Когда мое сердце станет одним из Тысячи
- Автор: Аманда Стайгер
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 2020
Читать книгу "Когда мое сердце станет одним из Тысячи"
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
В следующие несколько дней Стэнли продолжает оставлять голосовые сообщения, которые я удаляю, не слушая.
Сначала боль ощущается постоянно, гирей повиснув в груди. Из-за нее мне сложно дышать. Но я продолжаю выполнять привычные действия — езжу на работу, читаю книги, гуляю, хотя в парке больше не появляюсь. Постепенно мои старые привычки восстанавливаются, и боль начинает стихать.
Пока я могу быть рядом с животными, я смогу выжить. В них — смысл моей жизни. Я всегда это знала. Я не принадлежу к миру людей. Но я научилась на своих ошибках и не повторю их.
Телефон звонит, я подскакиваю. Я начинаю его искать, чтобы выключить, но останавливаюсь. Это не номер Стэнли, — мне звонит доктор Бернхардт. Трясущейся рукой я подношу телефон к уху:
— Алло.
— Привет, Элви. Звоню удостовериться, что ты готова к встрече с судьей Грей завтра утром.
От этих слов я чувствую мощную встряску. Я только и думала каждый день, как бы выжить, на этом было сфокусировано все мое внимание, и я почти забыла про встречу с судьей. Рот пересох. Слышу, как произношу слова:
— Я готова.
— Хорошо. Встретимся у здания суда в семь тридцать.
Пауза.
— Вспомни все, о чем мы говорили.
— Хорошо.
Я вешаю трубку.
Я соврала ему — я совсем не чувствую себя готовой. Но отступать слишком поздно. Это то, чего я хотела.
Я представляю, как собираю всю свою боль и смятение, складываю в ящик на задворках сознания, рядом с Хранилищем. Завтра на встрече с судьей Грей я натяну на себя маску нормальности. Мне нельзя отвлекаться.
Я запираю ящик, решительно оставляя Стэнли в прошлом.
Здание суда находится на другом конце города, в пятнадцати минутах от меня на машине. Оно выглядит ровно так, как я его запомнила: огромное квадратное здание из темных каменных блоков, отполированных до блеска, с широкими ступенями, ведущими к тяжелым двойным дверям серого цвета.
Доктор Бернхардт ждет меня наверху лестницы у входа, щеки у него горят от холода, шея обмотана вязаным шарфом. В руках он держит пакет из магазина, который протягивает мне:
— Надень вот это.
Я открываю пакет и нахожу в нем темно-серый брючный костюм в тонкую белую полоску.
— Зачем.
— Потому что ты хочешь выглядеть профессиональной и зрелой.
Я окидываю взглядом свою юбку, черно-белые чулки и футболку. На ней переливается блестящая надпись «HEAVY METAL», под которой изображена женщина в доспехах, сидящая верхом на чем-то вроде птеродактиля.
— А что не так с моей одеждой.
Он смеется и качает головой. Я напрягаюсь.
— Прости, — говорит он. — Я не над тобой смеюсь. Просто доверься мне в этом, ладно?
Мы заходим внутрь. Охранник просит выложить содержимое наших карманов в пластиковую корзину и пройти через рамку металлодетектора. Я задерживаю дыхание, ожидая, что кто-нибудь захочет меня обыскать, но, к счастью, ко мне никто не прикасается. Я переодеваюсь в уборной, складывая свою одежду в магазинный пакет. Костюм сделан из полиэстера, материал кажется жестким и неприятным коже, но мне нужно продержаться в нем всего несколько часов.
Снаружи меня ждет доктор Бернхардт.
— Так-то лучше, — улыбается он. — Просто запомни: будь честна, но не слишком. И сохраняй спокойствие.
— Попробую.
Я чувствую боль в животе. А вдруг что-то пойдет не так? Нет, я не могу себе позволить так думать, иначе начну паниковать.
— Ты справишься, — говорит он.
Я задумываюсь.
— Если судья удовлетворит наш запрос, это значит, что вы больше не будете ко мне приходить.
