Физрук-3: назад в СССР

Глава 12

— Можно сказать и так, — не стал спорить лжетрудовик, взгляд его при это был совсем не учительский — цепкий и пронзительный, будто другой человек. Совсем не тот, которого я знал.

— К чему этот спектакль? — пробурчал я. — Не мог, что ли прямо подойти и сказать… Да мы же с тобой посуду убирали, стол выносили на кухню… Короче, вагон времени был…

— Тому были две причины, — откликнулся Курбатов. — Первая основана на психологическом расчете… Если бы я просто стал все это рассказывать, ты бы принял мои слова за пьяный треп… А вот небольшая экспозиция с Илгой Артуровной помогла тебе морально подготовиться к нашему сегодняшнему разговору…

— Погодь! — снова перебил его я. — Ты же говорил, что Илга меня не видела!.. Так если она заранее знала, что все это спектакль…

— Не совсем так… — возразил Витек. — Встречу с ней я назначил вполне официально, хотя особой нужды для контакта не было…

— То есть — ты использовал Илгу втемную?

Он пожал плечами, дескать: служба такая.

— А вторая причина?

— Телефон в твоей квартире…

— Я так и понял, что он на прослушке, — хмыкнул я. — Только, какого хрена ты ее боишься, если сам же его мне и поставил?

— Прости, — пробормотал лжетрудовик. — Всего я тебе не могу рассказать.

— Ладно! — отмахнулся я. — Бухти дальше, про то как космические корабли бороздят Большой театр… В смысле — как это начало наших с Илгой отношений повлияло на изменение ситуации?.. И что эта за ситуация такая?

— Да, мы слегка отвлеклись, — кивнул он. — На вписке ты и Илга Артуровна встретились случайно, мы это проверили. Вас познакомила Антонина Павловна, наша школьная математичка и директорская дочка. Она же показала Эглите потайную комнату, но сама ею не воспользовалась, чтобы другие, попавшие под облаву, не сказали милиционерам, что не хватает одной из них. А ведь Тигра личность в среде неформалов известная. А вот что было дальше?..

— Мы с Илгой посидели-посидели и ушли, — сказал я. — Потом, как ты знаешь, мы с ней некоторое время не встречались. Когда я захотел ее увидеть, то заехал на квартиру, которую она тогда снимала, но вместо Илги там оказалась какая-то старуха, которая назвалась ее именем. Ну я решил на всякий случай заглянуть на вписку, где обнаружил конверт с письмом Илги. Я его забрал оттуда, а потом, когда мы встретились, Илга сказала, что это она подговорила свою квартирную хозяйку разыграть меня… Короче, выглядит все по киношному, но особого криминала я не вижу… Дальше ничего особенного между нами не происходило…

— Верно, — не стал спорить Курбатов. — Если не учитывать некоторых обстоятельств…

— Каких же?

— Илга Артуровна не разыгрывала тебя…

— То есть?.. — опешил я. — Она сама мне сказала…

— Сказала, потому что я ей посоветовал это сделать.

— За каким хреном?

— Ну не могла же она сказать тебе, что тебя разыграл кто-то другой…

— Кто же?..

— Скажем так… Команда, которая против нас играет…

— Что-то много туману…

— Туману много, — согласился Витек. — К сожалению, и для нас — тоже.

— Что ты хочешь всем этим сказать? — пробурчал я. — Что наши отношения с Илгой — это итог какой-то шпионской игры?

— Ну вы же не дети, — усмехнулся лжетрудовик. — Никто вас силком рядом не держит… Нас интересует вопрос, зачем нашим противникам понадобилось, чтобы вы жили вместе?..

— Ну и какие есть версии?

— Разные, но для тебя важна только одна… — сказал Курбатов. — Некоторое время мы считали, что ты один из них…

— Ни хрена-се! — выдохнул я. — А теперь не считаете?

— Нет, — отрезал Витек. — Хотя они активно старались нас подтолкнуть к этой версии…

— И замешан в этом сотрудник ОБХСС Киреев, — сказал я.

