Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Война и дипломатия

Ответный восторг от Григория Зиновьева сменяется весьма серьезным докладом товарища Троцкого – о войне и мире. Этот любитель ярких фраз и длинных речей оказался также совершенно нечувствительным к абсурду, который он выдавал за новизну. О войне и мире судил человек, не имевший ни малейшего навыка в военном деле и дипломатии. И это – показатель болезненности всей русскоязычной интеллигенции, которая заменяла знания способностью складывать слова в тексты, смутно вспоминая при этом что-то из случайно прочитанного.

Представление инфантильного поведения большевиков как некоего «нового слова» во внешней политике отражено в двух нелепостях: в воззвании ко всем воюющим сторонам к немедленному миру и в опубликовании «тайных договоров», то есть дипломатической переписки и протоколов о намерениях.

Первый призыв показал непонимание элементарного: мир устанавливается в результате переговоров, которые определяют условия мира для каждой из сторон. Большевики, в конце концов, получили урок переговоров в Брест-Литовске, где они пытались юлить и уклоняться от каких-либо обязательств, но вынуждены были пойти на все требования немцев. Детское предложение вернуть всё в исходное состояние никто не стал рассматривать.

Второй призыв показал: с большевиками не может быть никакой дипломатии, они предлагают жить лозунгами и шумными декларациями на весь мир. И их снова принудили к традиционному международному диалогу – вплоть до пресловутого пакта Молотова-Риббентропа, ставшего сладкой тайной, раскрытой после краха коммунистического режима в СССР. А пока Троцкому было чем развлечь массу совершенно не искушенных в вопросах мира и войны делегатов, которым грела душу «честность» их политики. Это было продолжением давнишних ленинских переживаний своей инфантильной «новизны».

Громко заявленный принцип открытости дипломатии вылился в публикации семи небольших брошюр под названием «Сборник секретных документов из архива бывшего министерства иностранных дел». Занимался публикацией совершенно ничего не понимающий в иностранных делах матрос Маркин Николай Григорьевич (1893–1918, погиб в бою). Шумно объявляя о разоблачении, большевики не удосужились рассказать, что такого невероятного они обнаружили. В общем и целом – ничего.

Всего было издано свыше 100 документов, которые заинтересовали разве что дипломатический корпус других стран. Ленин же обобщил всё это в привычном публицистическом ключе: все они разбойники!

Вот самые «существенные» извлечения из дипломатических архивов, сделанные большевиками:

1. Русско-французская конвенция (1891–1893) против Германии с уточнением количества задействованных войск на случай нападения последней.

2. Секретная часть англо-французского соглашения 1904 года о Египте и Марокко на случай утраты султаном Марокко своей власти. Предполагалось, что одна из областей Маррокко перейдет к Испании, чтобы Франция не получала контроля над Гибралтаром.

3. Русско-японское соглашение 1907 года, где Япония признавала Северную Маньчжурию сферой влияния России, а Россия Южную Маньчжурию и Корею – сферой влияния Японии.

4. Русско-английское соглашение 1907 года о разделе Персии на три зоны (английскую, русскую и нейтральную); Англия заявляла, что она не имеет намерения изменять политический статус Афганистана, а Россия признавала Афганистан, находящимся «вне сферы русского влияния». Россия и Англия признавали верховные права Китая на Тибет.

5. Австро-итальянское соглашение 1913 года о возможном разделе Албании.

6. Бьёркский договор 1905 года между Россией и Германией, который впоследствии был аннулирован.

7. Секретные соглашения между Россией, Англией и Францией (1915) и русско-французские ноты (1917), посвященные уже совсем близкой победе над Германией и устройству послевоенного мира. Франция получала Эльзас и Лотарингию и особый статус Рейнской области, Россия – Константинополь. В итоге, благодаря большевикам, Франция получила своё, а Россия получила только Брестский мир.

8. Соглашение 1916 года между Россией и Японией против любой третьей державы, которая попыталась бы закрепиться в Китае.

9. Конвенция 1916 года о судьбе послевоенной Румынии, союзницы Германии.

10. Записка от февраля 1917 о разделе Османской империи между союзниками (изложение содержания дипломатических нот между Россией, Англией, Францией). Россия в данном случае лишь согласилась с англо-французским договором Сайкса-Пико от 1916 года. Этот договор возмутил только арабов, которым было обещано собственное государство в обмен на борьбу против турок. А также сионистов, которые надеялись получить земли в Палестине. Тем не менее договор можно было толковать двояко, ибо речь шла о территориях «влияния» Англии и Франции.

Все небольшевистские издания написали, что в этих публикациях нет ничего нового. Так оно и есть, поскольку в дальнейшем никто на эти публикации не ссылался – о них прочно забыли. Осталась лишь большевистская агитка: мы их разоблачили!

Но разоблачению подлежала другая тайна – сотрудничество большевиков с военным противником России и финансирование их Германским генеральным штабом. Этот факт перекрывает все прочие факты тайной дипломатии. Истомив аудиторию изложением мельчайших деталей Брестских переговоров, Троцкий объявил, что важнейшие задачи дня – продолжение этих переговоров и демобилизация армии.

На следующий день Троцкого продолжил Каменев (Розенфельд) – будущий страдалец сталинских процессов и антигерой всех советских учебников истории. Он совершенно единодушен с фантазиями большевизма не только по поводу внешней политики, но и по поводу государства.

