Хроника объявленной смерти, объявленной заранее

***

Адвокат выставил мотивом убийства правомерную защиту чести, эта версия была принята присяжными, а близнецы заявили под конец процесса, что сделали бы то же самое еще тысячу раз, будь у них та же причина. Они сами разглядели такой путь защиты уже в тот момент, когда через несколько минут после преступления сдались у порога церкви. Задыхаясь, они вбежали в дом священника, преследуемые по пятам толпой разъяренных арабов, и положили ножи с чистыми лезвиями на стол отца Амадора. Оба были обессилены дикарской работой убийства, их одежда пропиталась испариной, потные руки и лица были в пятнах еще живой крови, однако священник вспоминал об этой капитуляции как об акте, исполненном высокого достоинства.

— Мы убили его умышленно, — сказал Педро Викарио, — но мы невиновны.

— Перед Богом — возможно, — сказал отец Амадор.

— Перед Богом и людьми, — сказал Пабло Викарио. — Это дело чести.

Больше того, во время следственного эксперимента они прикинулись куда более злобными и кровожадными, чем были: в результате пришлось за общественный счет чинить парадную дверь в доме Пласиды Линеро — так жутко они искромсали ее ножами. В тюрьме Риоачи, где они провели три года в ожидании суда, поскольку не могли внести денег, чтобы освободиться под залог, заключенные со стажем вспоминали, что по характеру братья были дружелюбны и общительны, но никто ни разу не заметил в них ни малейшего раскаяния. Тем не менее, факты говорили о том, что братья Викарио не сделали ничего, чтобы убить Сантьяго Насара сразу и не привлекая свидетелей, — напротив, сделали куда больше, чем можно было представить, чтобы кто-нибудь помешал им убить его, но это у них не получилось.

Как рассказали они мне много лет спустя, его поиски они начали с дома Марии Алехандрины Сервантес, где пробыли вместе с ним до двух часов ночи. Этот факт, как и многие другие, не нашел отражения в следственном заключении. В действительности Сантьяго Насара уже не было там в тот час, когда близнецы, по их словам, его искали, — мы с ним ушли и распевали серенады на улицах, — да и вообще нет уверенности, что они туда заходили. “В жизни бы они отсюда не ушли”, - сказала мне Мария Алехандрина Сервантес, и я, слишком хорошо ее зная, ничуть в этом не усомнился. Всё было иначе: они отправились поджидать его в лавку Клотильде Арменты, куда, как им было известно, мог зайти кто угодно, но только не Сантьяго Насар. “У нее одной было открыто”, - заявили они следователю. “Рано или поздно ему пришлось бы появиться”, - сказали они мне, когда их уже оправдали. А ведь всякий знал, что парадная дверь в доме Пласиды Линеро оставалась закрытой изнутри на засов даже днем и что у Сантьяго Насара всегда были с собой ключи от задней двери. Через нее-то он и вошел в дом еще за час до того, как братья Викарио стали караулить его с противоположной стороны, и если потом, направляясь встречать епископа, он вышел на площадь через парадную дверь, то по причине до того неожиданной, что даже сам следователь не смог ее уразуметь.

Не было еще смерти, столь громогласно объявленной заранее. Когда сестра выдала близнецам имя, они прошли через свинарник к кладовке, где держали орудия для убоя, и выбрали два лучших ножа — один разделочный, десяти дюймов в длину и двух с половиной в ширину, и второй — для отделения шкуры от мяса — семи дюймов в длину и полутора в ширину. Они завернули ножи в тряпки и отправились точить их на мясной рынок, где только начинали открываться первые лавки. Покупателей было еще мало, и тем не менее, двадцать два человека заявили, что слышали всё, сказанное братьями, причем, по общему мнению, говорили те с единственной целью — быть услышанными. Фаустино Сантос, их приятель-мясник, видел, как близнецы появились в 3.20; он только что открыл свой прилавок потрохов и не понимал, чего ради они пришли в понедельник, да еще так рано, да еще в тех же темных шерстяных костюмах, в которых были на свадьбе. Он привык видеть их по пятницам, к тому же позднее и в кожаных передниках, которые они надевали при забое свиней. “Я подумал, до того допились, — сказал мне Фаустино Сантос, — что перепутали не только час, но и день”. Он напомнил им, что был понедельник.

— Кто ж этого не знает, дурило, — благодушно ответил ему Пабло Викарио. — Мы пришли только ножи наточить.

Они точили ножи на круге так, как делали это всегда: Педро держал ножи и попеременно подносил их к камню, а Пабло вертел рукоятку. При этом они обсуждали шикарную свадьбу с другими мясниками. Некоторые пожаловались, что им не досталось свадебного пирога, а ведь они как-никак коллеги, и братья пообещали, что пришлют им пирог позже. Наконец, лезвия запели на камне, и Пабло поднес свой нож к лампе, чтобы сталь сверкнула.

— Хотим убить Сантьяго Насара, — сказал он.

У них была настолько прочная репутация добропорядочных парней, что на его слова никто не обратил внимания. “Подумали, обычная пьяная болтовня”, - объяснили некоторые мясники, так же, как Виктория Гусман и многие другие, видевшие братьев позже. Мне пришлось однажды спросить у мясников, не вызывает ли убой скота предрасположенности к убийству человека. Они запротестовали: “Когда забиваешь теленка, ему в глаза-то глянуть боишься”. Один сказал мне, что не может есть мяса животного, которого зарезал. Другой сказал, что неспособен забить корову, которую знал раньше, а уж тем более если пил ее молоко. Я напомнил им, что братья Викарио забивали свиней, которых сами же выращивали и к которым так привязывались, что давали им разные имена. “Это верно, — отозвался один из мясников, — но ведь они имена не людей им давали, а цветов”. Фаустино Сантос был единственным, кто различил оттенок реальности в угрозе Пабло Викарио, и шутливо спросил его, почему они решили убивать Сантьяго Насара, когда вокруг полно богачей, куда раньше заслуживающих смерти.

