были истинными зачинателями «кровавого воскресенья» и купленной на японские деньги (и деньги Якоба Шиффа) «первой русской революции».

Духовенство вместе с народом быстрыми темпами приобретало образование, а вместе с ним – и вредные идеи по поводу государства. Но не низовое священство стало соучастником Февральского переворота. Оно лишь не проявило духовной чуткости к измене, совершенной Священным Синодом – высшими иерархами, которые включились в театральную постановку под названием: «Царь отрекся! Да здравствует Временное Правительство!»

Следствием устранения Царя от государственного управления в феврале 1917 года стал повсеместный крах этого управления, вылившийся в быстрое размывание авторитета чиновников: нет Царя – нет полномочий. То же самое произошло и с Церковью – замена Царя на Патриарха привела к массовому отпадению священства от традиций Русской (в ту пору Российской) Православной Церкви, которому способствовали большевики, обнаружившие, что не в состоянии переломить православие: сколь бы не были русские христиане критичны к священству, Христа они предавать не желали. И только следующие поколения, не знавшие ничего, кроме коммунистической пропаганды, отступились от Христа, повторяя безумные слова беса: «Опиум для народа».

Зверские расправы большевиков над священством сегодня малоизвестны, и об этом не принято говорить. Сладострастное изуверство врагов Христа скрыто под покровом фальсификаций истории. Большевистским извергам надо было непременно расстрелять не только священника, но и всю его семью вместе с детьми. Важно было не только убить, но погрозить Богу кулаком так, чтобы все вокруг вздрогнули. Например, поливать на морозе водой, пока священник не станет ледяной глыбой.

Аналогичная пытка приписана советской пропагандой нацистам, будто бы тем же образом казнившим отказавшегося с ними сотрудничать генерал-лейтенанта инженерных войск Дмитрия Карбышева (подполковник-инженер царской армии). Согласно показаниям очевидцев, пытка водой на морозе применялась немцами к большой группе военнопленных, но о «ледяном столбе» никто не свидетельствовал. Генерал Карбышев был убит ударом дубинки за то, что попытался уклониться от струи воды. Склоняя голову перед подвигом генерала Карбышева, мы не должны забывать, что подобные пытки изобретены большевиками и применены ими в широчайших масштабах – в соответствии с установками их вождей.

Другой изощренной пыткой большевиков было распятие священников на дверях церкви – такие случаи известны в Харькове и в других городах.

Иван Шпицберг

Замещение русской веры большевистской мифологией понималось лидерами переворота как одна из самых насущных задач. При этом большевики, даже получая поддержку во всём остальном, оказались перед стойким нежеланием рабочих и крестьян отказаться от Бога. Массовые убийства священников, разрушение церквей, разграбление церковного имущества и даже организация фальшивой «живой» церкви – ничего не могло превратить русских людей в безбожников.

Антирелигиозная пропаганда призвала в ряды безумцев самых отъявленных негодяев, представлявших свои бесплодные фантазии за научные методы разоблачения религии. Одним из рьяных богоборцев был бывший адвокат Шпицберг [158].

Прославился своими невежественными речами, в которых, в частности утверждал, что существовал некий дохристианский культ солнечного бога Иисуса, из чего вырос «христизм» (так он называл христианство). Подобные лекторы кочевали по стране вместе с тоннами клеветнической литературы и скабрезных антирелигиозных картинок.

Но была у расхристанной России и другая сторона. Когда большевики громили страну, ломая все её несущие конструкции, священноначалие заседало в Московском Кремле и было озабочено выборами патриарха. По жребию из трех наиболее авторитетных иерархов патриархом стал владыка Тихон. 19 января 1918 года в условиях начавшегося «красного террора» он выпустил послание с анафематствованием: «…ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем неповинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному. И всё это совершается не только под покровом ночной темноты, но и вьявь при дневном свете, с неслыханною доселе дерзостию и беспощадной жестокостию, без всякого суда и с попранием всякого права и законности, – совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей отчизны: и в столицах, и на отдаленных окраинах (в Петрограде, Москве, Иркутске, Севастополе и пр.)». «Властию, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите ещё имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви православной».