— Да, тебе больше не придется терпеть мое ворчание, — улыбается он.
Я пытаюсь ответить, но отчего-то в горле стоит ком. «Это то, чего ты хотела», — напоминаю я себе.
Он протягивает мне руку:
— Удачи, Элви!
Я концентрируюсь, беру его руку и пожимаю. У него нежная сухая кожа, физический контакт не настолько неприятен, как я представляла.
— Спасибо, — отвечаю я.
Я отпускаю его руку, он разворачивается и уходит.
Я оглядываю коридор, тянущийся передо мной. Зал суда в самом конце. Я чувствую себя очень маленькой и одинокой, и внезапно меня наполняет уверенность, что все провалится. Ноги не хотят двинуться с места, я заставляю их идти вперед… медленно, потому что колени подкашиваются.
Зал суда небольшой, он кажется мне закрытым и интимным, как комната для допросов. На полу грязный синий ковер, а стены обиты деревом. Судья Грей, женщина лет пятидесяти, с маленьким, поджатым ртом, уже сидит в кресле за массивным столом. Она рассматривала мое дело, когда я в первый раз запросила суд об освобождении из-под опеки. В зале присутствует еще один человек — женщина помоложе, сидящая за другим столом, она, видимо, будет протоколировать ход заседания.
Я сажусь в кресло поменьше лицом к судье Грей и складываю руки на коленях. Она рассматривает меня некоторое время, ничего не произнося, затем переводит взгляд на бумагу, которую держит в руках. Я нервничаю. Мне уже хочется достать кубик Рубика, но я оставила его снаружи в пакете с вещами, в карман костюма он бы не влез. Я пытаюсь вспомнить вопросы и ответы, которые готовила с доктором Бернхардтом последние несколько недель, но в голове пусто.
— Элви Фитц, — произносит она, — на данный момент вам семнадцать полных лет. Это верно?
Горячие флуоресцентные лампы припекают макушку.
— Да.
— На протяжении последних восемнадцати месяцев вы проживали в собственной квартире и работали на полной ставке в зоопарке «Хайкори».
— Верно.
— Мистер Бернхардт указал…
— Доктор.
Она хмурится:
— Прошу прощения?
— Доктор Бернхардт, — поправляю я и в ту же секунду осознаю, что мне не стоило открывать рот. Но раз я уже это произнесла, я чувствую, что должна уточнить:
— У него есть степень по социологии.
— Понятно. Итак, — она хмыкает. — Доктор Бернхардт утверждает, что ваше состояние улучшилось, — она складывает руки и щелкает длинными ногтями больших пальцев. От этого звука я морщусь.
— Если я правильно помню, на момент последней нашей встречи вы жили в государственном пансионе для девочек. Вы сбегали оттуда три раза, и после каждого полиция заводила дело. До пансиона вы несколько лет провели в психиатрической больнице; все это верно?
Я впиваюсь ногтями в ладони. Мне едва удается контролировать дыхание.
— Верно.
— Вы сейчас находитесь под наблюдением психолога?
— Нет.
— Почему?
Я говорю медленно, тщательно выбирая слова.
— Мои эмоциональные проблемы взяты под контроль. Сейчас мое состояние гораздо более стабильно, чем полтора года назад. Я не вижу необходимости в терапии.
Ее светло-голубые глаза немного сужаются.
— Так вы полагаете, что вам поставили неправильный диагноз?
Пот стекает у меня между лопаток. Мне уже хочется начать тянуть себя за косы, но я сдерживаюсь. Я знаю, что любая судорога, любое проявление эмоций, злости или страха, могут считаться признаком психической неустойчивости. Что я должна ответить?
Каков правильный ответ? Мои глаза стреляют туда-сюда. Желание раскачиваться и тянуть себя за косички растет все сильнее — до такой степени, что проще не моргать.
— Мисс Фитц, вы поняли вопрос?
— Какой диагноз вы имеете в виду, — спрашиваю я, оттягивая время. — Мне их поставили несколько.
— Я имею в виду диагностированный у вас синдром Аспергера. Если у вас есть психическое расстройство, я думаю, вы поймете, почему это повлияет на мое решение.
