Не прощай мне измену

Глава 48

Елизавета протягивает мне руку и крепко жмёт своей узкой прохладной ладонью:

— Очень приятно, Сима! Клён организуем, как раз есть место, пойдёмте, покажу! — озадаченно смотрит на мои ноги, — только переобуйтесь. Вчера был дождь и там, где подготовлено под газон, совсем болото. Кстати, вы видели проект? У нас много вопросов, которые Тимур Олегович распорядился отложить до вашего приезда…

Она продолжает щебетать, выдавая, больше двух сотен слов в минуту, а Тимур… Олегович, отлучившись, возвращается с моими кроксами. Моими родными! Вот и ответ на вопрос ждали ли меня тут. Нос предательски пощипывает. Наклоняюсь расстегнуть босоножки и незаметно зажимаю переносицу, чтобы не разреветься. Господи, как хорошо, что вернулась.

Неутомимая Елизавета, подхватив планшет со схемой благоустройства, тянет меня вглубь участка, по пути рассказывая, где что будет, и задавая миллион вопросов, например, откуда я хочу видеть детскую площадку: из окон в зоне кухни или в панорамной стене столовой. Понятия не имею, а как надо?

Немного отстаю и жалобно оглядываюсь на Тима, мол, спасай. Он со смешком кивает и жестом показывает, что всё хорошо, так и должно быть. Развлекается, блин. Хотя глаза серьёзные. Тёплые, но серьёзные, как перед важными событиями, когда он предельно сконцентрирован. В такие моменты Тима ничем не пробить.

Волнуется из-за моего приезда? У нас новый статус — формально мы друг другу никто, только я хожу по участку, где он купил дом и дизайнер считает меня тут хозяйкой. Я должна решить, из какого окна буду смотреть, всё ли в порядке с моими детьми… Причем говорю о них во множественном числе, хотя мы не обсудили даже одного и вообще развелись. По моей инициативе. Че-е-е-ерт, как всё сложно.

Между тем Елизавета указывает укромное место, которое будет отделено низкой изгородью из чего-то вечнозелёного, и продолжает трещать:

— Здесь предлагаю посадить клён и поставить скамью. Знаете, в Китае и Японии кленовый лист — символ влюблённых? — хитро улыбается. — Будет место для поцелуев!

Тим смотрит на мои губы, потом на шею и ниже. Лиф сарафана плотный, но без белья ему видно, что мысль о поцелуях меня тоже не оставила равнодушной. Его ресницы падают, роняя на щеки густые тени, кадык дёргается… Я красная до самых предплечий… Тим прочищает горло и, пряча руки в карманы, делает шаг в сторону убежавшей вперед Елизаветы.

— Пойдём догонять Сову, а то она иногда не замечает, когда зрители отваливаются.

— Кого?

— Сова — творческий псевдоним, — разводит руками, — она через пару дней сама предложит так её называть.

Тим уходит, а я плетусь следом, вдыхая внезапно ставший густым запах солнца и думая, что через пару дней буду в Берлине…

Вопросов и правда много. Пока не стемнело, носимся по территории, а на закате Сова, в смысле Елизавета, заводит нас в зимний сад, и я изумлённо застываю с открытым ртом. На одной из стен — витраж, полностью повторяющий рисунок моего кулона. Розовые лучи, проникая сквозь лиловые и изумрудные фрагменты стекла, наполняют сад волшебной атмосферой. Тут пока голые стены, но так чётко представляется, как эти блики будут играть на листьях растений, какие фантазии и идеи здесь можно будет ловить каждый вечер, приходя любоваться этим чудом.

Тим тихо просит Сову дать нам пару минут наедине. Становится сзади, и, рассыпая мурашки по шее своим дыханием, хрипло спрашивает:

— Тебе нравится?

По интонации слышу, что говорит не о витраже, а обо всём — доме, проекте, месте… Он пошёл ва-банк, самостоятельно принимая решение о продаже квартиры, машины и ещё, бог знает чего, потому что вложений потребовалось явно больше. И я уверена, готов к любому моему ответу. Только ведь всё равно знает меня лучше всех, даже если тогда так фатально ошибся. Нравится ли мне? Да я свечусь, как новогодняя ёлка.