В большевистском понимании, у государства границ быть не должно: «Мы сразу заявили, что границы, созданные всеми предыдущими насилиями царизма, пали навеки и отныне в свободной России, в тесном братском союзе, будут жить лишь те народы, которые этого свободно пожелают». «Мы поставили перед народами Европы идеал свободного коллектива свободных наций». То есть нет ни суверенной территории, и никто ни за что не отвечают. Некие «свободные нации», непонятно откуда взявшиеся, что-то там решают. Поэтому и вóйны не нужны: захотел – отделился, захотел – присоединился. И при этом территорию отторг любую – какую захотел. Когда весь этот бред германская сторона определила как утопизм, то Каменев предложил считать позицию её представителей просто проявлением «буржуазности» – в отличие от революционности большевиков. Он завершил свою фантазию привычной для большевиков сказкой: «на Западе мы уже имеем великого могучего союзника в лице международного пролетариата».

Всё это скучно и бесцветно. Поэтому на трибуну вновь поднимается мальчик для битья – несчастный и жалкий Мартов (46). Поскольку его позиция исходила из марксистской догмы о мировой революции, он не сказал ничего нового, фактически поддержав Троцкого и Каменева.

Мартова на трибуне сменяет представитель фракции интернационалистов Линдов [123]. Лекарь и публицист, конечно, ничего не понимал в вопросах войны и мира. Поэтому довольно откровенно указал на связь ослабления фронта с революцией, а также с объявленным федеративным характером советской государственности, которым тут же воспользовалась «изменническая «буржуазная» Украинская Рада. Этого противоречия никто и не заметил, поскольку большевики исходили из того, что высшим приоритетом является «интернациональная демократия» – то есть разрушение государства. Достаточно было обрушиться с критикой на Раду, чтобы сорвать аплодисменты. Но как только оратор предложил приложить все усилия к прекращению гражданской войны, настроения публики поменялись, и она стала враждебной.

Следующий выступающий рассматривался большевиками уже как очевидный враг, поскольку принадлежал к правым эсерам. Это был Коган-Бернштейн Матвей Львович (1886–1918). Он закончил Гейдельбергский университет. В 1904–1905 и в 1907–1909 годах жил в Германии. Член партии эсеров, участник событий 1905–1907 годов. С 1914 г. жил в Воронеже под надзором полиции. В 1917 г. – председатель Воронежского губернского комитета, член ЦК партии эсеров, председатель Воронежского совета, гласный Воронежской городской думы, депутат Учредительного собрания. Осуждал большевиков за стремление к сепаратному миру и захвату власти. Избирался членом ВЦИК 3‐го и 4‐го созывов. В июне 1918 года лишён мандата члена ВЦИК как эсер. Был против вооруженной борьбы с большевиками и свержения Советской власти. В прифронтовой полосе был арестован большевиками и расстрелян по приговору военно-полевого суда. Официально было сообщено, что он расстрелян «белыми». От его выступления на Съезде осталась фраза: «посвятил свою речь нудной и бессодержательной полемике с левыми с.-р.».

И опять на трибуне Зиновьев, встреченный бурными аплодисментами. Он снова повторил доводы в пользу публикации тайных договоров: «Этим Советское Правительство показало всем народам стремление освободить себя от пут, которыми русскую революцию соглашательское правительство связало с империалистами Англии и Франции».

Эта глупость была продолжением бесплодной мечты о мировой революции. Дать в руки «демократам» аргументы для критики, чтобы облегчить захват власти – вот всё, для чего могли быть использованы эти публикации. А для России итог этих публикация – разрушение государства и утрата территорий, завоеванных прежними правительствами. Пустые слова продолжали звенеть и радовать слух революционеров, всё ещё рассчитывающих, что революционное «брожение» преодолеет «торможение», и мир установится сам собой – без аннексий и контрибуций. Это наивность не привела ни к какому позитивному результату. Но для слушателей речи Зиновьева она создавала праздничное настроение.

За Зиновьевым следующее бесцельное, бурное выступление максималиста Ривкина (370), «который произнес преисполненную революционного энтузиазма, богатую глубиною чувства, речь». Он заявил, что революционеры – не миротворцы, а потому будут вооружать народные массы для борьбы против эксплуататоров. И тут же объявил, что переговоры с немцами происходят ради прекращения кровопролития. На это противоречие никто не обратил внимания.

Выступают всё те же ораторы, что и на прежних съездах, повторяя друг друга. Эсер Камков (325) говорит, что, возможно, на переговорах придется сдать некоторые позиции, потому что мир без аннексий и контрибуций возможен только при торжестве мировой революции. И вот тогда «восторжествует, наконец, великая Европейская федерация Советов». Левый эсер В. Карелин (328) оглашает новость об успешном формировании коалиционной власти на Украине – вся коалиция состоит из большевиков и левых эсеров. Объединенному интернационалисту Канторовичу (127) не дают места в стенограмме. Потому что его речь содержит призыв к тому, чтобы «позорный, похабный сепаратный мир не должен быть заключен». Большевик Баранов (352) связывает вопрос о заключении мира с наличием армии и заявляет, что «у русской революции армия есть». И поэтому революция будет вести борьбу за «демократический мир, объединяя под своим знаменем все народы Европы». Его прогнозы с расчетом на быстрый подъем революции в Европе и о том, что «бросить армию на нас Германия не сможет» были опровергнуты через несколько месяцев.