— Как ты догадался? — удивился лжетрудовик.

— Подумаешь, бином Ньютона… — проворчал я. — Ты же сам говорил о нем при мне… Правда, ты его называл Эдвином, но это же элементарно, Ватсон!.. Эдвин — это герой оперетты «Сильва», а капитана зовут Сильвестр Индустриевич, по-домашнему — Сильва.

— Ловко! — восхитился мой собеседник.

— Так что, выходит он из этой, команды которая играет против КГБ?

— Эдвин фигура сложная, — сказал Курбатов, — и всех подробностей я тебе раскрыть не могу…

— Одного не пойму, если он так хотел свести меня с Илгой, зачем же теперь старается меня посадить?..

— Эдвин ведет свою хитрую и пока что малопонятную игру, — сказал Витек. — Не скрою, мы допускали, что он даже может пойти на твою вербовку, но полагали, что решится на этот шаг только в крайнем случае. Однако Эдвин поступил иначе. Инсценировал нападение на дочь полковника Михайлова на Речной улице. По его замыслу, увидев, что неизвестные нападают на женщину, ты должен будешь вмешаться, что, собственно, и случилось…

— Хороша инсценировка, — пробурчал я. — Они могли меня на ремешки порезать.

— Полагаю, нападающие были задействованы вслепую, — сказал Курбатов. — Тем более, что это настоящие бандиты, так что все выглядело натурально.

— Зачем же Эдвину понадобилось, чтобы я спас Марину?

— Не исключено, что ему нужен выход на полковника… Получается вполне логично. Ты спас его дочь, следовательно, благодарный отец должен быть готов помочь спасителю в затруднительной ситуации.

— И он эту затруднительную ситуацию постарался мне создать, — догадался я.

— Скорее всего.

— Как-то он бездарно это делает… Не знает уже к чему прикопаться… То эта бессмысленная возня вокруг кубков, купленных в спорттоварах, то экспертизы затеял, чтобы доказать, что я не тот, за кого себя выдаю, то пытался уличить меня в получении нетрудовых доходов… А потом и вовсе хотел то ли искалечить, то ли вовсе уконтрапупить…

— Это от того, что Эдвин никак не может тебя ухватить, — сказал лжетрудовик. — Твои поступки не слишком предсказуемым. Нас они тоже изрядно сбивали с толку… Взять хотя бы последние твои подвиги… Столковался с химичкой, пометившей шины служебного автомобиля своего благоверного радиоизотопами, которые привели вас с ней к «Литейщику», а затем и вовсе потащил в ресторан подручную Эдвина… Хорошо хоть, что дело не дошло до постели…

— Так это ваш человек предупредил меня насчет «королевы постельных клопов»?

— Да, пришлось на это пойти…

— Почему же ты теперь решил мне все это сообщить?

— Ты затеял такой ералаш, настолько сбил наших противников с толку, что из потенциально полезного им человека превратился — в опасного. Оставлять тебя в неведении, значит, подвергать нешуточному риску.

— Думаешь, меня могут попытаться убрать?

— Вполне…

— И что? Вы дадите мне парабеллум?

— Понадобится — дадим. А так, постараемся прикрыть, но и ты будь осторожен.

— Ладно, понял, — буркнул я. — Хотя ходить с оглядкой я не привык.

— Я в тебя верю, — сказал Курбатов.

— Благодарю за доверие, товарищ… Простите, не знаю вашего звания…

— Пока — просто Виктор Сергеевич Курбатов… — ответил он и добавил с усмешкой: — Витек…

— Тогда я пошел… — сказал я, поднимаясь. — Благодарю за чай! Витек…

— Будь внимателен.

Я покинул его квартиру и поспешил на свидание с Лилей. Лжетрудовику не удалось нагнать на меня страха. Я не собирался ходить по городу с оглядкой и вздрагивать от каждого шороха. Пусть Рогоносец и его дружки, кем бы они ни были, шарахаются. До назначенного времени осталось совсем немного. Пришлось ловить такси. И когда я выходил из него возле кафе «Мороженое», Лилия Игнатьевна уже ждала меня у входа. На этот раз на ней были не хромовые сапожки, шинелька и серая казенная шапка, а модная итальянская обувка, цигейковая шубка и меховая шапка. Я заметил, что этот цивильный наряд очень ей идет.

