Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Наука

Конец гражданской войны был связан с тем, что лояльная к большевикам настроенная по-социалистически интеллигенция решила, что наступила обещанная свобода, и принялась заниматься тем, чем занималась между февралем и октябрем 1917 года – беспрерывными съездами и дискуссиями. Со всей страны съезжались врачи, агрономы, геологи, сельхозкооператоры… И все на свой лад размышляли о перспективах социалистического строительства. В большевицкой партии возникла тревога: она утрачивает руководящую роль в области идей! Надо было показать, кто в стране хозяин. Прежде всего – п оказать недобитой интеллигенции.

В феврале 1922 году Ленину донесли, что профессура МВТУ ведет себя «неправильно». Он предложил Каменеву и Сталину «уволить», «ударить сильно» 20–40 профессоров. За что? За то, что «они нас дурачат». То есть прикидываются лояльными новой власти, но в действительности являются её идейными противниками. Паранойя, которая позднее будет разрушать мозг Сталина, тогда в очередной раз поразила Ленина. Ему, находящемуся в зыбком состоянии между психической нормой и сумасшествием, мнилось, что внешне лояльная профессура что-то замышляет или просто настраивает студентов против Советской власти.

Троцкий сожалел, что не было повода расстрелять этих людей. Ленин же считал, что всё это контрреволюционеры, пособники Антанты, и к ним надо относиться как к военным шпионам. В воспаленном и уже увядающем мозгу большевицкого лидера обнаружилось понимание, что все эти люди не имеют отношения к его государству, а потому их уничтожение, привычное в условиях войны, теперь будет выглядеть не как самооборона, а как уголовное преступление. Пора было налаживать хозяйство, а без капризного Запада это было невозможно. Массовые расстрелы, в условиях наступившей после войны тишины, могли бы отозваться в далеко не дружелюбных правительствах государств, на торговлю с которыми большевики рассчитывали.

Теоретическую базу под высылку Ленин подвел в статье «О значении воинствующего материализма», где изобрел новые определения в адрес тех, кто не собирался с ним полемизировать, но кого он сам избрал в качестве оппонентов – «дипломированные лакеи поповщины» и «современные крепостники под мантией научности».

Затронув публикацию в журнале «Экономист» Питирима Сорокина (после высылки он станет всемирно известным социологом), Ленин предложил всех подобных интеллектуалов, не признающих марксистский материализм, «вежливенько препроводить в страны буржуазной “демократии”». После чего подобные мысли получили широкое хождение вместе с призывами «философию – за борт!».

В мае 1922 года Ленин предлагает Дзержинскому выслать «писателей и профессоров, помогающих контрреволюции». И уже в мае начались первые высылки. Начали с руководителей Помгола – слишком уж самостоятельной организации. В июле Ленин уже требует от ЦК арестовать и выслать несколько сот представителей интеллигенции. Без причин и без фамилий – как недавно ещё расстреливали заложников. Теперь планировалась демонстративная акция. И в августе ВЦИК принял декрет «Об административной высылке», который предполагал насильственное выдворение из страны или ссылку в «определенные местности» сроком до трех лет. Летом начались массовые аресты. Впрочем, не столь масштабные, какими они станут при Сталине.

Понятно, что все, кто мог, уже бежали от «красного террора». В России остались только те, кто либо мнил себя такой величиной, которую не тронут, либо полагал, что пригодится большевикам, либо просто ждал смерти. Не особенно разбираясь в том, кто и по каким мотивам ещё остается в России, большевики в несколько приемов вывезли за рубеж около двух сотен интеллектуалов. Если инженеры ещё могли рассматриваться как материал, пригодный для «переделки» в рамках социалистического строя, то гуманитарии не слишком котировались. Поэтому на пароходы и в вагоны поездов, отправлявшихся за рубеж, посадили в основном врачей, философов, экономистов, литераторов, юристов.

19 сентября 1922 из Одессы в Константинополь был отправлен пароход с представителями украинской интеллигенции – высланы были историк А. В. Флоровский и физиолог Б. П. Бабкин. Но их радушная встреча за рубежом тяжко сказалась на их коллегах. Их стали высылать не на запад, а на восток.

