Волчья мельница

«Если бы он не был женат, я бы поехала к нему поездом, завтра же! Какое бы это было счастье

— его увидеть!» — думала она.

Несбыточная мечта или все еще возможно? Сесть на поезд, как все те пассажиры, которых она видела на страницах красочных журналов, и поехать в Нормандию! Базиль встретит ее в Кане, отвезет к Жану. И можно будет к нему прикоснуться — пусть лишь кончиками пальцев! — услышать любимый голос. При воспоминании о синих глазах Жана, обрамленных черными ресницами, Клер вынуждена была остановиться — так дрожали колени. Пожилой господин в полосатом костюме спросил у нее:

— Мадемуазель, вам нехорошо?

Клер помотала головой и пошла дальше. Был и новый повод для огорчений: у Жана есть супруга, Жермен, и годовалая дочка Фостин. И чтобы она родилась, он спал с этой женщиной. Ласкал ее, был с ней нежен — был таким, каким его знала Клер. Целовал ее в губы и груди… Молодую женщину охватила ревность.

«Он не мог! Нет, нет и нет!»

Конюшня папаши Шаррюо, по совместительству шорника, находилась на другом конце площади. Дальше — мукомольный заводик, а уже за ним простирались песчаные сельские равнины, поросшие самшитом и можжевельником и перемежающиеся с дубовыми рощами.

Маленький охотничий павильон с конусообразной шиферной крышей возвышался на пересечении трех больших дорог.

У Клер закружилась голова, и она присела на каменную тумбу у стены жилого дома.

«У Жана теперь есть дочка, которую он, конечно, любит, — сказала она себе. — Я не смогла бы подарить ему это счастье. Я не способна быть матерью. Но он жив! Вот что самое важное!»

Что ж, придется еще раз подчиниться жестокой судьбе… Бертий стала орудием в ее руках, но, увы, не единственным. Клер вспомнила, как стояла на опушке леса, недалеко от поместья Понриан. И как Фредерик, не спуская с нее своих кошачьих зеленых глаз, обещал пощадить ее пса Соважона при условии, что в ближайшее время они поженятся…

«Я спала с ним! — сказала себе молодая женщина. — Я предала Жана! И мне случалось испытывать к мужу нежность и удовольствие в постели. Все это было, и назад дороги нет…»

Внезапно ей до боли захотелось вновь оказаться в родной долине, на мельнице, услышать невинный смех братьев. После мытарств в Понриане к Клер со временем вернулся вкус к простой и спокойной жизни, согретой привязанностью отца и Раймонды. Письмо Базиля стало, что называется, громом среди ясного неба, но она больше не желала замыкаться на тщетных сожалениях.

Последние слезы Клер осушила о белоснежную гриву Сириуса. В обратный путь они отправились шагом, овеваемые приятным летним ветерком. Пушистые облака то и дело закрывали солнце, отбрасывая свои подвижные тени на поля пшеницы со случайной россыпью ярко-красных маков.

Во двор мельницы Клер вошла в четыре пополудни. Приглушенное пение речки и рокот лопастных колес, казалось, нашептывали ей слова надежды. С порога ей помахала улыбающаяся Раймонда.

Из этого дня Клер хотелось сохранить лишь одно воспоминание: Жан живет и здравствует. И она отныне тоже будет жить, наслаждаясь каждой секундой. * * *

Кан, июль 1901 года

Базиль еще раз перечел длинное письмо от Клер — шесть с лишним страниц, исписанных ее красивым округлым почерком. Он устроился на кровати в гостинице, оставив окно нараспашку: вечерело, но в комнате все равно было очень жарко.

В свои семьдесят два школьный учитель, по-прежнему верный революционным идеалам равенства и свободы (о братстве речь уже не шла), ничего особенного от жизни не ждал. На ферме «Семь ветров» он обрел семью. Жермен взяла за правило готовить для него вкуснейшие блюда, Норбер с нетерпением ждал его, чтобы после воскресного кофе поиграть в белот.

Шабены думали, что он — дед Жана, а значит, кровная родня крошки Фостин.

