Физрук-3: назад в СССР

Глава 16

Новогодний утренник у школяров среднего возраста — это то еще зрелище. Если с первого по четвертый класс детишки охотно верят в Дедушку Мороза и Снегурочку, с удовольствием водят вокруг елки хоровод и читают стихи, чтобы получить подарки, которые им и так дадут, то, начиная с пятого и по восьмой вера в сказочные чудеса сменяется подростковым цинизмом. Школьников постарше уже не заставишь петь «В лесу родилась елочка…» и приходится из кожи вон лезть, устраивая разные конкурсы и викторины, чтобы праздник не превратился в унылое топтание вокруг мешка с подарками.

К счастью, девчонки активнее пацанов и куда более оживленно реагируют на потуги преподавателей их развеселить. Они же стараются по части маскарадных костюмов, тогда как мужская часть празднующих, чаще всего отделывается картонными масками зайцев и волков, буратин и клоунов, либо вообще обходится без оных. Не знаю, как Шурик, а я в детстве любил на Новый год кем-нибудь наряжаться. Тем более, что родители мне помогали с изготовлением костюмов.

Если в младших классах меня наряжали то в зайчика, то в Кота в сапогах, или в Чиполлино, то в старших я выбирал что-нибудь более мужественное — красноармеец, космонавт или мушкетер. Находились пацаны, которые норовили поиздеваться надо мною, но я ведь мог и в рыло дать потом, уже после утренника. Наверняка, Вовчик Данилов сейчас тоже расхаживает по школьному спортзалу в костюме какого-нибудь крутого исторического персонажа и показывает кулаки тем одноклассникам, которые рискуют тыкать в него пальцем.

У меня же сегодня прямо противоположная задача. Покуда Виктор Сергеевич в образе Дедушки Мороза, а Антонина Павловна — в костюме Снегурочки, в котором она выглядит куда завлекательнее, нежели в косухе и джинсах — пытаются расшевелить ребятню, я должен следить за соблюдением порядка, пресекая потасовки, курение в туалете и бухание в раздевалке. Из пацанов, которые занимаются у меня в секции, я сколотил дружину, наделив ее самыми широкими полномочиями, кроме откровенно физического воздействия на нарушителей.

Штабом я избрал тренерскую, туда-то и доставлялись нарушители для проведения профилактической беседы. Впрочем, за два часа утренника нарушителей оказалось всего трое. Плюс один потерпевший. Шестиклассник, пытавшийся курить в сортире, пятиклассник накостылявший семикласснику и восьмиклассник, притащивший в школу две бутылки пива. Пиво я изъял. Конфликт между отважным пятиклассником и дылдой из седьмого класса, который порвал младшему товарищу маскарадный костюм, разобрал. И не в пользу потерпевшего. Курильщику прочел лекцию о вреде курения.

Наконец, празднество закончилось и ребятню отправили по домам. Пришло время гульнуть и преподавательскому составу. Столы были накрыты, как всегда, в столовой, окна которой украшали нарисованные морозные узоры и наклеенные снежинки, вырезанные из бумажных салфеток. Ради праздничного застолья, столы были составлены буквой «Т» и накрыты накрахмаленными скатертями. В качестве украшения, столовские поставили несколько вазочек с елочными ветками, опутанными мишурой.

Под потолком тянулись бумажные гирлянды и флажки. Была и полноценная елка, которая сверкала в углу электрическими лампочками, чьи огоньки отражались в стеклянных шариках. Военрук принес из дому свой катушечник и коллекцию записей, в которой было полно зарубежных шлягеров. Так что, когда учителя и другие сотрудники школы стали собираться в столовке, их встречала бодрая музычка, в основном сочиненная на растленном Западе. На столах красовались салаты и закуски, бутылки «Советского Шампанского» и «Столичной». С кухни доносились ароматы, свидетельствующие о том, что ожидается и горячее.

