Долгое прощание с близким незнакомцем

— Ты что, думаешь, это не случайно?

В ответ я пожал плечами:

— Не знаю, Сань. Тут тебе видней. Но если ты раньше нисколько не сомневался в своем диагнозе, а тут вдруг взял и усомнился, то это, возможно, и неспроста. Ты этим пациентом давно не занимался?

— Да месяца три.

— И, уходя с нами из Важелки, не думал о нем?

— Нет.

— Тогда степень неслучайности повышается.

— Пожалуй. И все же…

— И все же ты бы не спешил?

— Да.

— А я и не спешу. Просто запомню, что троим — Андрею, тебе и мне ночью пришли-таки в головы необычные умозаключения. Это не часто происходит по ночам. Ведь так?

— Так. А у других не спрашивал?

— У них Андрей спросит. А тебя я прошу узнать у Ивана.

— А о чем мне его спрашивать?

— Да о том же. Быстро ли заснул? Если нет, думал ли о чем и пришел ли к неожиданным выводам. Если не думал, а спал, не снилось ли чего странного или удивительного. А почему спрашиваешь — вон Андрею, Николаю, да и мне в голову лезло то, что обычно на ум не приходит.

— Ну, вот ты бы его сам и спросил. Все складно, все путем.

— Да нет, — отмахнулся я. — Мне он может постесняться ответить. Я посторонний, а ты для него все-таки свой.

— Ладно, попробую, — пообещал Саня. — Неужели такое возможно — пришел человек на какую-то плешь, а у него от этого мозги иначе закрутились?

— А почему нет? На сеанс гипноза, например, приходят, а там выделывают то, о чем и представления не имели.

— Ну, то гипноз. Сознательная манипуляция чужой психикой.

— А почему им, инопланетянам, это не доступно? Кто их знает, насколько они продвинулись в психиатрии и психологии? Мы ведь пока, насколько я представляю, все еще на младенческом уровне знаний о психической энергии. Если они настолько обошли нас в области летательных аппаратов, могли обставить и в этом деле.

— Допускаю. В таком случае нам-то что делать?

— Прежде всего, наверное, остерегаться их. В частности, поменьше времени проводить в местах их приземлений. Мы уже подверглись, а, возможно, еще и пострадаем. Но другим-то зачем поступать неосмотрительно, вроде нас?

— Сыграем, значит, роль подопытных кроликов?

— Да нет, наверное, свою собственную роль. Как всегда у людей. С помощью обычного метода проб и ошибок.

— Ничего не скажешь, обрадовал! И чего это я, дурень, связался с вами!

Саня неожиданно расхохотался:

— Думал, приличные, умные люди. А они вон во что втравили!

Я пытался понять, смеется он над собой или обвиняет нас.

Саня лукаво посмотрел на меня.

— Ну что, умники? Мало того, что сами неведомо куда лезете, да еще и честной народ подбиваете черт знает на что?

У меня отлегло от сердца.

— Как же, — в тон ему ответил я, — тебя собьешь! А вдруг ты и впрямь теперь лучшим лекарем станешь, чем прежде? Все равно останешься недоволен, что втравили тебя?

— Нет, этим недоволен не буду, — серьезно сказал Березин. — Ради такого не жалко.

— Ну, смотри. Теперь ты знаешь, что мы потенциально опасны и, в общем, не совсем те приличные умные люди, за которых себя выдавали.

— Совсем не те.

— Как считаешь, нам есть смысл понаблюдать за собой еще одну ночь?

— А мне что? Наблюдайте. Медицине никак не обойтись без клинических наблюдений.

— А сам-то что? Не желаешь больше подвергаться?

— Нет уж, меня на Важелке больные ждут. Хорошо бы сегодня к вечеру с Иваном до дому добраться. Сами-то без него не заблудитесь?

— Нет, за нас не бойся. А ты доро́гой, будь любезен, Ивана порасспроси.

— Да нет, я уж лучше сейчас расспрошу, а то вы тут будете подпрыгивать от нетерпения.

— Давай! — кивнул я.

С Иваном Саня разговаривал недолго. Он вернулся ко мне с расплывшимся в ухмылке лицом.

— Спросил Ивана, как прошла ночь, а то другие жалуются на бессонницу и на то, что в голову лезла всякая ерунда. А он мне: «Не-е. Я спал хорошо. Как лег, так уснул». «А во сне, — спрашиваю, — что-нибудь удивительное было?» В ответ он плечами жмет, думает. «Нет, — говорит. — И во сне ни о чем не думал. Только сильно пожалел». «Кого пожалел-то?» «Да не кого, а чего. Помню, на свадьбе у брата столько выпивки было, я прямо заранее обрадовался. А выпить вровень со всеми так и не пришлось — надо было срочно в кузницу идти, ремонт трактору вот так потребовался». Саня, копируя Ивана, чиркнул ладонью по горлу. «Когда вернулся, всё уже упили. Уж так я тогда расстроился. А сегодня, во сне, расстроился еще больше».

— Так ему выпить хотелось? — спросил я Саню.

— Я тоже так подумал. А он говорит — нет. Просто жалость страшная пришла по этому поводу. И все.

— А он вообще как, здорово пьет?

— Пьет-то, конечно, как следует, но чтоб совсем запойным был — нет, этого пока нет.

— Значит, необычной была только эмоциональная острота воспоминания?

— Точно.

— Но и то результат. У одних неожиданное прозрение, у других странное обострение чувств. И там, и тут что-то необыкновенное.

— Ну, скорее, просто отличное от сложившегося стереотипа, — уточнил Саня.

— Вот именно, — согласился я. — Чем это все-таки вызвано? У геологов наших тоже обнаружилось прочищение мозгов. Андрей выяснил, что у двоих, как и у меня, — личного, любовного характера, еще у одного — насчет того, кто его подставил так, что ему в ВАКе зарубили диссертацию, еще у одного, что его призвание — не чистая геохимия, а история глобальных катастроф. Так что видишь, Саня, все мы на сто процентов дружно подхватили способность лучше чувствовать или соображать. Надолго ли, неизвестно, но на сегодняшний день вроде бы так. Что можно сказать по поводу данной клинической картины?

В ответ Саня сочувственно пожал плечами:

— Еще раз поночуйте, вдруг все пройдет.

— А вдруг все усилится?

— Считай тогда, что это тяжелый клинический случай.

— А не феномен развития способности извне?

— И это возможно.

— Ладно. Так и будем думать. Вы с Иваном сейчас пойдете?

— Да, сейчас.

— Ну, счастливо.

— Надеюсь, завтра или послезавтра вернетесь?

— Постараемся.