— Прости, Лиля, немного задержался.

— Ничего, — отмахнулась она. — Я тоже только что подъехала.

Мы зашли в кафе, где, несмотря на название, было тепло. Нашли свободный столик, его как раз покинула стайка старшеклассниц. Я помог девушке снять шубку, повесил ее на крючок вешалки, а рядом пристроил свою дубленку. Подошла официантка, положила нам на столик меню, но Лиля сразу попросила принести два кофе-гляссе и по три шарика сливочного мороженого с шоколадной крошкой и вареньем. Я не возражал. Официантка кивнула и удалилась.

— Ну, как твои дела? — спросила Лиля.

Что я мог ей сказать? Что нахожусь на мушке у каких-то то ли шпионов, то ли бандитов, что мой коллега по работе и сожительница служат в КГБ? Наверное, старшему лейтенанту милиции это было бы чрезвычайно интересно, но, увы, развлечь ее таким образом я не мог. Пришлось начать вкручивать про нашу киностудию и грандиозные творческие планы. Впрочем, это-то как раз Красавиной и было интересно, как и мои занятия с пацанами в секции. Еще бы! Она же в первую очередь инспектор по делам несовершеннолетних.

— Вот если бы все учителя так занимались с ребятами! — воскликнула она с воодушевлением. — Я бы, наверное, осталась без работы.

— Ничего, — откликнулся я. — Стали бы ловить взрослых бандитов.

— Ну тогда бы и взрослых бандитов не стало, — произнесла она убежденно. — Ведь они не рождаются такими, а становятся под воздействием среды, на фоне равнодушного отношения окружающих.

— Хуже равнодушия — лицемерие, — принялся философствовать я. — В школе говорят одно, дома — другое… Учителя твердят: учись, трудись, будь честен, а родители хвастаются, как им удалось кого-то там объегорить, обсчитать или что-то тихонько унести с работы… Тащи с завода каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость…

— Это даже хуже лицемерия, — вздохнула моя собеседница. — Это — двуличие… Ведь на разных там собраниях те же родители голосуют как надо или даже выступают с правильными речами…

— А что ребята видят в магазинах, столовых, в транспорте, просто на улице?.. — подхватил я. — Хамство, обжуливание и то же равнодушие… И вся наша педагогика просто разбивается об эту повседневную мерзость, как стакан о бетонную стенку…

— Ну ты все-таки слишком пессимистично смотришь на нашу действительность, — возразила Лиля. — Большинство у нас вовсе не хапуги и хамы. Они честно трудятся, занимаются общественной работой, участвуют в самодеятельности…

— Откуда же берутся остальные?

Она посмотрела на меня в упор и сказала без тени улыбки:

— Из школы.

Видимо, я должен был устыдиться. Я не устыдился. В школе я без году неделя и честно выполняю свою работу, которую мне пришлось спешно осваивать по учебникам и методичкам за пару месяцев, вместо пяти лет в пединституте. И потом, за меня самого сначала взялся оборотень в погонах, оказавшийся, к тому же, еще и предателем. Ну или кем-то вроде… Разумеется, к этой аргументации я прибегать не стал. Просто кивнул, соглашаясь, что все: и плохие и хорошие граждане приходят в общество из школы. И учителя несут ответственность за допущение в своей работе брака.

Мое молчаливое согласие показало собеседнице, что тема себя исчерпала, и она стала рассказывать о себе. О том, что училась в моей, 22-й школе, что хотела поступать на юридический факультет, но решила, что сначала надо набраться опыта и пошла в школу милиции. По окончании ее служила в Приречном УВД, потом ее назначили инспектором по делам несовершеннолетних второго отделения. Живет она с мамой, а отца у нее нет. Он тоже был милиционером, но погиб на посту… В общем — изложила мне свою анкету.