В общем, вечерок обещал быть приятным. Это чувствовали все присутствующие. Даже наши школьные мужики как-то приосанились. Про женщин я уже и не говорю. Почти все они стали красавицами, ну в меру своих сил, конечно. Правда, Шапокляк, как ни старалась, все равно выглядела злобной стервой, только накрашенной. Директор занял место во главе стола, то есть по центру «горизонтальной черточки» буквы «Т». Справа от него села дочь, слева завучиха, остальные расселись вдоль «вертикальной черточки».

Пал Палыч постучал вилкой по кувшину с морсом, привлекая к себе внимание и устанавливая тишину. Участники застолья умолкли и повернулись к начальству лицом. Я сидел между химичкой и биологичкой. Они сами подсели ко мне. Уж не знаю, с какой целью, но я совсем был не против. Во всяком случае, если они думали, что я буду ухаживать за ними, подкладывать им салатики, колбаску и грибочки, подливать шампанского, то немного ошиблись. Для этого есть другие. Рядом с Людмилой Прокофьевной, но с другой стороны сидел Карл Фридрихович, а по левую руку от Екатерины Семеновны — Петр Николаевич.

— Товарищи! — воззвал к нам Разуваев. — Предлагаю первый тост… В уходящем году наша школа заняла второе место на городских соревнованиях по шахматам, давайте выпьем за то, чтобы в наступающем мы заняли первое место в городской спартакиаде!

Первый директорский тост всех озадачил, включая меня, но тем не менее мы закричали «Ура!» и принялись чокаться бокалами и рюмками. После чего — накинулись на закуски, ибо с утра никто ничего не ел, так как столовка была закрыта на спецобслуживание, в смысле — на подготовку нынешнего банкета. Оливье, винегрет, селедку под шубой, колбасные и сырные нарезки, маринованные грибочки, соленые огурцы и прочее уминались со страшной скоростью. Новогоднему столу грозило преждевременное разорение.

Поэтому, когда снова раздался звон, пирующие нехотя обратили взоры к «президиуму». Увы, на этот раз тост решила произнести Царева. Ничего хорошего от нее никто не ждал, так что все оцепенели, как кролики перед удавом. Только мне было плевать. Я озирал стол в поисках чего-нибудь, что я еще не пробовал. Для Шапокляк мой демарш не мог остаться не замеченным. Она еще яростнее загремела вилкой по уже полупустому кувшину с морсом. На меня сразу зашикали соседи по столу, но я уже подцепил кусок свиного языка и положил его в тарелку. Увидев, что я сосредоточился на закуске, завучиха заговорила:

— Товарищи! — строго воззвала она. — Павел Павлович, наш уважаемый директор, произнес поневоле краткую речь, понимая, что все проголодались. Однако теперь, когда первый голод утолен, я хочу дополнить его выступление…

— Коротенько, минут на сорок, — хмыкнул я, а Шапокляк сделала вид, что не расслышала.

— Говоря о прошлогодних успехах, — продолжала Эвелина Ардалионовна, — товарищ Разуваев поскромничал. В уходящем году мы не только заняли второе место по шахматам, но и первое по сдаче макулатуры и металлолома, а также получили переходящее красное знамя, как победители социалистического соревнования среди школ нашего района. И хотя в праздничные дни не хочется говорить о плохом, все же нельзя не заметить того обстоятельства, что в первое полугодие этого учебного года мы вряд ли будем отмечены городским отделом народного образования, как передовое среднее учебное заведение. У нас развалена работа с молодежью по линии старшей пионервожатой, которая вынуждена была уйти по причине низкого морального облика некоторых наших сотрудников…

— Товарищ Царева, товарищ Царева! — укоризненно пробормотал директор. — Сейчас это не совсем подходящее время…

— Хорошо, товарищ Разуваев, я закругляюсь, — сказала та. — Предлагаю тост за то, чтобы в наступающем году мы избавились от всего плохого, что постигло нас в конце этого года…

Ее тост поддержали вяло. Криков «Ура» не последовало. Многие выпили не чокаясь, как на поминках.