— Сантьяго Насар знает, почему, — ответил ему Педро Викарио.

Фаустино Сантос рассказал мне, что сомнения у него остались, и он поделился ими с полицейским, который пришел чуть позже, чтобы купить фунт печенки на завтрак алькальду. Этого полицейского, как явствует из следственного заключения, звали Леандро Порной, он погиб год спустя, во время престольного праздника, — рог быка пропорол ему яремную вену. Так что поговорить с ним самим я уже не мог, но Клотильде Армента подтвердила мне, что он был первым посетителем ее лавки в тот день, когда близнецы Викарио сидели в ней, поджидая Сантьяго Насара.

Клотильде Армента только что сменила за прилавком своего мужа. Таков был заведенный порядок. С утра в лавке продавалось молоко, днем — продукты, а с шести вечера заведение превращалось в винный погребок. Клотильде Армента открывала лавку в 3.30 утра. Ее муж, почтенный дон Рохелио де ла Флор, брал на себя бар и трудился до закрытия. Но в ту ночь нахлынуло столько разгулявшихся гостей свадьбы, что он лег спать только после трех, так и не закрыв лавку, а Клотильде Армента поднялась раньше обычного, потому что хотела закончить все дела до прибытия епископа.

Братья Викарио зашли в 4.10. В этот час продавалась лишь еда, но Клотильде Армента продала им бутылку тростниковой водки — не только из расположения, которое к ним испытывала, но и потому что была благодарна за большой кусок свадебного пирога, который они ей прислали. Они выпили всю бутылку в два долгих глотка, но это не оказало на них никакого действия. “Как столбнячные были оба, — сказала мне Клотильде Армента, — им бы уже и керосином себя не раскочегарить”. Затем они сняли шерстяные пиджаки, очень аккуратно повесили их на спинках стульев и спросили еще бутылку. Рубашки на братьях были пропитаны потом, а двухдневная щетина придавала им злодейский вид. Вторую бутылку они распили уже неспешно, сидя и не сводя упорного взгляда с дома Пласиды Линеро, стоявшего напротив с темными окнами. Самое большое окно, балконное, принадлежало спальне Сантьяго Насара. Педро Викарио спросил у Клотильде Арменты, не видела ли она в этом окне света, она ответила, что не видела, однако вопрос показался ей странным.

— С ним что-то случилось? — спросила она.

— Ничего, — ответил ей Педро Викарио. — Просто мы ищем его, чтобы убить.

Это был настолько непосредственный ответ, что она засомневалась — не ослышалась ли. Но тут же заметила, что у близнецов при себе два мясницких ножа, завернутые в кухонные тряпки.

— А можно узнать, за что это вы собрались убивать его в такую рань? — спросила она.

— Он знает, за что, — ответил Педро Викарио.

Клотильде Армента посмотрела на них внимательно. Она настолько хорошо знала их, что могла различать, особенно после того, как Педро Викарио вернулся из армии. “На детей были похожи”, — сказала она мне. И эта мысль напугала ее, поскольку она всегда считала, что как раз дети-то и способны на всё. Поэтому, приготовив бидоны с молоком, она пошла будить мужа — рассказать о том, что происходит в лавке. Дон Рохелио де ла Флор выслушал ее спросонок.

— Не будь дурой, — сказал он ей. — Никого эти двое не убьют, а уж богача тем более.

Когда Клотильде Армента вернулась в лавку, близнецы разговаривали с полицейским Леандро Порноем, который пришел за молоком для алькальда. Она не слышала, о чём шла речь, но предположила, что они сказали ему нечто о своем замысле, судя по тому взгляду, которым полицейский, выходя из лавки, посмотрел на ножи.

Полковник Ласаро Апонте поднялся чуть раньше четырех часов. Он заканчивал бриться, когда полицейский Леандро Порной донес ему о намерениях братьев Викарио. Полковник минувшей ночью уладил столько раздоров между друзьями, что и не подумал торопиться из-за еще одного. Он неспешно оделся, несколько раз, пока не остался доволен, поправлял галстук-бабочку, затем повесил на шею ладанку члена Конгрегации Девы Марии — так он собирался встречать епископа. Пока он завтракал жареной печенкой, приправленной колечками лука, его супруга в большом возбуждении рассказала ему о том, что Байардо Сан Роман вернул в родительский дом Анхелу Викарио, но полковник воспринял это сообщение вовсе не так драматично.

— Бог ты мой, — пошутил он, — что подумает епископ?

Однако, еще не докончив завтрака, он вспомнил то, о чём только что рассказал ему ординарец, сопоставил два известия и немедля обнаружил, что они в точности дополняют друг друга, как две части одной головоломки. Тогда он направился к площади по улице нового порта, дома на которой начинали оживать по случаю прибытия епископа. “Четко помню, было около пяти, и начинал накрапывать дождь”, — сказал мне полковник Ласаро Апонте. По дороге три человека останавливали алькальда и секретно сообщали ему, что братья Викарио поджидают Сантьяго Насара, чтобы убить, но лишь один из троих смог сказать — где.

Он нашел их в лавке Клотильде Арменты. “Когда я их увидел, подумал, пустая похвальба, — сказал он мне со своей неподражаемой логикой. — Они ведь вовсе не были так пьяны, как я предполагал”. Он даже не расспросил братьев об их намерениях — попросту отобрал ножи и велел идти спать. Он обращался с ними с тем же самодовольством, с каким отмахнулся от беспокойства супруги.