Часто киваю. Горло перехватило — и слова не вымолвить. Да и сами слова пропали, только глаза влажные от восторга.

— Я рад, Сим-Сим. Очень.

Гладит носом мою макушку, руки взлетают, чтобы обнять, но трель телефона, отражаясь гулким эхом от стен, пугает нас обоих.

— Лёха с Саньком приехали, — говорит Тим, закончив разговор.

— Лёха? — округляю глаза.

— Не бойся, он не к тебе, — намекающе ухмыляется Тим.

Ещё в Берлине, просматривая видео, меня удивило присутствие Лёхи здесь, с учётом нашей последней встречи. Надеюсь, все раны затянулись, и наконец-таки можно будет просто спокойно дружить.

— Вы всё утрясли? Он к тебе?

— Да и нет, — улыбается шире.

— А к кому?

— Увидишь. Пошли встречать.

На пластмассовый стол Юля выкладывает съестные припасы, пока Саша разводит огонь в каком-то бетонном кольце с высокими бортами. В стороне босолапый Рыжик маленьким ведёрком зачерпывает песок и отправляет в огромное строительное ведро в половину его роста. Подальше от шума в автолюльке мирно сопит Булочка.

Стараясь громко не пищать, Юля подбегает и, не желая слушать возражения, крепко обнимает меня, нашёптывая, какая я умница, как все меня ждали, как боялись, что не приеду, или приеду, но всё пойдёт не так. Стою “столбиком” и пытаюсь понять, что в нашей ситуации “так” и “не так”, и по какому из этих сценариев всё идёт.

Видя, как в нашу сторону направляется Лёха, сбегаю играться с Рыжиком. Вот кому всегда можно меня обнимать. Откапываю на глубине влажный песок и показываю парню, как сделать домик с окошками. Оба пыхтим, стараемся, заняты. И совсем не готовы общаться с севшим рядом Лёхой.

— Симыч, привет. С приездом, — в голове столько смущения и неловкости, что они передаются и мне.

— Привет… — с тревогой ищу глазами Тима. Он общается с Совой, но не выпускает нас из виду. В его взгляде и позе нет и намёка на напряжение. Просто наблюдает. Как и Сова.

— Рад тебя видеть… — тоже оглядывается на Тима, — и хотел поговорить.

— Лёш, мы вроде всё выяснили? — начинаю нервничать.

— Информационный апдейт, Симыч, — грустно улыбается.

Поворачиваюсь к нему и киваю, мол, слушаю.

— Я хотел извиниться за… многое.

Поднимаю брови, типа это не новость…

— Нет, не за то, что чувствовал, а за то… как вёл себя. Всё по-тупому в итоге вышло. Особенно в последний раз, — хмурится, морща брови.

К нему подходит Рыжик и несколько раз ревниво шлёпает лопаткой.

— В общем, я не со зла, Сим. Больше не повторится… Мир? — протягивает руку.

— Мир, — пожимаю в ответ.

Сгущаются сумерки, костёр всё ярче, за столом о чём-то болтают, Лёха жарит девочкам зефирки, Саша приглушённо, чтобы не разбудить дочь, спорит с Тимом о какой-то ерунде, а я ловлю дежавю — ощущение, которое было в Берлине, во время видео с этими же персонажами. Мне тепло от огня, от людей, от атмосферы. Где там моё небо?

Находя себя очень наглой и мгновенно наплевав на это, беру плед и расстилаю его за кучей красного марсианского грунта, прячась от всех. Падаю на спину, закусываю травинку и получаю ту самую до боли сладкую версию реальности, что привиделась в номере. Только небо не голубое, а насыщенно-синее. Засветка от города, конечно, мешает, но если не видно многоэтажек, возникает иллюзия, будто эти незаметно проклёвывающиеся звёзды только для тебя, и я улыбаюсь вечернему небу.

Остро чувствую себя на своём месте — так хорошо, аж страшно и накрывает нереальностью происходящего с щепоткой горечи сожаления о быстротечности момента, как и бывает, когда ты абсолютно счастлив. Глаза закрываются, уплываю…

Почти засыпая, слышу, как кто-то подходит и ложится рядом…