Проект «Джейн Остен»

Глава 8

26 октября

Дом 23 на Ханс-плейс

Нас торопливо провели в гостиную Генри, где мы застали Джейн в компании еще одного, пока незнакомого нам брата: это был Эдвард, ныне носивший фамилию Найт, поскольку унаследовать состояние богатых бездетных родственников, усыновивших его, он мог, лишь взяв их имя. Меня всегда увлекала эта история: мальчик, которого забрали у родителей и наделили титулом, как Фрэнка Черчилла из «Эммы», — интересно, какие чувства испытывали на этот счет его братья и сестры? Радовались ли, что он обрел такой солидный статус, или завидовали, что выбрали не их? Тосковали ли по нему, когда он уехал? Тосковал ли он по ним?

После того, как днем ранее нас приняли Кассандра и Джеймс, я была готова к худшему, но Эдвард Найт преподнес мне сюрприз.

— Мисс Рейвенсвуд, я так рад наконец-то с вами познакомиться! — Моя ладонь оказалась у него в руках — когда это случилось? Он был светловолос, румян и крепок, словно и не делил генофонд с уже знакомыми мне Остенами — обладателями смуглой кожи и носов с горбинкой. — Джейн рассказала, как вы печетесь о дорогом больном Генри. — Взгляд у него был ласковый; он смотрел на меня так, будто никого вокруг, по крайней мере в этот самый миг, на свете больше не существовало. Я начала понимать, почему Найты выбрали его. — И добрый доктор — польщен, польщен знакомством, — сказал он, повернувшись к Лиаму. — Выражаю вам благодарность за все ваши хлопоты, за вашу радетельную заботу.

— Право, это мелочи, сэр, я счастлив, что могу помочь.

— Прошу, не воспримите за оскорбление мою поспешную просьбу вызвать доктора Бейли. Несколько лет назад он спас жизнь моему другу, буквально вырвав того из лап смерти. С тех пор я придерживаюсь о нем высокого мнения, и, узнав, что Генри так болен, я не мог… Что совершенно не подразумевает неуважения к вам.

Лиам внимательно посмотрел на него.

— Коим ваше решение воспринято и не было. Я убежден, что все мы придем к согласию. Сегодня доктор к нему заглядывал? — спросил он у Джейн.

— Он как раз здесь. Наверху вместе с мистером Хейденом, моей сестрой и братом Джеймсом. В той комнате и для больного места едва хватает. Желаете присоединиться к давке?

— Как он? — только и спросил Лиам.

— Ему становится все лучше. У него там светский раут — натурально прием при дворе, — из Генри вышел бы прекрасный «король-солнце».

— Джейн, что за вздор ты иногда несешь. Наши новые друзья могут воспринять тебя всерьез.

— Они ко мне уже привыкли. Подниметесь, доктор Рейвенсвуд?

— Если пожелаете. — Их взгляды встретились, и он встал. — Я в вашем распоряжении. — Поклонившись, Лиам вышел из комнаты.

На миг все замолчали, потом переглянулись, и тут Джейн сказала:

— Погодите, я ведь забыла… С вашего позволения, мисс Рейвенсвуд… — Она встала и поспешила вслед за Лиамом, оставив меня наедине с Эдвардом Найтом.

Ее внезапный уход, казалось, ничуть его не смутил, он лишь улыбнулся и сказал:

— Джейн говорит, что вы выросли в тропиках. Какой значительный контраст, должно быть, составляет с ними Лондон!

— Значительный, но приятный.

Я изучала этот образец человека, шагнувшего классом выше, и размышляла о том, что иного шанса для этого мне, быть может, и не представится. В каком-то смысле именно Эдвард дал сестре возможность заниматься литературой, предоставив ей коттедж в Чотоне, где она ныне жила. Там Джейн впервые обрела постоянный дом после десятилетия бесконечных скитаний вместе с родителями и сестрой, которые начались с выходом ее отца в отставку и последующей его кончиной. Провести сезон в Бате, пожить на взморье, побыть с долгим визитом у друзей, погостить у родственников — такой образ жизни не слишком располагает к писательству. Освоившись в Чотоне, она быстро наверстала упущенное время, однако меня всегда мучил вопрос, почему Эдвард не повлиял на эту ситуацию раньше.

