Хроника объявленной смерти, объявленной заранее

Сантьяго Насар обладал почти колдовским талантом по части всяческих маскарадов, а его излюбленной забавой было перевоплощение мулаток. Он вытряхивал из шкафов их одежду, наряжал одних в платья других, так что в конце концов все они начинали ощущать себя не теми, кем были, а теми, кем не были. Как-то одна из них увидела себя, повторенную в другой с такой точностью, что с ней случилась истерика. “Было чувство, будто я сама вышла из зеркала”, - сказала она. Но в ту ночь Мария Алехандрина Сервантес не позволила Сантьяго Насару насладиться в последний раз искусством трансформации, причем сделала это под такими двусмысленными предлогами, что скверный привкус воспоминания об этом отравил ей жизнь. Итак, мы забрали с собой музыкантов, распевали песни на улицах и продолжали веселиться, а в это время близнецы Викарио поджидали Сантьяго Насара, чтобы убить. Его же самого где-то около четырех утра осенила идея — подняться всем вместе на холм вдовца Ксиуса и спеть новобрачным.

Мы не только пели у них под окнами, мы еще пускали ракеты и взрывали петарды в саду, однако не заметили на вилле никаких признаков жизни. Нам и в голову не приходило, что в доме никого нет — ведь перед дверью стоял новенький автомобиль со всё еще откинутым верхом, с атласными лентами и восковыми букетами флердоранжа, которыми его украсили к празднику. Мой брат Луис Энрике, в то время игравший на гитаре как профессионал, сымпровизировал в честь новобрачных супружескую песенку с фривольными намеками. Дождя тогда всё еще не было. Наоборот, луна стояла высоко в небе, воздух был прозрачен, а в глубине пропасти, на кладбище, виднелись дрожащие струйки блуждающих огней. В противоположной стороне просматривались банановые заросли, голубоватые в лунном свете, унылые болота и фосфоресцирующая полоска Карибского моря на горизонте. Сантьяго Насар указал на мерцавший в море огонек и сказал нам, что это скорбящая душа невольничьего корабля, затонувшего со своим грузом — рабами из Сенегала — при входе в большую бухту Картахены-де-Индиас. Невозможно было даже подумать, что его совесть чем-то встревожена, впрочем, в тот момент он еще не знал, что призрачная семейная жизнь Анхелы Викарио два часа назад завершилась. Байардо Сан Роман отвел жену в дом родителей пешком, чтобы шум мотора не выдал его беды раньше времени, и теперь снова оставался один, при потушенных огнях, на счастливой вилле вдовца Ксиуса.

Когда мы спустились с холма, мой брат пригласил нас позавтракать жареной рыбой в какой-нибудь харчевне на рынке, но Сантьяго Насар отказался, потому что хотел поспать часок до прибытия епископа. Он зашагал вместе с Кристо Бедойей берегом реки мимо кварталов старого порта, где в домишках бедняков уже зажигались огни, и, перед тем как свернуть за угол, махнул нам на прощанье рукой. Мы видели его в последний раз.

Кристо Бедойя, с которым они уговорились встретиться позднее в порту, расстался с Сантьяго Насаром у задней двери его дома. Собаки залаяли по привычке, когда услыхали, что вошел хозяин, но тот успокоил их, позвенев в темноте ключами. Виктория Гусман следила за кофейником на плите, когда Сантьяго Насар прошел через кухню внутрь дома.

— Красавчик, — окликнула она его, — кофе уже готов.

Сантьяго Насар сказал ей, что выпьет кофе позже, и попросил сказать Дивине Флор, чтобы она разбудила его в половине шестого и принесла чистую одежду, такую же, как та, что на нем. Через мгновенье после того как он ушел к себе, Виктория Гусман получила записку от Клотильде Арменты, принесенную нищенкой. В 5.30 Виктория Гусман исполнила приказ Сантьяго Насара разбудить его, но не послала Дивину Флор, а сама поднялась в спальню с полотняным костюмом, поскольку делала всё, что могла, чтобы уберечь дочку от когтей властителя.

