Тараканьи бега 2

«— Верёвка…

«— Ещё скажи: двенадцать футов!

«— Нет. Четыре с четвертью метра, вот протокол — шесть серебряных.

«— Шесть? Да тот огрызок и одного не стоил!

Представил, улыбнулся и… и опять встретился с нею, здешней, глазами. И под её взглядом поднял над водой руку и резко опустил её. И ещё, и ещё!

Она поняла и задёргалась. Гоблины восторженно взревели: жертва ещё не сдохла! Ещё сопротивляется! Я надеялся, что под это дело следующий раз под водой её подольше подержат, и у меня будет на десяток-другой секунд больше.

Алебарду с обмотанной вокруг его древка шёлковой лентой я уже держал в руках, и когда, под гоблинские вопли, орчанку принялись опускать в воду, тоже начал делать последние обороты, как пропеллером вертя ею, скучивая ленту, выбирая последние сантиметры провисания своего троса.

Выбрал. Теперь, чтобы совершить оборот, приходилось напрягать все силы.

И настал момент истины: что прочнее — костяная, но божественная алебарда, паутинная, но шёлковая лента или каменная, но подточенная скала? Или у меня не хватит сил сломать, порвать, сдвинуть хоть что-то из этих трёх?

Есть! Я почувствовал движение. Ещё оборот! Ещё! И скала рухнула!

А дальше — всё «по шагам»: лезвием дикарского кинжалом ударить по натянутой ленте, пусть обломки привязаны к одному месту не будут; алебарду выпустить из рук и, освобождённую — в Рюкзак; и бросить свое тело в облако мути.

Чи-сан, контролируй расстояние до объекта!

Было опасение, что гоблины не застынут в изумлении, когда начнёт рушиться скала, а бросятся выдёргивать орчанку, и мне всё-таки пришлось бы выныривать за нею, да и противном случае, в мутной воде я мог промахнуться мимо неё.

«— 25 метров, 23…

Мне нельзя было обогнать грязевое облако, это мешало держать направление…

«— Хозяин, Карта с Тропой и тут работают! Азимут держим! Аккуратнее держи скорость!

«— 18 метров, 16…

Вот я, еле шевеля ластами, еле и удерживался.

«— 9 метров, 7…

Верёвку! — и почувствовал в руке вервие.

«— 3 метра!

«— На метр левее!

Есть!

Моя рука нащупала тело. И оно дёрнулось. Я чуть ударил ей в бок — и она задёргалась резче. Давай-давай, пусть те, наверху, будут уверены: ты жива! А я захлестнул петлёй своей верёвки узел на её канате, и нырнул вглубь. Вот почему они всё это здесь устроили — глубоко. Зато муть, которая шла поверху, сюда не достала и я увидел, что мне надо — ещё один подходящий выступ, за который обвязал другой конец.

Наверх! Девчонка ещё дёргалась. Алебардой по канату! Есть! А те, наверху, что она уже свободна, не почувствуют. А потом ещё и попытаются свернуть ту каменюгу. Всё добавочные секунды! Я уже собирался схватить её за ногу и поволочь в дыру выхода. И тут, как озарение: ты, мартышка носатая, любишь животную магию?! Я просто толкнул напрягшееся тело в сторону зева выхода, а сам развернулся и мысленно выкрикнул:

«— Ложа шамана?

«— Прямо шесть метров, налево — три.

Эти метры я использовал для разгона и дельфином, насколько мог высоко, выпрыгнул из воды. В руках у меня была личиночья задница, я в прыжке открыл её заднее веко и несколько раз — успел три! — нажал на хвост. Жопа ответила троекратной слабой засветкой. Которую я увидел краем глаза. Краем — потому что во все глаза смотрел на обалдевшие морды хозяев орды.

Рухнув в воду, развернулся и, изо всех сил работая и руками, и ластами, ринулся на выход. Что там с девчонкой?

Четыре метра стремнины пролетел я чуть ли не в секунду, потом был ещё метровый водопад, а вон то — должно быть она. Связанная, безвольная, бездыханная. (Потом выяснилось: толкнул я её головой вперёд, вот, головой она в водопаде во что-то и врезалась.)

Выволок её на берег. Искусственное дыхание? На секции меры по оказанию первой помощи мы проходили, а вот спасение утопающих — нет. Но тут вспомнил, как откачивали её гоблины. Поднять! Ага… Что ж вы все мне здесь попадаетесь такие не махонькие?! Перерезал верёвку, связывавшую её ноги, раздвинул их, присел между ними, по одной закинул их себе на разноимённые плечи, поднатужившись, встал. Вот, теперь её голова болталась на уровне моих колен, (что оказалось прямо под моей мордой, уж промолчу!) и затряс тело. Вода из него хлынула только через вечность.

«— Одиннадцать секунд, господин.