— Не обращай внимания, Саша, — сказал Карл, наклоняясь ко мне через бюст химички.

— Так я и не обратил, — улыбнулся я. — Завуч лает, а караван-то идет.

И пирушка пошла своим чередом. Принесли горячее — отбивные с гарниром из жареной с грибами картошки. Под мясо и студеная водочка в заиндевевших бутылках пошла куда веселее. На нее налегли даже дамы, тем более, что шампанское уже закончилось.

Обе училки, что сидели справа и слева от меня, откровенно прижимались ко мне, иногда касаясь выпирающей грудью. Каждая помнила, как я стискивал их в минуты страсти. Сохранить хладнокровие в эти мгновения было затруднительно. Ведь я тоже потягивал водочку, которая, как известно, красит женщин лучше любой косметики.

А тут еще, тоже изрядно поддавший и жаждущий плотских наслаждений Григорий Емельяныч объявил танцы и поставил бобину с группой «АББА», пользующейся в это время бешеной популярностью. Педсостав повскакивал из-за стола и принялся отплясывать, а когда пошли медляки — стали топтаться в обжимку. За столом остались немногие. И тут мне пришла в голову дерзкая мысль, спровоцированная, без всякого сомнения винными парами. Когда шведская четверка затянула песенку с пожеланиями счастливого Нового года, я направился к «президиуму».

— Разрешите вас пригласить! — обратился я к единственной женщине, оставшейся за этим столом.

Шапокляк воззрилась на меня, словно я изрек невесть какую ересь.

— А вы не ошиблись, Александр Сергеевич? — спросила она.

— Нет, Эвелина Ардалионовна, — прищурился я, еле выговорив ее зубодробительное отчество, слегка заплетающимся языком. — Именно — вас!

— Вообще-то я не танцую, — принялась ломаться завучиха, — но если вы настаиваете…

Она протянула мне свою, наманикюренную по случаю праздника, птичью лапку, я ухватился за нее и вытащил партнершу в круг медленно топчущихся коллег. Как и полагалось, я обхватил ладонями ее талию, а она томно возложила на мои могучие плечи свои костлявые руки. Не слишком пышная грудь ее под зеленым бархатом праздничного платья совершила потуги прорвать плотную ткань. Впрочем — безуспешно. Плавно переступая в круговом движении с ноги на ногу, я искоса отслеживал реакцию окружающих.

Большинство коллег посматривало с насмешкой, но не на меня, а на мою партнершу. Царева же не замечала их взглядов, потому что не отводила глаз от меня. В них было столько чисто женской тоски и одиночества, что мне ее даже стало жалко. Простая мысль осенила меня. Шапокляк потому и наезжает на молодого специалиста, что влюблена! Опа… Причем, видать, с первого взгляда. Бедняжка… Не удивительно, что ее просто трясет, когда она меня видит рядом с другими бабами… Понятно теперь, кто выжил Симочку из школы… Так что зря я рекомендовал военруку заняться завучихой… Не знаю, каков был результат, но корм оказался явно не в кобылу… А я продолжал хитрить.

— Эвелина Ардалионовна, — пророкотал я бархатным, почти как ее платье, басом, — неужели же я настолько плохой педагог?..

Вопрос мой явно застал ее врасплох. Царева смутилась и опустила взгляд.

— Нет, ну показатели ваши, в последнее время, вполне удовлетворительны, — пробормотала она. — Вы инициативны, предприимчивы, вот только ваше поведение… оставляет желать лучшего…

— Я исправлюсь, Эвелина Ардалионовна, — пообещал я, стискивая ее талию так, словно хотел немедленно приступить к, скажем, обесчещиванию, — с вашим благожелательным участием, обязательно…