Мария Алехандрина Сервантес не заперла свою дверь на засов. Я простился с братом, прошел через коридор, где, сгрудившись среди тюльпанов, спали коты мулаток, и без стука толкнул дверь спальни. Свет был погашен, но, едва переступив порог, я ощутил теплый запах женщины, увидел в темноте глаза недремлющей пантеры и больше уже не помнил себя до момента, когда начали звонить колокола.

По пути домой мой брат зашел купить сигарет в лавку Клотильде Арменты. Он к тому времени выпил столько, что воспоминания о встрече с близнецами остались у него весьма смутные, и всё же он не забыл убийственный глоток напитка, которым угостил его Педро Викарио. “То был чистый огонь”, - сказал он мне. Пабло Викарио, уже почти засыпавший, услыхав, что вошел мой брат, разом проснулся и показал ему нож.

— Сейчас пойдем убивать Сантьяго Насара, — сказал он.

Этого мой брат не запомнил. “А и запомнил бы, не поверил, — много раз говорил он мне. — Какому дьяволу могло в башку прийти, что близнецы станут кого-то убивать, да еще свинячьим ножом!” Потом они спросили у него, где Сантьяго Насар, поскольку до того видели их вместе, но мой брат не запомнил и этого своего ответа. Зато Клотильде Армента и братья Викарио были настолько поражены, услыхав его, что он остался в следственном заключении благодаря их показаниям, данным раздельно. По их словам, мой брат сказал: “Сантьяго Насар мертв”. Затем осенил всех крестным знамением — в точности, как епископ, — споткнулся о порог и, шатаясь, вышел. Посреди площади он столкнулся с отцом Амадором. Тот в своем облачении направлялся к порту, за ним шел служка, звонивший в колокольчик, а следом шагали помощники, которые несли алтарь для проповеди — ее под открытым небом должен был совершить епископ. При виде этого шествия братья Викарио перекрестились.

Клотильде Армента рассказала мне, что последнюю надежду близнецы потеряли, когда священник, не остановившись у ее лавки, прошел мимо. “Подумала, он не получил моего сообщения”, — сказала она. Но отец Амадор признался мне много лет спустя, уже удалившись от мира в угрюмый Дом здоровья в Калафеле, что на самом деле получил и это послание Клотильде Арменты, и другие, более категоричные, пока собирался идти в порт.

“По правде говоря, я не знал, что делать, — сказал он мне. — Сперва подумал, не моя это забота, а светской власти, но потом решил, что поговорю по дороге с Пласидой Линеро”. Однако, пройдя через площадь, он напрочь обо всём забыл. “Вы должны меня понять, — сказал он мне, — ведь в тот злосчастный день прибывал епископ”. Когда преступление совершилось, священник испытал такое отчаяние и отвращение к себе, что не мог придумать ничего лучше, как ударить в набатные колокола.

Мой брат Луис Энрике прошел в дом через кухню, дверь которой мать оставляла незапертой, чтобы отец не слышал, когда мы возвращаемся. Перед тем как лечь, он забрел в туалет и заснул на унитазе, и когда наш брат Хайме встал, чтобы идти в школу, он обнаружил брата на кафельном полу — тот лежал лицом вниз и пел во сне. Моя сестра-монахиня, которая не собиралась встречать епископа по причине похмелья, попыталась разбудить брата, но тщетно. “Часы пробили пять, когда я зашла в туалет”, - сказала она мне. Позднее, когда моя сестра Маргот решила принять ванну перед тем, как отправиться в порт, она с большим трудом сумела перетащить Луиса Энрике в спальню. С дальнего беpera сна расслышал он, не пробудившись, первый гудок епископского парохода. Потом, изнуренный гулянкой, провалился в глубокий сон и спал, пока моя сестра-монахиня, пытаясь на бегу натянуть одеяние, не ворвалась к нему в спальню с безумным воплем:

— Сантьяго Насара убили!!!