Тараканьи бега 2

— Кто ещё так может? — тогда спросила она.

— Не знаю. Но теперь ты знаешь, что такие есть. Умному достаточно, — и улыбнулась сухенькими губками: — Ты всегда была такой — не поглупела ж?

— Не знаю, — улыбнулась и девушка. И не удержавшись, пошевелила плечами так, чтобы дрогнуло ткань на декольте. — А как мне до него дозваться? До напарника?

— Шалунья! — рассмеялась жрица. — То-то тебя Гнотус балует. Захочешь — докричишься. Нехитрое это дело. А теперь иди — вон, за тем поворотом тебя ждут.

Ну, что ж, раз шалить, значит, шалить — Хельга перехватила морщинистую ладошку и поцеловала в самую серёдку:

— Спасибо!

И отбегая, ещё несколько секунд слышала сухенькие смешочки, но, когда оглянулась, никого уже не было видно — только бурое переплетение корней образующих нескладную скульптуру.

Она отвернулась — опять достала алебарду, провела по костяному древку, обкрученном паутинным шёлком. Теперь рука по нитям не проскальзывала, а острые выступы кости ладонь не раздражали.

«Как по тёплому дереву, — подумала она и опять мысленно почти выкрикнула: — Спасибо!»

Но старческого квохтанья больше не услышала.

За “тем поворотом” было ещё одна невысокая ниша, в которой укрылась статуэтка присевшего на пень мужичка, вспомнившего что-то неприличное и расплывшегося в блаженной — от уха до уха — ехидной усмешке.

— Давно не виделись! — поприветствовала она его и чуть щёлкнула по длинному носу. — Соскучилась. И спасибо тебе! За всё, всё, всё! И давай посмеёмся над ними. Надо всеми! Давай, а?

Ничего в ответ она не услышала, но, когда опустила глаза, её золотой с невысокого постамента уже исчез, а когда подняла их, то показалось, что щелочки прищуренных глаз стали ещё уже, а губы раздвинулись ещё длинней.

Святилище Моры, как обычно, было в другом конце здания. И ей по итогу вдруг показалось, что Гнотус уже начал посмеиваться, причём — начал с неё.

Служительницы — две старые мымры — передали ей награду за квест закрытия портала сынов скорпиона — ножны. Просто ножны от кинжала. В названии — больше вопросительных знаков, чем информации:

Ножны???

?????????

?????????

?????????

?????????

— Что это? — спросила она.

— Ножны, — ответила одна.

— А клинок к ним положен?

— Да, — лаконично ответила другая.

— И где он?

Старухи непонятно переглянулись, и первая пожала плечами:

— Может, по другим “ножнам” тыкается?

Уже в тот момент, когда Хельга спрашивала, до неё дошло, что, может быть, где-то, в недостижимом пока далеке, именно в это время кинжал, с такой же кучей вопросительных знаков, вручают Свергу.

Подожди, а почему тогда явно закавычила это слово говорившая ведьма? Почему вздохнула при этом вторая? Что за странные искорки забегали в их седых глазках? Что имеют в виду эти высохшие колоды?!

— Кто сможет распознать их? — попробовала добиться ответа молодая женщина у старых.

— Да, вечно беда с ними — с этими ножнами, — хмыкнула первая. — Как чужие — так всё понятно без слов, а как свои — так сплошные знаки вопросов.

— Вот мы за тебя болеем, — попеняла другая. — Переживаем. Но ты отстаёшь всё время!

— Ага, вон, твой-то и две другие уже по уровню получили, а ты всё накупаться не можешь…

— Ну, хоть зайти ума хватило.

— И заканчивай с вязанием. Раздражает!

— Да она уже такого навязала! — махнула рукой другая.

— Вот и я говорю — делом бы занялась!

Хельга только успевала переводить взгляд от одной на другую.

— Утомила ты нас. Иди теперь.

— Богиню возблагодарила? Награду тебе вручили? Благословение получила — и ступай себе. Не докучай.

— Нет, — еле сумела встрять Хельга.

— Что — нет? — вскинулись бабки

— Благословения ещё не получила. А мне теперь — срочно!

— Ты её что — не благословила? — уставилась одна на другую.

— Да заболтала она меня своими “ножнами”! А ты?

И они разом перевели взгляд она ксану и…

— Да минует тебя взор госпожи нашей! — обвела ладонью её фигуру одна.

— Да не будут надоедливы ее слуги! — сделала то же вторая.

И хором отмахнулись:

— Иди себе, теперь. Иди!

Хельга поклонилась и ушла.

«Однако, — подумала она, — за сто сорок четыре года служительницы Моры стали многословнее…»

Но потом, пока шла через площадь в таверну, никак не могла выкинуть из головы два слова из их речений: «две другие». Почему старуха не сказала “обе”?

Не потому ли, что термин “обе” — закрывает список, а “две” — только открывает его?

Торговец! Сколько же у тебя уже ножен, в которые пихаешь ты свой кинжал?!