Невольница драконов. Семь дней на любовь

Глава 20

Приближаясь медленно и расслабленно, дракон без стеснения шагал в мою сторону, нарочито красуясь. Тайрос смотрел мне в лицо прямо, неотрывно, а я, чувствуя его взгляд, не могла увести свой от крепкого мужского достоинства, которое уже начало наливаться кровью и покачивалось своей привлекающей плотностью.

Под шум бурлящей воды он вошел в воду, погрузился по грудь и устало оперся на стенку. Запрокинул голову, позволяя черным как смоль волосам рассыпаться по поверхности.

Сосредоточенное и суровое лицо смотрело в потолок, взмахивая темными ресницами, которые все медленнее открывались, пока окончательно не замерли, подсказывая, что мужчина задремал.

Пользуясь случаем, я все-таки нырнула под воду, а вынырнув, потянулась к мыльной воде, не собираясь терять время даром. Намылив волосы, тщательно их прополоскала. Окунувшись вновь, всплыла, натыкаясь на что-то твердое и влажное.

— Позволь мне, — сказал Тайрос, пока я терла глаза, в которые попала вода.

«Позволь» — странное слово, которое плотно повязало себя с удовольствием в моей голове. Я даже не успела что-то ответить, как плечи накрыли чужие ладони, втирая в них что-то мыльное и рассыпая новую порцию мурашек по моему телу.

— Тайрос?

— Да?

— Вы меня соблазняете? — отбросив мокрые волосы с лица, я строго взглянула на дракона, на губах которого замерла робкая улыбка.

— Мы лишь пользуемся условиями нашего договора, Ханнари. Ты получаешь практику для работы, а мы — твое внимание. То, что ты соблазняешься… Это…

— Что?

— До ужаса приятно, — выдохнул он, забираясь пальцами мне в волосы и пододвигаясь ближе. — Ты должна мне порцию ласки, Ханнари. Шагни назад.

Чувствуя себя податливым, плавленым железом, я послушно отступила, ощутив под пяткой выступ. Мне, наверное, следовало на него подняться, но, разумно отмерив высоту, я поняла, что в таком случае вода опустится мне по грудь, и бурлящая ширма перестанет таковой быть.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Подумай еще, — искушая, прошептал Тайрос и упер обе руки в стенку за моей спиной, придавливая к ней своим телом.

Близость мужчины, еще и голого, еще и возбужденного, расплющивала меня по чаше бассейна. Слыша, с каким шелестом ладони дракона опускаются в воду, я заранее глотнула больше воздуха, ощутив их на талии, и подготовилась к рывку, предугадав, что меня ждет.

Я обещала доверять. А они обещали не делать глупостей.

Но только вот взгляд дракона, прилипший к качнувшейся перед его носом груди, пугал.

Он смотрел, и соски от смущения затвердели, сжимаясь в тугие вершинки и больно реагируя на касания воды. Тайрос смотрел на них с нежностью, и когда ладонь опустилась на мягкое полушарие, я шумно втянула воздух, зашипев от того, как подушечка осторожно потерла темную горошину.

— Ты такая отзывчивая. Это сводит с ума, — прорычал Тайрос и заурчал, топя своим безумием и меня. — Только коснись, и разгораешься, как пламя. Ты не огонечек, ты лава.

Легко двигаясь в воде, Тайрос рывком приблизился, накрывая вершинку губами. Она тут же задрожала, завибрировала в его рту, а щелчок языка оставил после себя полосу огня.

Оторвавшись от нее, словно от живой воды, дракон тут же погладил вторую, делая с ней то же самое, только чуть сильнее, и слегка прикусил.

Сладость болью отозвалась внизу живота.

Кто бы раньше мне сказал, что я такая испорченная! У меня буквально дрожали руки от предвкушения, сердце лихорадочно стучало о ребра, угрожая их выбить, а дыхание сгорало на вдохе, оставляя легкие без воздуха.

— Сколько же в тебе сладости, Ханнари, — пьяно прошептал Тайрос, двигаясь губами вверх, к шее.

Оставив на ней свой след, мужчина властно поймал мой подбородок, разворачивая к себе, и без лишней нежности прижался к губам.

Он был, как и тогда, напорист, несгибаем. Его не тронули бы оправдания или мольбы, не остановил бы мой протест, который где-то задремал, игнорируя свою работу. Дракон поглощал, приковывая все внимание к себе, и прижимался все теснее и ближе.

— Я бы всю жизнь тебя целовал, — прорычал он, обхватывая талию рукой и усаживая на свои бедра.

«Где-то я уже это слышала», — пролетело на краю пьяного сознания.