— А вам доводилось путешествовать? — спросила я у него.

— О! Разве что в молодости. Теперь у меня слишком много обязанностей, чтобы надолго удаляться от дома.

Не более довольный жизнью, чем вчера, Джеймс вошел в гостиную, опустился в кресло, бросил взгляд на Эдварда и кивнул мне: «Мисс Рейвенсвуд». Он окинул меня оценивающим взглядом своих проницательных карих глаз; возникло чувство, что меня изучают, как экзотическое создание из амфитеатра Астлея[28].

Кассандра, вошедшая следом, поприветствовала меня в менее резкой манере, чем Джеймс, — если вообще не с теплотой — и спросила:

— Но что же Джейн? Разве она не здесь?

— Была здесь, — сказала я, поскольку отвечать, кроме меня, никто не собирался.

— Она безответственна, — заявила Кассандра, села и обвела комнату взглядом, испуская ту же ауру недовольства, что и брат. — Давно вы в Лондоне, мисс Рейвенсвуд?

— С сентября.

— И вы намерены обосноваться здесь?

— Пока не могу сказать этого с уверенностью, мадам.

— Может быть, у вас есть родственники в Англии, которых вы планируете навестить?

Ответить мне на это было нечего, и я просто кивнула. Такой шквал личных вопросов считался грубостью, о чем обе мы знали. На лице Джеймса гуляла недобрая усмешка, а вот понять, что на уме у его брата, было куда сложнее.

— Я думаю… — заговорил Эдвард, но Кассандра не дала ему договорить:

— Джейн не успела мне толком рассказать о вашей семье.

— И что же вас интересует? — Вопрос был недружелюбный, но и предварившее его замечание дружелюбием не отличалось.

— Касс, — предостерегающе произнес Эдвард — без злости, но твердо.

Не знаю, как эта ситуация развивалась бы дальше, не войди в этот момент в гостиную Джейн, беседовавшая с незнакомым мне человеком. Это был пожилой джентльмен, который, судя по мрачному лицу, старомодному черному костюму, узнаваемому парику и трости с серебряным набалдашником, мог быть лишь доктором Бейли. Он выглядел именно так, как и должен был выглядеть врач, — совсем не как Лиам, который после знакомства с Джейн перестал носить свой пышный докторский парик и начал отращивать бакенбарды.

— Почту за честь, — ответила на что-то Джейн, зардевшись пуще прежнего. — Пожалуйста, сообщите мистеру Кларку, что большую часть дня я дома. Но, полагаю, он напишет, прежде чем заехать с визитом.

— Не сомневайтесь, он человек, который ведет себя исключительно надлежащим образом. — Доктор Бейли улыбнулся уголками губ и кивнул нам.

— Присядете ненадолго, доктор? — спросила Джейн. — Может быть, желаете чашечку чаю?

— Вы очень добры, но моя служба не ждет, мадам, — возможно, в другой раз. — Он поклонился, огляделся. — Я рад, что вашему брату лучше. Всего вам хорошего, господа.

Он ушел, и в гостиной повисла тишина.

— Что ж, — произнесла Джейн, села рядом со мной и обвела взглядом наши лица. — Похоже, меня пригласили на экскурсию по королевской библиотеке в Карлтон-хаусе. — Она задорно усмехнулась. — К счастью, в тот день, когда его величества не будет дома. Оказывается, он в числе поклонников моих творений…

— Пожалуй, это мы обсудим позже, — сказала Кассандра, метнув взгляд в мою сторону.

— О, мисс Рейвенсвуд в курсе, — сказала Джейн. Мне захотелось ее обнять. — Она уже все равно что близкая родня. Уж точно ближе, чем доктор Бейли, которому Генри умудрился сболтнуть, что я писательница. И после того как доктор Бейли сообщил принцу, что его новый пациент — брат леди, написавшей «Гордость и предубеждение», принц сказал… — Она пожала плечами и улыбнулась. — Его библиотекарь вскоре пришлет мне весточку, дабы устроить мой визит к ним, — так мне передали.