Я размышляю, не сказать ли ей, что синдром Аспергера — не психическое расстройство, а социальное и, возможно, вообще вариант неврологической нормы. Но я чувствую, что если буду спорить, то ее мнения не изменю, а возможно, и разозлю.
— Вы хотите сказать, что, если я психически неполноценна, вы не станете судить меня за то, что я сделала?
— Нет, я хочу сказать, что, возможно, потребуется поместить вас под постоянное наблюдение. Государство назначит кого-то, кто поможет вам справляться с вашей жизнью.
Постоянное наблюдение. Я почти начинаю дрожать. Неужели такое может случиться? Неужели она передаст контроль над моей жизнью какому-то незнакомцу? Я изо всех сил стараюсь говорить ровно.
— Но не каждый человек с аутизмом нуждается в наблюдении. Многие люди с диагностированным синдромом Аспергера построили карьеры и даже женились и завели детей.
— В таком случае им просто поставили неверный диагноз, — она шмыгает носом. — Врачи любят разбрасываться диагнозами. Это, наверное, старомодно, но я считаю, что иногда люди просто ошибаются и порой незрелость и подростковая вспыльчивость лечатся дозой холодной, тяжелой реальности.
Мне хочется сказать ей, что не все так просто. Если я справляюсь с работой, это еще не значит, что я такая же, как все. Моя голова не поменялась только потому, что поменялись жизненные обстоятельства. Но то, что я сейчас скажу, повлияет на всю мою будущую жизнь. Мне нужно быть предельно осторожной.
— В чем конкретно заключается ваш вопрос.
— Я спрашиваю, считаете ли вы себе аутистом, — произносит она.
Вспышка паники, словно бомба, взрывается в моей голове, зрение рассеивается, все вокруг становится мутным. Что бы я ни сказала и как бы ни почувствовала себя, это будет ошибкой. Но мне нужно что-то сказать. Я мгновенно принимаю решение.
— Нет, я считаю, что мой диагноз был ошибочным.
— Тогда, выходит, вы полностью здоровы?
Я пытаюсь потушить жгущее ощущение в горле. Хотела бы я понимать по голосу, что человек имеет в виду; я не могу понять, это сарказм или она задает серьезный вопрос. Но отступать поздно.
— Да.
Он соединяет указательные пальцы. Ее лицо ничего не выражает.
— Что ж, — говорит она наконец, — вижу, вы достаточно повзрослели за последние полтора года. И я верю, что людям, которые готовы работать над собой, нужно давать второй шанс. Ввиду того, как успешно вы справлялись с самостоятельной жизнью на протяжении этого времени, став полезным членом общества, я не вижу причин, чтобы отказать вам в вашем ходатайстве на освобождение из-под государственной опеки, — она ставит печать на лежащей перед ней бумаге. — Вы можете быть свободны.
Я в оцепенении выхожу из зала суда, сжимая в руке справку о зрелости. Я все еще пытаюсь это осознать. Все тело неприятно горит, кожу колет, а горло притупленно дерет. Видимо, это кислотный рефлюкс от стресса.
Чувствую, что брючный костюм каким-то образом способствовал моему неожиданному успеху, хотя кажется абсурдом, что нечто столь тривиальное, как одежда, может повлиять на мнение человека, чья основная задача — беспристрастно и объективно соблюдать закон. Мне даже в голову не пришла мысль купить новую одежду специально для слушания. Думая об этом теперь, я понимаю, что должна была больше времени уделить подготовке. Без помощи доктора Бернхардта я наверняка осталась бы под государственной опекой.
Я так и не поблагодарила его как следует. Мое краткое, беглое выражение благодарности кажется недостаточным. Я оглядываюсь вокруг, но его нигде не видно.
Может, он уже ушел. Я чувствую слабую боль в груди, которую спустя мгновение распознаю как разочарование. Но в конце концов, у него больше нет обязательств передо мной и, скорее всего, есть другие дела, другие неадекватные подростки, которых он должен навещать.