В послании патриарха не были указаны конкретные фамилии изуверов и направляющих их лиц, не упомянуты большевики. Патриархом не были прекращены службы и не запрещены требы в охваченных массовыми беззакониями губерниях. Не сказано ничего о сопротивлении злу силой, о сплочении не только вокруг матери-Церкви, но и вокруг деятельно сопротивляющихся большевикам. Послание не сыграло и не могло сыграть никакой роли. Оно не затронуло главного вопроса – о захвате власти сначала заговорщиками Временного Правительства, а потом бандами головорезов, подготовленными на деньги германского Генштаба. Священство, в массе своей приветствовавшее Февраль, не осознало своей вины за то, что Октябрь наступил после этого с неотвратимостью. Анафема уже пала на само священство по слову Соборного Уложения 1613 года.

К годовщине большевистского переворота патриарх Тихон воззвал к Совету Народных Комиссаров: «…но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды». Патриарх упрекал Советы в обмане народа, в позорном мире и расчленении страны, в вывозе золота в Германию, в братоубийстве ради призрачной мировой революции, в обысках, грабежах, выселениях, арестах и расстрелах. Но всё это была лишь констатация. Упрек бандиту, что он бандит, не может возыметь на него действия. Патриарх должен был обратиться к пастве и указать, что ей делать. Он не смог совершить такого поступка. Ещё через год его послание оказалось совсем мягким и даже содержало слова о власти большевиков: «подчиняйтесь и её велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию».

Утверждая в своих выступлениях, что форма правления – не дело Церкви, патриарх Тихон при всем мужестве его правдивых посланий оказался в рядах еретиков. В 1923 году, после выхода из большевистской тюрьмы, он полностью капитулировал перед сатанинской властью, объявив в очередном послании: «сознавая свою провинность перед Советской властью, выразившуюся в ряде наших пассивных и активных антисоветских действий, как это сказано в обвинительном заключении Верховного суда, то есть в сопротивлении Декрету об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих, анафематствовании Советской власти, воззвании против Брестского мира и так далее, мы по долгу христианина и архипастыря, в сем каемся и скорбим о жертвах, получившихся в результате этой антисоветской политики. По существу виноваты в том не только мы, а и та среда, которая нас воспитала, и те злоумные люди, которые толкали нас на эти действия с самого начала существования Советской власти. Как враги её, они стремились свергнуть её через Церковь нашу, для чего и меня, как Главу последней, старались использовать. Будучи бессильными побороть Советскую власть открыто и прямо, они хотели добиться её уничтожения окольными путями, прибегая к Церкви и её пастырям».

«Деполитизация» Церкви довела священноначалие до прямого предательства Бога, Царя и Отечества. До настоящего времени Московская Патриархия не в состоянии преодолеть тяжесть греха отступничества и не изжитого контроля светских безбожных властей над Церковью.

Плановое ограбление Церкви Советской властью уже в первые годы охватило более 10 000 религиозных учреждений: в старую часовню бывшего кадетского дома в Петербурге доставлено 40 килограммов золота и 420 килограммов серебра; изъятая скиния Исаакиевского собора – из чистого золота – весила 200 килограммов. Тула к началу апреля 1922 года поставила 3,5 пуда серебра, пять церквей Костромы – 8 пудов, Пенза – 109 пудов серебра, Калуга – 2,5 килограмма золота и 350 пудов серебра, Вятская губерния – 3,5 пуда золота и 685 пудов серебра. Кроме того, были огромные сокровища московских соборов (к концу апреля не было более подробных данных о них, но комиссар Калинин оценивал их в 3000 пудов одного только серебра…), драгоценные архиерейские шапки, диадемы, украшенные драгоценными камнями изображения святых и облачения…

Все эти ценности оказались в руках нескольких проходимцев, которые использовали их вовсе не для того, чтобы накормить голодных, у которых они сами отняли хлеб, а чтобы организовать мировую революцию, не забывая при этом и свои всё более растущие потребности. Церковные ценности бесстыдно выставлялись на продажу за рубежом.