В этот четверг, однако, признания Клер разбудили в душе Базиля глубокую печаль. Он понял, что она для него не просто друг, их связывает духовное родство. С нею одной он мог часами дискутировать о поэзии эпохи Средневековья, греческой философии или о политике.

— Милая моя девочка! — тихо проговорил он. — Когда я впервые ее увидел, Клер была в три яблока ростом и уже любопытная, как чертенок!

Чередой прошли воспоминания: Клер возвращается из деревенской школы с портфелем в руке. Она всегда останавливается у его дома, чтобы поболтать немного о том, что выучила за день, и домашнем задании… Конечно же Базиль ее очень любил, и то, что только что узнал из письма, его огорчило.

— Бедная Клер! Такая молодая и уже так настрадалась!

Рассказ о трагической смерти Фредерика старика потряс, несмотря на закоренелую неприязнь к нему. Женитьба мэтра Руа на служанке вызвала раздражение. Но что его по-настоящему взбесило — так это вероломство Бертий, столь ловко обстряпавшей свои делишки за счет кузины.

— Вот ведь дрянь! И увечье ее тут ни при чем. Сама написала Жану, а потом несколько лет молчала!

Он уже с нетерпением ждал субботы, чтобы поговорить с парнем, открыть ему правду. И Жану придется его выслушать! Он просто обязан — ради Клер! В последних строчках письма молодая женщина умоляла от ее имени попросить у Жана прощения.

И вот он наконец в дилижансе, следующем по белой как мел дороге, которая соединяла Кан с несколькими крупными окрестными деревнями… Базиль долго думал, как завести разговор на нужную тему и как все обставить так, чтобы их не услышал никто из домашних. Если повезет, Жан приедет встречать его в одиночку. Но его надежды были обмануты. Гостя на остановке дилижансов поджидала Жермен. Было видно, что Базилю она очень рада. С каждым днем она все больше светилась от счастья, и это ее очень красило. В будние дни она даже перестала носить чепец — ведь муж сказал, что ему нравится любоваться ее волосами.

— Здравствуй, дедушка! — воскликнула Жермен, обнимая старика. — Жан приехать не смог — поранился, когда ремонтировал ограду.

На двуколке они отправились на ферму. Базиль часто испытывал неловкость в компании Жермен, всегда милой и услужливой. Он ведь врал ей, притворяясь близким родственником Жана. Что, если сегодня их семейное благополучие пошатнется из-за упоминания о Клер — и, опять-таки, по его вине?

— Как дела у крошки Фостин? — спросил он, невольно улыбаясь.

— Мы за ней едва поспеваем! Носится по ферме, как маленький ураган. Уж я просила Жана, чтоб глаз с нее не спускал!

Вчера утром залезла на лестницу, раскачалась и чуть не упала. У вас озабоченный вид, или мне только кажется?

Базиль отшутился, что это из-за жары. Во дворе их уже поджидал Жан. Мужчины коротко обнялись. Норбер, с Фостин на коленях, уже сидел за столом. На обед была крольчатина, запеченная в порционных горшочках с салом и чесноком, мясной пирог, а на сладкое — приятно пахнущие медом печеные яблоки.

День прошел тихо и мирно. Вечером Жермен с отцом ушли доить коров. Фостин увязалась за ними: она любила, когда ей наливали немного парного молока в жестяную кружечку, подаренную родителями.

Жан с Базилем устроились на скамейке недалеко от дома. Пару минут курили, любуясь розовым, с сиреневым отливом, небом, расчерченным яркими золотыми полосами, — так последние лучи закатного солнца подсветили краешки облаков.

— Я уж думал, не получится нам поговорить без свидетелей, — начал Базиль.

— Это что-то новенькое! — удивился Жан. — Раньше моя жена с тестем нам не мешали.

— Сразу лезешь в бутылку, мой мальчик! Успокойся, все хорошо. Просто твоя жена зовет меня дедушкой, и мне, как и тебе, вранье в тягость. Ладно, слушай! Я написал Клер, и она быстро ответила. Хочу, чтобы ты узнал, как все было на самом деле.

От Базиля не укрылась мгновенная перемена в лице молодого человека и как он сжал кулаки.