23 сентября 1922 года в Ригу и в Берлин поездами была отправлена большая партия ученых, а 29 сентября из Петрограда отплыл собственно «философский пароход», на борту которого были философы Н. А. Бердяев, Б. П. Вышеславцев, И. А. Ильин, С. Е. Трубецкой, С. Л. Франк и другие. Всего с семьями примерно 70 человек. Наконец, 16 ноября из Петрограда на пароходе выслано или уехало добровольно ещё два десятка ученых с семьями, среди которых Л. П. Карсавин, И. И. Лапшин, Н. О. Лосский и другие. В начале 1923 года за рубеж был выслан известный философ и религиозный деятель С. Н. Булгаков.

Всего советское государство посредством высылки избавилось от нескольких десятков выдающихся ученых, многие из которых получили мировую известность, а в России о них вспомнили только после краха коммунистического режима.

Много ли «философии» было на «философском пароходе»? Вроде бы, не так много – не более двух десятков представителей этого интеллектуального «цеха». Но это практически всё, чем мы сегодня располагаем для строительства русского национального мировоззрения.

Всё, что могло ещё стать русской философией, в стране Советов было просто уничтожено или существовало в рамках университетского преподавания истории философии (например, А.Ф. Лосев).

Русские – самый философский народ в мире после немцев. У немцев философия – это профессия, у русских – либо идеология, либо бытовое увлечение. Немцы сделали философию своим национальным достоянием. После того как философия закончилась, сама немецкая нация отошла в прошлое. Русские свою философию расстреляли, выслали и проболтали на кухнях. В обоих случаях остались произведения, которые едва-едва изучают в университетах. Неведомые не только среднему, но и изрядно образованному европейцу, включая русских образованцев.

Философский пароход – символическое прощание России с философией, которую отправили доживать свой век за границей. Революция почему-то устала убивать и спровадила тех, кто завершил русскую философию, подальше от России и русской читающей публики.

Иван Ильин писал: «Философия больше чем жизнь: она есть завершение жизни. Но жизнь первее философии: она есть её источник и предмет». Вместе с той жизнью, которая породила русскую философию, закончилась и сама русская философия. У неё есть последователи, но все вместе они не составляют какого-либо продолжения завершенного, поскольку связаны не с жизненным первоисточником русской философии, а только с её текстами.

О чём думал Ленин, когда вдруг раздумал расстреливать невинных и предложил просто вывезти несколько десятков интеллектуалов за рубеж? Скорее всего, он просто вспомнил свои собственные философские штудии в эмиграции и предложил такую же судьбу немногим интеллектуалам. Война закончилась, и Советскую Россию могла убить другая напасть – экономика и сопряженная с ней общественная теория, которую Ленин расценивал как «мелкобуржуазную», не представляя себе никаких других моделей социалистического управления, кроме тиранических.

Почему-то Ленину взбрело в голову показать «демократизм» установившегося режима. Конкурентов на поле социалистической мысли он истребил в большом количестве, но теперь решился отправить уцелевших подальше от России – может быть, для того, чтобы социализм теперь пустил корни в Европе.

В 1921 году Ленин писал: «Пусть едет за границу тот, кто желает поиграть в парламентаризм, в учредилки, в беспартийные конференции». Притом что многие из высланных философов выступали на стороне Советской власти, считая её вполне русской, а большевизм – в крайнем случае, болезнью, после которой русская душа получит новые возможности для духовного роста.

Может быть, по замыслу (или безотчетному порыву) Ленина, вирус социализма должен был вернуться в Европу в том виде, когда он ещё не может быть узнан и изобличен как чума, изничтожающая государства и нации. Но вышло по-другому. Русское зарубежье оставило болезнь на родине, а на чужбине особенно остро переживало разрыв с Отечеством и становилось все более русским, национальным, в нём не осталось социализма. Русской философии повезло не раствориться в задачах социалистического строительства, которые оказались временными. Советская философия исчезла в мгновение ока, как только лишилась государственной поддержки, её останки – это набор предрассудков из школьных учебников.