— Какая милость! — оживившись, сказал Джеймс. — Воистину это доказательство симпатии. — Из прочитанного во время подготовки мне вспомнилось, что некогда именно Джеймс считался в семье гениальным писателем: он сочинял стихи к каждому поводу и основал журнал в Оксфорде вместе с Генри.

— Но ты будь любезна с ним, Джейн, и не рассказывай ему о том, как относишься к принцу, — попросил Эдвард.

— Она все же не настолько глупа, — заметила Кассандра, но без уверенности в голосе.

— Это большая честь, — сказала я, — но вы заслуживаете не меньшего. Ваши работы уже доставили величайшее удовольствие множеству людей и доставят еще большему числу их в будущем, я в этом убеждена. И, что бы в принце ни вызывало у нас разочарование, эстетический вкус у него наличествует. — Принц-регент, покойный Георг IV, был печально известен своим чревоугодием и развращенным нравом и в 1815 году считался образцом невоздержанности во всех возможных смыслах.

В тишине, ненадолго установившейся после моей речи, кажется, излишне прочувствованной, раздались шаги — это Лиам спустился от Генри, вошел в гостиную и сел рядом со мной. Я изумилась затопившему меня чувству облегчения: необходимость отражать атаки всех этих Остенов в одиночку обескураживала. Лиам оглядел всю компанию и остановил взгляд на Джейн.

— Мы тут обсуждаем мой предстоящий визит в Карлтон-хаус, — пояснила она ему. — Поясняю лишь для того, чтобы вы понимали, в сколь высоком обществе оказались и к какому окружению и декоруму вам надлежит привыкнуть.

Я мельком взглянула на Кассандру, чье лицо выражало бесстрастность; истинные ее чувства выдавал только едва заметный прищур.

Лиам кивнул.

— Вы будете украшением того круга, мадам, — сказал он столь же неявно ироничным тоном, что и она.

Все немного помолчали, а затем голос подала Кассандра:

— Раз уж мы взялись в открытую обсуждать твои частные дела, Джейн, позволь узнать, как продвинулась ситуация с мистером Мюрреем с тех пор, как ты ему написала?

Насколько мне было известно, Джон Мюррей и Джейн Остен все еще пытались прийти к согласию касательно издания «Эммы», и их переговоры были прерваны из-за драмы, разразившейся вокруг болезни Генри.

— Ох! Он плут, как я и говорила. Но учтивый. Он готов встретиться через два дня, и я надеюсь, мы сумеем прийти к согласию. Генри уверяет меня, что точно поднимется с постели и поможет мне в этом деле. — Она помолчала. — Но я не думаю, что в этом есть необходимость. Я ощущаю себя ровней мистеру Мюррею.

— Я могу помочь, — предложил Эдвард. — Продать книгу вряд ли труднее, чем продать ячмень или свиней? Мы должны назвать разумную цену и стоять на своем. Я деловой человек, Джейн, я в таком разбираюсь. Позволь мне с ним пообщаться.

— Я в некоторых сомнениях касательно того, что продажа книги не отличается от продажи свиней, — вмешался Джеймс. — Во-первых…

— Пожалуй, нам стоит отложить эту дискуссию на потом, — сказала Кассандра. — Должно быть, нашим гостям весьма утомительно обо всем этом слушать.

Это было совершенно не так, но намек ее мы уловили. Мы с Лиамом переглянулись и одновременно поднялись. Когда мы прощались со всеми, вид у Джейн был взволнованный, но останавливать нас она не стала.

— Я всегда считал, что Кассандра — защитница Джейн, — сказал Лиам.

Было поздно, гомон лондонских улиц заглушил холодный ливень. После безвкусного ужина, состоявшего из пирога с голубями и вареной картошки, мы засиделись с кларетом, удрученные и немного опьяневшие, переговариваясь так тихо, что нам приходилось нагибаться друг к другу через стол.