— Замолчи! — угрожающе шепнул Жан. — Пусть говорит что хочет, мне плевать!

— Не будь идиотом! Клер твоего письма в руках не держала. Его принесли на мельницу, и Бертий, слова не сказав кузине, нацарапала ответ от ее имени — чтобы не лишиться денежек Жиро, о которых так мечтала! Так что Клер буквально на днях узнала, что ты жив, и просит у тебя прощения. А еще говорит, что, если бы получила твое письмо вовремя, то обязательно бы приехала — никого дороже тебя у нее на свете не было. Она бы ушла от мужа.

К изумлению Базиля, Жан и бровью не повел. Он мог встать и уйти, но остался сидеть неподвижно, глядя в пустоту.

— Ты знаешь нашу Клер! Это не придумки, не вранье. Я не знаю более честного человечка, чем она. И теперь у нее новое горе — ты женат, и у вас ребенок.

Жан заговорил глухим голосом:

— А она что же? Думаешь, я поверю, что она не ложится каждый вечер в кровать со своим Фредериком?

— Клер — вдова! Ее муж после укуса бешеной зверюги запаниковал и, чтобы не мучиться, пустил себе пулю в голову.

В нескольких словах Базиль пересказал письмо Клер, подчеркнув, что она безумно рада, что Жан жив, и желает ему большого счастья.

— Только скажи, что ты ее прощаешь! — попросил старик. — Я ей напишу, и у девочки будет спокойнее на душе. Можешь представить, какой это был для нее шок? Ты не погиб в кораблекрушении, а она вышла за Жиро, к чему ее подталкивали эта дрянь Бертий и собственное отчаяние.

Жан покачал головой, прежде чем продолжить уже несколько мягче:

— Что случилось, того не изменишь. Базиль, зачем ты морочишь мне голову? Даже если бы она валялась теперь у меня в ногах, я бы не взял ее назад! Клер молода, от женихов не будет отбоя. Скажи, что я ее прощаю. Так и мне будет спокойнее. Но пусть даже не думает писать мне сюда!

Он встал, раздавил окурок и направился к хлеву. Базилю только и оставалось, что поскрести подбородок.

«Он до сих пор ее любит! — заключил старик. — И его гложет ревность, иначе не стал бы так злиться!»

На душе у него скребли кошки. Базиль набил трубку еще раз, раскурил. Приятно, конечно, оказать Клер услугу, но не рассорятся ли они из-за этого с Жаном?

Настроение у молодого человека было скверное. Он постоял немного, опершись о стену сарая, откуда доносились смех крошки Фостин и болтовня Жермен. Воспоминания накрыли его, как огромная шквальная волна, сметающая все на своем пути. У него просто не было сил пойти к жене и дочке. Вместо этого он побрел в сад. Яблони росли стройными рядами на просторном участке, покрытом густой травой. Эти деревья стали его компаньонами, друзьями. Он ухаживал за ними, обрезал слишком длинные, хрупкие ветви. В пору цветения это было чарующее зрелище: игра тончайших нюансов розового и белого, эти тысячи миниатюрных цветков, которые скоро дадут завязь, и яблоки будут расти и наливаться солнцем…

Жану дарила много радости эта плодородная земля, питаемая дождями и многочисленными речушками. И пьянящий, островатый запах яблочного жмыха, остающегося после выжимки сока, мутного и кисловатого, ему тоже был дорог.

«Проклятая судьба!» — выругался он, обхватив ладонями ствол яблони, одной из самых старых.

Прикосновение к серому морщинистому стволу его успокоило. Здесь его семья, его счастье… Он любил время отхода ко сну, и кровать за створками, и робкую нежность Жермен, и приятное тепло ее женского лона. Но Клер!

С ужасающей четкостью он увидел ее красивое лицо с алыми, такими сладкими губами, и черные глаза, в которых светились желание, страсть и живость ее пытливого ума. Дальше — больше. Вопреки своей воле он стал вспоминать их самые пылкие объятия и вечер, когда взял ее невинность — прямо на колком полу в Пещере фей. Такая авантюра для девушки, еще не знавшей телесной любви!